— Ты могла посмотреть на него в интернете. Думаю, видео с его концерта есть в свободном доступе. — Складываю руки на груди и встречаюсь с виноватым взглядом подруги. — И не смотри на меня так. Если нужно, я весь вечер буду напоминать тебе, что ты замужем.
Ненавижу измены. В любых проявлениях. Человек, который изменяет или собирается изменить, для меня умирает. Да, вот так категорично. Не любишь — отпусти. Больше не хочешь быть вместе — скажи. По сути, все мы люди свободные, и никто никому ничего не должен, но измены — это та грязь, после которой не отмыться. Как после этого мужья приходят домой к своим женам и ложатся к ним в постель? Как женщины, которые были полчаса назад под другим, звонят своим мужьям и уточняют, что те хотят съесть на ужин?
Для меня загадка, как... и я очень надеюсь, что моя подруга сможет держать себя в руках, по крайней мере, сегодня. Машка клятвенно пообещала, что не будет делать глупостей. Для этого я здесь, чтобы проконтролировать, как именно она не будет их делать.
— Мне не нужно об этом напоминать, я всегда помню, — демонстрирует правую руку, на которой поблескивают два кольца, оба на одном пальце. Тонкий классический ободок и второй с кричащим бриллиантом посередине. Всё как в сказке, о которой мечтает каждая девушка. Машка тоже мечтала.
— Маша… — пытаюсь вразумить подругу.
Иванова поворачивается ко мне и кивает подбородком на постер, украшающий дверь в концертный зал, который находится в подвале клуба. Там изображён Егор, тот самый рыжий парень из университета. Он ничуть не изменился. Яркая футболка, рваные джинсы, рыжая шевелюра, растрëпанная во все стороны. Голова вскинута вверх, а в руке он держит микрофон, в который, по всей видимости, что-то поёт или орёт. О его музыкальных талантах я ничего не знаю, но раз билеты сюда было так сложно достать, и в вестибюле толпятся подпрыгивающие от нетерпения девушки, значит, что-то он да умеет.
— Что Маша? Посмотри на него. Три года прошло, а я всё ещё его помню. Руки помню его, губы... и всё остальное! Лëша меня целует, а я другого представляю! Ненормально это, — тихим шёпотом добавляет Маша и отворачивается обратно к зеркалу. — Не нужно мне было его посылать. Смотри, чего добился, а я... я могла бы рядом быть. Пройти с ним дорогу от самого низа, в него ведь никто не верил. Даже я.
— Зачем махать кулаками после драки? Что ты сейчас изменить хочешь? Ну разводись тогда с Лëшей! Хвостом махать то тут, то там — это низко. В универе я бы ещё поняла, ты там никому ничего не должна была. Но сейчас у тебя есть муж.
— Иногда нарушать правила весело, — пожимает плечами Иванова, а мне хочется её стукнуть.
— Нам уже не по двадцать лет…
— По двадцать три! Это ты примерила на себя старушечий образ и живешь в своём коконе. А я, я хочу пожить так, как мне нравится. Я всю жизнь жила так, как надо другим! Сейчас могу позволить себе иное . И если Егор меня вспомнит, а он вспомнит, то…
— Не хочу даже слушать тебя! — Теперь пришла моя очередь руками махать. — Сама сказала, прошло три года!
— Это капля в море. Хочешь сказать, ты совсем-совсем забыла Морозова?
— Да, — отвечаю, не мешкая ни секунды.
Даже слишком поспешно. Машка щурится, глядя на меня, а потом кивает кому-то за моей спиной.
— Может быть и так. А может быть, твой Филипп был просто твоим спасением. Иначе ты чокнулась бы в агонии чувств.
— Фил — был любовью всей моей жизни, — чеканю сквозь зубы.
Я просто в недоумении. Какая муха укусила мою Машу? Чем она так недовольна в своей идеальной жизни, что кидается такими словами? Она что, не понимает, что сейчас задела глубокие раны моей души?
— Извини… — тут же сдувается Иванова и дружески кладет ладони на мои напряженные плечи.
Она выше меня на полголовы. Постоянно на шпильках. Постоянно при макияже и параде. Я знаю её со школы, но сейчас просто не узнаю.
— Ты не права, — всё, что мне удаётся из себя выдавить, — я хочу уйти.
