– Спасибо, Анита, – киваю ей я.
– Не за что. А вообще я пришла сказать, что в пять часов Адам приглашает всех в сад. Держите, – кладёт она на кровать Софи конверт.
– Сказки Шахерезады? Что это значит? – оборачивается к ней Миранда, прочитав приглашение.
– Понятия не имею, – пожимает плечами Анита и, подмигнув мне, уходит.
А потом начинается такой кавардак.
Оказывается, к пяти часам нам предоставили не только полную гардеробную нарядов в восточном стиле, но и несколько гримёров, стилистов и визажистов, чтобы мы выглядели как настоящие наложницы в гареме.
И тридцать девушек несколько часов сурьмили брови, бренчали монистами, делали арабский макияж, лепили искусственные ресницы, в общем, старались как могли, чтобы явиться в огромный шатёр к султану при полном параде.
Но лучше всех в этом шатре, заставленном блюдами со сладостями, кувшинами с вином и прочими атрибутами турецких исторических сериалов был, безусловно, сам «султан».
В длинном расшитом золотом изумрудном кафтане, надетым прямо на голое тело и расстёгнутом на груди, в шёлковых шароварах под ним и босиком, он сидит на небольшом возвышении в подушках и поигрывает перстнями на пальцах, как истинный правитель, приветствуя каждую входящую девушку скупым кивком.
Кейт, конечно, расположилась на толстых коврах в первом ряду. После личного свидания она, можно сказать, была в фаворитках. Я постаралась выбрать уголок потемнее и подальше, за спинами у всех. И Анита, как ни странно присоединилась ко мне.
– Задача проста, – достаёт Адам из-за спины две розы, белую и чайную, и выразительно покрутив в руках кладёт рядом с собой, – рассказать султану такую историю, чтобы она растопила его холодное сердце и запала в душу. Та история, что понравится мне больше всех, заслужит чайную розу. Это двухдневное свидание в горном шале и иммунитет на все дни до него. А «наложница», что окажется второй по красноречивости, получит иммунитет только на сегодняшний вечер и белую розу.
По шатру несутся возбуждённые шепотки.
– Двухдневное? – спрашивает девушка рядом с нами.
– Мы слышали не больше тебя, – осаживает её Анита, сверкнув глазами, и девчонка старается отсесть подальше.
– А у тебя есть история? – вздыхаю я, силясь припомнить хоть что-нибудь.
– Мне она ни к чему, – шепчет Анита. – Я сегодня выбываю.
– В каком смысле?
– В самом прямом, – хмыкает она. – Он меня затем и задержал, чтобы предупредить.
– Они что ещё и предупреждают?! – стараюсь я говорить как можно тише, но всё же заставляю девушку впереди себя недовольно обернуться.
– Давай, давай, не шикай, – отгоняет Анита и её. – Не в кинотеатре.
– Как же я буду без тебя, – не могу я сдержаться, чтобы не обнять свою Тучку. Я даже прикусываю губу, чтобы не заплакать у неё на плече. Нет, это нечестно. Ну почему Анита? Почему не эта лживая тварь Кейт? Ну, почему именно сейчас, когда мы по-настоящему сдружились?
– Не ссы, подруга, – гладит она меня по спине и отстраняется. – Всё будет хорошо. Главное, никому здесь не верь. И думай только о себе. Я тут тебе кое-что написала, – суёт она мне в руку записку. И поясняет, пока я прячу её внутрь топа: – Прочитаешь и лучше уничтожь, не храни. А ещё кое-что расскажу. С новенькими это ты тут сама разберёшься, кто есть кто. А по стареньким пройдусь.
И пока кто-то из первых рядов принялся удивлять Адама какой-то слезливой историей, Анита, не особо церемонясь, тыкает пальцами.
– За эту не беспокойся, вылетит не сегодня завтра после меня. Вот та в голубом, девочка скромная и хорошая, с ней можешь подружиться.
– А как зовут?
– Эми, – шепчет Анита. – Пока тебя не было, она была у Адама в фаворитках.
– Хорошенькая, – рассматриваю я точёный нежный профиль блондинки, которую я и не замечала раньше.
– Не ревнуй, – улыбается моя Тучка. – Адам её просто оберегал. Она первое время всё плакала, и он взял над ней шефство, чтобы не сбежала. И она ничего, привыкла. Хорошо готовит. На кулинарном конкурсе такие шедевры делала, пальчики оближешь. А так целыми днями читает. Ни в каких сплетнях не замешана. Козней никому не строит. Ни с кем не дружит. Больше молчит. И Адама не любит.
