нескольких недель я навещал его, принимающего небольшие порции денег, теплой еды и одежды, наблюдая со стороны, чтобы понять, был ли он побочным продуктом наркотиков, которые я выбрасывал на улицы, или же он был кем-то другим. Кто-то, достойный второго шанса.
К счастью для него, это было последнее.
Когда я купил Тигровую лилию на наследство моих родителей, то, что скрыл от меня дядя, я пошел прямо к Сми и предложил ему комнату и питание. Новый шанс. Новое начало. При условии, что он поклянется в верности и будет работать только на меня. За исключением Ру, он был самым постоянным в моей жизни.
Тем не менее, я держу его на расстоянии, не позволяя ему знать о самых темных сторонах моей жизни. Любой может предать, если дать ему правильный стимул, и несмотря на то, что я знаю, что Сми последовал бы за мной на край земли, я не хочу рисковать тем, что его схватят и заставят разгласить секреты, которые он не должен рассказывать. Было бы жаль покончить с его жизнью.
— Мне не нужно, чтобы ты одобрял мои завоевания, Сми. Мой посуду и держи под контролем мою яхту. За это я тебе и плачу, — огрызаюсь я.
— Прошу прощения, босс.
Он кивает и отворачивается, сосредоточившись на посуде в раковине. Но его слова проникают сквозь мои и без того потрепанные нервы. Я знаю, какая Венди хорошая девушка, ее чистосердечная невинность вытекает из ее пор, как масло, блестит и от нее невозможно отвести взгляд. Может быть, поэтому она так меня влечёт — темные части моей души жаждут ее света.
Возвращаясь в свою личную каюту, я напоминаю себе, что стоит на кону. Она — инструмент. Что-то, что можно использовать и сломать, средство достижения цели и ничего более. И хотя я с нетерпением жду возможности насладиться ею, позволив этим чувствам запутать мои внутренности, я не добьюсь ничего хорошего.
Подкрепив свою цель, я открываю дверь, шаги замедляются, когда я вижу ее, сидящую в центре моей кровати, волосы в беспорядке на голове, а глаза все еще тяжелые от сна.
Ухмылка озаряет ее лицо, заставляя мой желудок сжаться.
— Привет. Я волновалась, когда проснулась совсем одна.
Я сажусь на край кровати.
— Мои извинения. Я подумал, что ты захочешь пить, но потом понял, что не уверен, чего бы ты хотела.
— О, — ее щеки становятся круглыми от улыбки. — Это мило с твоей стороны. На мгновение я забеспокоилась, что меня похитили. Проснувшись в незнакомой комнате, я была немного дезориентирована.
— Замечательные похитители, раз держат тебя в таких качественных простынях.
— Ну… никогда не знаешь, они могли пытаться обманом заставить меня подчиниться.
Мои губы подергиваются, в груди бурлит веселье.
— Обманом?
— Да, ну ты знаешь, — она убирает прядь волос со лба. — Стокгольмский синдром или что-то в этом роде.
Мои брови поднимаются.
— И ты думаешь, что восприимчива к такому?
Она кивает.
— Я думаю, мы все подвержены странным вещам, когда наше эмоциональное и физическое состояние находится под давлением.
— Очень проницательно, дорогая.
Тошнота подкатывает к моему нутру.
Тыльные стороны ее рук прижимаются к щекам.
— Мне так жаль, что я заснула после… Ну, ты знаешь. Я не хотела.
Она качает головой, и я замечаю слабую вспышку цвета. Моя рука движется вперед, чтобы провести кончиками пальцев по розовым отметинам на ее шее.
— Никогда не извиняйся за то, что находишь утешение со мной, — я убираю руку, кровь приливает к моему паху, когда я понимаю, что она носит мои отпечатки на своем горле, как ошейник. — С твоей шеей все в порядке?
Ее рука движется от щеки к дыхательному горлу.
— Все в порядке.
— Ты уверена?
— Ничего не болит, — ее губы приподнимаются. — Ощущения идеальные.
— Выглядит так, будто может остаться синяк.
Она пожимает плечами.
Я приближаюсь, наклоняю ее голову в сторону и прижимаю мягкий поцелуй к отпечаткам.
— Мне нравится, что у тебя на коже есть напоминание обо мне.
Ее рот приоткрывается, и она вдыхает. Я наклоняю ее подбородок и закрываю ее губы кончиками пальцев.
— Ты можешь остаться здесь, если хочешь, или я могу отвезти тебя обратно к твоей машине.
— Который час?
— Поздний, — отвечаю я.
Ее пальцы крутятся на коленях.
— Я думаю… я, наверное, пойду домой. Мне нужно на работу утром.
Я киваю.
— Я понимаю, хотя мне бы хотелось, чтобы ты побаловала меня и осталась.
Поездка на машине обратно в «Ванильный стручок» проходит спокойно, мягкая классика играет через динамики, пока она смотрит в окно. И снова я понимаю, что ценю все те способы, которыми она не настаивает на разговоре, предпочитая находить утешение в нашем молчании. Не так много людей, способных на такое, и это заставляет мое уважение к ней расти.
Я паркуюсь рядом с ее машиной, и на этот раз она даже не пытается открыть свою дверь. Удовольствие струится по мне, зная, что она уже делает то, о чем я прошу. Как только я открываю дверь, она берет мою руку и поднимается, прежде чем положить ладони мне на грудь.
— Спасибо за прекрасное свидание, — говорит она.
— Можешь поблагодарить меня еще раз после следующего.
Мои руки обвиваются вокруг ее талии и притягивают ее ближе.
— Ты так уверен, что оно будет?
Я ухмыляюсь, провожая ее назад, пока она не упирается в бок машины. Моя рука покидает ее талию и нежно обхватывает ее шею, кончики пальцев скользят по синякам. Я наклоняю ее голову назад.
— Я уже говорил тебе однажды, что хочу, чтобы ты была только моей, — губы касаются ее челюсти. — Думаю, ты уже поняла, что я могу быть очень настойчивым.
Ее дыхание прерывается, и во мне просыпается вязкое желание, мои внутренности дрожат от потребности погрузиться в нее. Почувствовать, как ее тело облегает меня, пока я разрушаю ее изнутри.
Я