— Даша... не бросай меня. Прости-прости…
Передергиваю плечами и руки Машки соскальзывают, повисая вдоль её стройного тела.
— Знаешь, на твоем месте я всё же думала бы сегодня головой, а не чем ты собираешься там думать. Обидеть человека очень просто, как и потерять его. Вернуть зачастую почти невозможно. Идём в зал, — примирительно бросаю я и, не дождавшись подругу, иду в сторону лестницы, ведущей вниз.
Краем глаза замечаю знакомую высокую фигуру, которая подходит к гардеробу. Тут везде зеркала, поэтому мне даже не нужно оборачиваться, чтобы убедиться в том, что это именно он. Помнится, в университете Морозов и Егор подружились, не знаю, как сложились их отношения дальше, но почему-то я совсем не удивлена тому, что сегодня он здесь.
А ещё я совсем не удивляюсь, замечая рядом с ним ту самую девушку из кофейни. Совсем не удивляюсь, но почему-то морщусь, как от чего-то кислого и неприятного.
16
Концерт потрясающий!
Я просто не ожидала, что мне так понравится. Я очень давно не была на подобных мероприятиях. Как и что поёт Егор не знала, для меня он по-прежнему знакомый из университета, который учился на пару курсов младше и любил горланить песни под гитару. Он вроде в то время уже немного выступал, просто мне это было неинтересно.
На глазах у Машки выступили слёзы, когда она увидела на сцене Егора. Худой и высокий. Мазнул взглядом по залу, широко разведя руки. Кричал в микрофон приветствие в своей обычной весёлой манере, и зал отвечал ему. Мы стояли внизу около сцены, в толпе беснующихся фанатов, в самой гуще событий, и я первый раз за долгое время почувствовала себя живой.
Сначала неуверенно притопывала ногой, будто спрашивала у самой себя разрешения. А можно ли мне так себя вести? Можно отпустить? Просто пожить и прожить один вечер, забив на всё остальное.
Я стояла рядом с Машкой, но мы были словно не вместе. Она с горящими глазами наблюдала за сценой, по которой носился Егор. В её глазах стояли слёзы. Наверное, это были слёзы сожаления. О том, что в итоге её жизнь свернула не туда. Не мне её судить. Слова, которые вылетели из её болтливого рта, меня задели, но я решила сейчас не зацикливать на них внимание. Все мы ошибаемся. Главное, уметь это вовремя заметить.
— Я отойду, — кричу на ухо Ивановой.
Она спешно кивает и отворачивается обратно к сцене.
Кровь в венах бежит быстрее и сердце грохает в ушах, которые немного заложило от громких басов. Уверенно работаю локтями, прокладывая себе путь к бару. Ужасно хочу пить.
Я танцевала! Впервые за долгое время!
Забегаю в женский туалет и прижимаю руки к лицу. Щёки пылают. Волосы липнут мокрыми прядями к шее то тут, то там. Глаза блестят. Я не узнаю себя и несмело улыбаюсь.
Прости меня, пожалуйста, за то, что я живу.
В туалет вваливается толпа хихикающих подростков и я спешно выключаю кран, освобождая помещение.
У бара полно народу. Я нахожу себе место на самом углу и пытаюсь привлечь внимание бармена. В безуспешных попытках проходит несколько минут.
— Блин.
— Помочь? — раздаётся над самым ухом, и я вздрагиваю.
Оборачиваюсь так стремительно, что отдает неприятным ощущением в затылке. Покалывает и стреляет. Морозов смотрит, как я растираю шею, посмеиваясь.
— Замучал хондроз? — ухмыляясь, спрашивает он и ставит руку рядом с моим плечом на барную стойку.
— Я ещё не знаю таких слов, — решаю пошутить.
Изо рта вылетает смешок, который я тут же прячу, покусывая губы.
Кирилл вдруг наклоняется очень близко. Так близко, что я могу уловить его запах. На секунду ресницы опускаются, потому что это знакомый мне запах. Все рецепторы просыпаются. Сердце в груди делает удар и замирает, потом, конечно же, опять начинает биться. Но пульс у меня уже успевает подскочить.
Недоумеваю от своей реакции, пытаюсь отстраниться от Морозова. Он на меня не смотрит, общается с подошедшим наконец барменом. У него всё нормально, уверена, он даже не замечает нашей близости, от которой я внезапно получила всплеск адреналина.
