свой тост приличным слоем масла.
— Тим, мне кажется, твой хлеб вкуснее намазан, — внимательно рассматриваю его кусок, слегка облизываясь. — Не хочешь со мной поменяться? Я очень хочу попробовать твой.
— Мозно, — не раздумывая, соглашается, гордо протягивая мне свой тост и забирая у меня мой.
— Только ты не торопись, ешь.
Тим откусывает кусочек, запивая горячим шоколадом, и жмурится от удовольствия.
— Ну как? — засматриваюсь, с каким аппетитом он уплетает ароматную гренку.
— Этот осень кусный.
— Серьезно?
— Угу. А мой кусный?
— Ммм… — жую и так же жмурюсь от удовольствия, повторяя все его замашки. — Ещё бы! И твой тоже очень вкусный.
— Господи, и привидится же такое, — бормочет Наталья, доливая в мой стакан ещё немного какао. — Вы с мальчишкой похожи, как две капли воды. Если бы Тимоха не был сыном Исаева, я бы подумала…
— Кхм, кхм, кхм… — прокашливаюсь, поперхнувшись от неожиданности глотком жидкости. Едва переведя дыхание, поднимаю на домработницу ошарашенный и влажный от выступивших слез взгляд.
— Ох, простите меня. Ляпнула с дуру. Тим, хочешь ещё какао?
— Неа. Я узе наелся. Зень, посли гулять. Хосюпоулить.
Заторможенно дожёвываю хлеб, медленно возвращая внимание к Тимофею. С трудом проглатываю еду, заново изучая лицо мальчишки. Но Тим неусидчив, спрыгивает со стула раньше, чем я что-то могу понять.
— Зень! Цево замел, посли!
— Ну пошли… раз наелся. Наталья, оденьте его потеплее. Кстати, как его температура? Дай-ка свой лоб, дружище. Не то Яна проснётся и всыпет нам по первое число.
Тим подбегает, позволяя прислонить губы к своему лбу. Кожа тёплая, жар не чувствуется.
— Ночью спала и больше не поднималась, — подтверждает Наталья.
— А горло болит? — интересуюсь, ощупывая пальцами тонкую шею ребёнка.
— Неа.
— Тимоха, давай начистоту? Ты мне правду, а я исполняю обещанное.
— Цуть-цуть болит. Несийно.
— Ладно. Тогда гуляем недолго. Договорились? — отпускаю, щёлкая пальцем по курносому носу.
— Ага.
— А страсть к гонкам откуда?
— Так это… мама его пристрастила, царство ей небесное… Господи. Она Тимочку родила после одного жуткого просмотра. Испугалась бедняжка. Они ж там все ненормальные смертники. Один чуть не разбился, правда идиоту повезло. Жив остался, родился в рубашке. Ну да ладно. Сейчас одежду принесу.
Одевались молча. Пока Наталья застёгивала куртку Тима и завязывала на нём шарф, я вспоминал наш с Викой последний разговор, построенный на почве безрассудной ревности, и сопоставлял кое-какие факты. Бред, но всё же…
Вика отреагировала на меня неоднозначно, так же, как и тогда, в нашу первую встречу в далёком прошлом. Шок из-за моего неожиданного появления вывел её из равновесия, заставил занервничать. Судя по реакции, ей было больно осознавать, что бывший любовник, к которому все эти годы она оставалась неравнодушной, направил недвусмысленное внимание на родную сестру.
Готов поклясться, что если бы я позволил себе её поцеловать — она бы ответила мне с той же отдачей, что и четыре года назад, иначе как объяснить привязанность к моему подарку и реакцию на мою близость? На вопрос: «Счастлива ли она в браке?» — ответа не прозвучало, но ещё больше разожгло в её крови злость. Неужели все эти годы думала обо мне? И что попыталась скрыть, когда узнала причину моего отсутствия? Моё имя дрогнуло в голосе Виктории перед тем, как я захлопнул за собой дверь её кабинета.
Вика жила воспоминаниями от гонки к гонке, неосознанно навязывая свои пристрастия сыну? Исаева? С чего бы это?
Твою же мать! Чего такого я не знаю, о чем должен был знать? И должен ли, если меня это не касается?
— Можете идти, Евгений, — голос домработницы вырывает меня из омута мыслей. — Только недолго, пожалуйста, чтобы не промёрз.
— Когда у Тима день рождения? — решаю развеять пробудившиеся сомнения.
— Двадцать пятого октября был.
— Спасибо, Наталья. Мы немного посидим в машине. Нужно хоть чем-то его занять. Если Яна проснётся, позовите нас.
— Хорошо.
Улица встречает наши лица слабым порывом ветра. Свежий воздух, врываясь в лёгкие, слегка обжигает, спирая дыхание. Неожиданно для себя подхватываю Тима под мышки и с каким-то неописуемым восторгом подбрасываю вверх, принимая вознаграждение звонким смехом. Такая малость ребёнку нужна, чтобы спонтанно взорваться радостью.
— Ну, что, гонщик, готов получить мою машину в своё распоряжение?
— Готов!
Снимаю с охраны автомобиль. Тачка приветливо моргает, щёлкая замками.
— Ого! Какая агомная! — выкрикивает, азартно округляя глаза.
— Нравится?
— Осень. Давай, посли узе в масыну, — нетерпеливо ёрзает на руках, вынуждая меня двинуться в сторону спорткара. — Побибикатьхосю.
— Нельзя, Тимыч, Янку разбудишь. Ей выспаться нужно.
— А паулить?
— Это можно… — соглашаюсь я.
Открываю дверь со стороны водителя и усаживаю Тима в кресло, наблюдая, как на радостях взрываются фейерверки в его глазах.
— Зень, ого скоко копок! А это для цево? — увлечённо ощупывает каждую своими тонкими пальчиками, приоткрывая при этом рот и высовывая язык.
— Это климат-контроль. Держит салон машины в тепле зимой и прохладным летом.
— А мозноклюцить?
— Нажимай сюда, — опираясь рукой о дверь, указываю пальцем, помогая Тиму справиться с программой.
— Ох ты! Хи-хи… — довольно хохочет, подставляя лицо лёгким толчкам воздуха. — Тёпленько дует… Секотна. А эта?
— Поворотники.
— А эта класная копка для сего?
— Эта стартовая кнопка, чтобы завести мотор.
— А поцему такой маинькийуль? У папы бойсе.
— Почему маленький? Он очень удобный, спортивный. Попробуй, обхвати руками здесь и здесь, — наклоняюсь к нему ближе, беря за тоненькие запястья, и укладываю руки Тимохи по обе стороны руля, прижимая к ободку своими ладонями, — чувствуешь, как классно обтекают его ладони?
— Ух, ты, — вдохновлённо выдыхает, едва заметно выкручивая руль то влево, то вправо. — Клуто…
— Тим, — пользуясь случаем, интересуюсь, прислоняясь щекой к его виску, — сколько тебе лет?
— Тли, — чётко даёт ответ.
Пока он возится с «начинкой», я прикидываю в уме месяцы после нашего с Викой секса, и с грустью осознаю, что моя математика явно не сходится с
