же проснулся.
– Как ты себя чувствуешь? – его сонный голос лился, как сладкий сироп.
– Думаю, можно сходить в больницу днем, скажу, что упала с лестницы, поскользнувшись.
– Я не смогу с тобой пойти – у меня прямой эфир на радио, – он стал целовать меня в шею.
– Тебе и не нужно со мной ходить, я же говорила, что не хочу огласки, – я попыталась убрать волосы, разметавшиеся по его подушке.
Саша сел. Он повернулся ко мне боком, чтобы заглянуть в глаза.
– Ты же понимаешь, что это неизбежно.
– Эти преследования репортеров превращают жизнь в ад, – я смотрела в потолок.
– Хочешь сказать, что известность – не лучшая сторона успеха?
– Без этих сплетников работалось бы гораздо лучше.
– Можно подумать, что года три назад ты не мечтала об этом. Не хотела, чтобы твое творчество было замечено?
– Я? Да я хотела писать, задевая сердца таких же девчонок, как я сама. Но уж точно не хотела сидеть в кожаном кресле и давать интервью модному журналу, отвечая на их каверзные вопросики, – мне не нравилось, куда вел наш разговор, но я не могла промолчать.
– А каким образом твои поклонники узнают, чем ты живешь, какие книги читаешь и что тебя вдохновляет? – Саша сидел ко мне лицом, я могла разглядеть мышцы на его животе, это, конечно, отвлекало, но я доказывала свою точку зрения и была поглощена спором.
– Зачем им это знать?
– Хотя бы чтобы лучше понимать тебя.
– Мне не нужно, чтобы они понимали меня или мои стихи. У этих людей должны появиться свои чувства и мысли, когда они прочтут меня. Красоту жизни, страсть любви, боль утраты – вот что должно раскрывать им мое творчество, – я села, чтобы мои глаза были на уровне с ним, – никак не то, с кем и где я провожу выходные.
– Гениально, быть творцом без личности, а ведь репортерам нужно знать все, и чем больше ты будешь скрывать, тем сильнее они начнут копать, – Саша улыбнулся.
– Копают наверняка те, кто даже стихов моих в глаза не видел – просто услышал что-то про известную личность и давай ворошить чужие страницы жизни, – я сложила руки на груди.
– Именно личность, а не печатную машину. Твои взгляды на жизнь могут изменить кому-то сознание, так почему бы не открыть им свой внутренний мир? – он хотел коснуться моей ноги, но я спрятала ее под одеяло.
– Пусть это делают те, кому есть чем делиться, а мне бы самой для начала не помешает понять, что творится в моей голове.
– Откровенность с ними дает хорошую возможность разложить все по полочкам, это как на приеме у психотерапевта, – Саша медленно наклонился ко мне.
– Вот только он подписывает контракт о конфиденциальности, – я прижалась спиной к подушке, поджав одеяло подмышками.
– Сколько ты намерена спорить со мной? – он посмотрел на мой рот, и я вдруг забыла, о чем мы говорим.
– Семь или восемь десятков лет, – я напомнила ему вчерашние слова.
Он протянул ко мне руку и медленно провел большим пальцем по моим поджатым губам.
– Придется чем-то занимать этот рот, – Саша поцеловал меня, но я так и не раскрыла губ.
Тогда он аккуратно надавил пальцем на нижнюю губу, в ответ я взяла и укусила его. Тут он не выдержал и повалил меня на матрас, плотно прижимая своим телом.
Вновь я проснулась, когда часы показывали половину двенадцатого. Судя по звукам из кухни, Саша пытался найти что-нибудь для завтрака. Я натянула на себя футболку и на цыпочках прокралась, чтобы подсмотреть, как он этим занимается. Но, к моему сожалению, он стоял у окна и ел кукурузные хлопья. Всухомятку, прямо из пакета.
– Приятного аппетита, – я улыбнулась ему.
– Невероятно, но это, оказывается, можно есть, – Саша был уже одет, волосы уложены в нужном беспорядке, а на губах играла фирменная улыбка. Вот он, Кот в его привычном виде. Я рада была видеть такого Сашу на своей кухне, впрочем, как и в любом другом настроении. Все же довольный Кот – зрелище наипрекраснейшее. Он подошел ко мне и поцеловал в щеку. Я уже было повернулась, чтобы налить себе стакан воды, как его руки (кстати, уже в перчатках) обвились вокруг моей талии, и он запечатлел на моей шее еще с десяток поцелуев.
– Мне нужна очередная порция обезболивающего, – я потянулась за водой. Когда я выпила таблетку, Саша отнес меня на кровать.
– Тебе нужно поспать, а потом показаться врачам, – он накрыл меня одеялом и поцеловал в нос.
– Я не пойду, – эта решение пришло мне в голову, как только я проснулась.
– Что за новости? – Саша сел на край кровати, охватив рукой мои ноги.
– Если я не смогу им соврать, то в этой истории появится полиция, – я закусила губу, не желая говорить о той, кого обвинят в покушении на мою жизнь.
– Тебе нужно о себе думать, а не о ней, – Саша нахмурил брови, – ты должна сходить в больницу.
– Я не маленькая и сама могу решать, что мне нужно делать, а что нет, – меня действительно немного замучили его наставления и я снова хотела стоять на своем.
– Думаешь, я обижусь на твои слова и отстану? – он сжал мои ноги вместе с одеялом.
Я понимала, что он, в отличии от Максима, старше меня и, конечно, не собирается слушать мои капризы. Но именно с Сашей мне хотелось отстоять свое право выбора. Хотя бы потому, что не хотела быть глупышкой, заглядывающей в рот своему кумиру. Не лучший момент, тем более, что боль в голове подсказывала об ухудшении состояния.
Саша молча встал и вышел из комнаты. На душе заскребли кошки – ну и кому я что-либо доказала? Через пару минут он вернулся и снова сел рядом.
– Максим увезет тебя, – он наклонился так близко, что я видела лишь его глаза, – и это не потому, что я привык делать так, как считаю нужным. Просто сейчас, когда это касается твоего здоровья, нет смысла стоять на своем, не совсем правильном решении.
Мне хотелось извиниться за свое поведение, сказать, что я действительно была неправа, но вместо этого я лишь тихо произнесла: «Спасибо». За то, что заботится обо мне, несмотря на мой ужасный характер. Непонятно, отчего я становилась такой несносной, что противно самой себе, наверное, все дело в Саше, которого злило мое поведение, а я, как самоубийца, хотела снова и снова испытать непоколебимость его намерений. В конце концов, если бы его это раздражало, он бы не сидел тут и не соблазнял меня своими