– Что она вообще тогда здесь делает?
– Это уже ты сама у неё спроси. Мне оно было без надобности. Дальше. Вон те две, – обращает она моё внимание на девушек, что держатся за руки. – Познакомились здесь, но обе махровые лесби.
– Ты шутишь что ли? – округляю я глаза.
– А похоже? – хмыкает Анита. – Но да, имей в виду, что сюда и таких берут. Я их как-то застала в ванной. Чуть не присоединилась, – лыбится она, сверкая белоснежными крупными зубами, – горячие девчонки. Но сама понимаешь, тоже тебе не конкурентки.
Она рассказывает и про остальных. И даже про новеньких, к которым успела присмотреться. А потом огорошивает меня заявлением:
– А ты знаешь, я даже рада, что сегодня ухожу. Я так устала.
– Я тебе даже немного завидую, – вздыхаю я. Что ещё здесь ждёт меня, одному богу, наверно, известно.
– Не вздыхай. Я же говорила, что мне не показалось: он прямо с ума по тебе сходит. Адам.
– И ему можно верить?
– Как это ни прискорбно, да. Но честно, я тебе не завидую. Ведь не одна я это вижу. А ещё тебе придётся рассказать историю.
– Что? Не-е-ет, – качаю я головой.
– Да, Ева, да, – толкает она меня плечом. – А иначе как ты полетишь с ним в шале.
– Я не могу лететь ни в какое шале, – шепчу я. – У меня месячные.
Она беззвучно смеётся. Но меня сегодня уже просто достало, что надо мной смеются.
– Анита, – качаю я головой. – Я сейчас сломаю тебе что-нибудь и никуда ты не уедешь, будешь лежать в лазарете.
– Его это вряд ли остановит, Ева, да и тебя тоже. Но, в шале вы полетите и не завтра. Ты же слышала сказал: иммунитет на все дни. И, – наклоняется она к самому моему уху, – у меня тоже месячные. Поэтому меня и спросили согласна ли я сегодня. А ещё, – она воровато оглядывается, – это будет не Адам.
– А кто? И ты согласилась? – не успеваю я задавать свои вопросы, теснящиеся в голове.
– Ещё как, – хмыкает она и снова приникает к моему уху. – И мне плевать кто. И плевать, даже если он будет не один. Главное, я уеду отсюда с суммой, которой нам хватит жить безбедно пару лет, а главное, свалить на хер из этого Йемена.
– Ты из Йемена? – округляю я глаза.
– Тебя это удивляет? – хмыкает она.
– Нет, нет, это личное, – сжимаю я её руку. – Мой отец погиб под Хадейдой.
– Это север. А я живу в Эль-Гайде, на юге. И я читала твою газету. Мне очень жаль. Я тоже знаю, что такое остаться без отца. Но ты правильно сказала: у нас у каждой – своя история. Удачи тебе, Ева, – обнимает она меня. – Мне ещё нужно собраться. Я пойду.
– Удачи тебе, Анита, – крепко-крепко прижимаю я её к себе, а потом отпускаю.
– Расскажи ему ту книгу, что ты взяла у меня, – машет она рукой на прощание.
«Преступление и наказание?» – едва сдерживаю я слёзы. Но на мне такой яркий макияж, что плакать никак нельзя. Нельзя.
И чтобы отвлечься, я забиваюсь подальше в уголок и достаю записку Аниты.
Пробегаю глазами. Потом перечитываю. И снова перечитываю. Хотя там всего несколько предложений, но они об Адаме. И, кажется, я знаю под каким соусом подам ему эту нелёгкую историю преступления и наказания, которая так неожиданно оказалась созвучна его судьбе.
Спрятав записку, я вытягиваю шею, высматривая его поверх голов и тут же натыкаюсь на его взгляд. Забыв про застенчивость, поднимаю руку.
«Иди сюда», – молча, как настоящий султан, подзывает он меня.
– О чём будет твоя история? – позволяет поцеловать руку, прежде чем разрешает присесть у своих ног.
– О тебе, о, великий султан, – улыбаюсь я. – Но тебе придётся слушать очень внимательно, чтобы себя узнать.
Глава 24. Адам
– Нет, ты явно не тот парень, что убил двух старушек топором, а потом признался и отправился на каторгу, – ржёт Эван, захлопывая свой ноутбук.
