Возвращается на кухню, одетый и умытый, как раз, когда Люба накладывает в тарелки кашу.
— Каша? — вскидывает он брови.
— Вкусная каша, — говорит Люба, и ставит перед ним тарелку, — ешь!
Хотя по хрен, из её рук он и яд бы съел.
Берёт ложку, и замечает ироничный взгляд матери.
— Зачем ты встала? — ворчит он.
— Я хорошо себя чувствую, — отвечает она, — пока есть возможность, надо двигаться.
— Ага, только не переусердствуй, — бурчит он, и принимается за завтрак.
Люба молчит, тоже ест.
— Услышала, что кто-то хозяйничает на кухне, думаю, неужто мой сын сподобился до готовки, встала, а тут очаровательная девушка, — и мама разулыбалась.
Люба покраснела.
— А, между прочим, Люба, он прекрасно умеет готовить, — продолжила мама.
Неженка метнула на него взгляд, но Матвей невозмутимо продолжал, есть, действительно вкусную кашу.
— Мам, ты ешь, а то каша остынет, — вставил он.
— А вот манеры, у него так себе, — усмехнулась мать.
— Я заметила, — пискнула Люба.
Спелись, блядь!
Они, молча, продолжили. Люба первой встала из-за стола, и собрала грязные тарелки.
— Ольга Борисовна, чай? — спросила Люба.
Мать кивнула.
— А тебе кофе? — спросила у Матвея.
— Садись, я сам налью, — решил он поухаживать за ними.
— Там булочки сын, Галя вчера стряпала, — встряла мама. — Галя это моя сиделка, — пояснила она, присевшей Любе.
Матвей налил маме чай, а им с Любой кофе. Достал булочки, поставил на стол, сел.
— Люба рассказала мне, что работает в издательстве, — мама отламывает кусок сдобы, — не правда ли прекрасная профессия? Матвей?
— Ты намекаешь, что моя профессия не очень прекрасна, — отозвался Матвей.
— Какая у тебя профессия, Матвей! — фыркнула мама. — Кто ты, директор?
— Да, мам, я директор, — раздражённо пожал Матвей плечами, — Люба, между прочим, тоже управленец, так чем я хуже неё.
— Ну, ты тоже сравнил, — опять фыркнула мама, — у неё диплом филфака с отличием.
Люба только успевала, переводит взгляд с одного на другую.
— А вы кем работаете? — вставила она, тем самым оградив мать от колкого ответа, что готов был сорваться с языка Матвея.
— Я уже на пенсии, а работала учителем истории, — ответила мама, — я так мечтала, чтобы Матвей выучился в институте, но…
— Но Матвей не выучился, — закончил за неё Матвей.
— Ладно, — вздохнула мама, — пойду, прилягу, — она встала. — Любочка спасибо за завтрак, приходите в гости, — протянула руку к сыну, — проводи меня Матвей.
Они вышли в коридор, свернули в комнату.
— Мам прости за резкость, просто…
— Кто эта девушка, Матвей? — мама медленно опустилась на кровать.
— Моя… э-э-э девушка, — протянул Матвей, и тоже опустился рядом.
— Помнится, у тебя была другая, — разворчалась мама.
— Была другая, теперь эта, — огрызнулся Матвей, помогая матери улечься.
— Слишком мила, и хороша для тебя, — подметила мама, — не обижай её, не сломай.
— Всё будет в порядке! — отмахнулся он. — Она тебе понравилась?
— Очень, дорогой, и поэтому, зная тебя, прошу, не навреди ей.
— Я что, по-твоему, монстр? — возмутился Матвей.
— Ты бываешь, жесток, — ответила мама.
— Ладно, мам, отложим разговор, тебе надо отдохнуть, и прошу, не медли как в прошлый раз, сразу же вызывай скорую, — он склонился над ней и поцеловал в прохладную, сухую щеку. Такую родную.
— Я люблю тебя, сын! — вздохнула мама.
— И я люблю тебя, — он вышел, и как раз в этот момент, позвонили в дверь. Пришла сиделка.
В машине он всё думал о словах матери. Посматривал на Любу, и убеждался, что мать права, она слишком хороша для него. Для такого циника, и пошляка, как он, в самый раз подходит Машка. Она всегда смеялась над его шуточками, и не оскорблялась ими. Была всегда не против перепихнуться где угодно, и никогда не взывала к его совести. Да она идеально подходила ему. Вот только, от Неженки бросало в жар. Только у нее он ловил каждое движение, и слово. Ему хотелось быть лучше рядом с ней. Он потому так и рассердился, когда мама начала петь свою любимую песню про образование, и кто знает, что она там мола наговорить Любе про него. Не хотел он, чтобы знала она какое он ничтожество.
— У тебя классная мама, — выдала Люба.
— Да, — усмехнулся Матвей, — о чём болтали, пока я спал?
— В основном я рассказывала про работу, и пару книг обсудили.
— И всё?
— И всё, Матвей, все твои секреты надёжно скрыты, — фыркнула Люба, и сделала страшные глаза.
— Да нет у меня секретов, — усмехнулся он, — только страшные тайны!
— Интересно это, какие? — она склонила голову набок.
— Тайны, на то и тайны, — пояснил он, — они должны быть сокрыты.
— Хорошо, Матвей, но если я узнаю, что ты когда-то не перевёл бабушку через дорогу, нашим отношениям конец, — пошутила Люба.
— А у нас отношения? — присвистнул он.
— А ты против?
— Да нет, просто кто-то вчера просил отвезти её домой и трахнуть, и я мог быть свободен, — глумился Матвей.
— Можно подумать тебя надолго хватит! — Люба закатила глаза.
Вот же зараза! Ладно!
Они доехали, Матвей остановился, Люба вышла, и вопросительно посмотрела на него.
— Ты не идёшь? — удивилась она.
— Нет, на работу опаздываю! — серьёзно произнёс он.
— Матвей, — она надула губки.
— Что Люба?
— Ты что обиделся?
— Нет, но если ты меня попросишь, о том чего ты хочешь…
— Холодов, ну ты и скотина! — она хлопнула дверцей, и зашагала к подъезду.
Матвея забавляли вспышки гнева у Неженки. Она совершено не умела злиться. Губки поджимала, глазами сверкала, а всё равно оставалась милой.
Конечно, он хотел её, изнывал всю ночь, прикасаясь к ней, и не имел возможности продолжить. Только вот упрямый характер требовал доказать, кто в доме хозяин.
Он уже хотел идти за ней, когда она снова показалась из подъезда, подошла к машине, открыла дверцу.
Неженка уже заранее покраснела. Она смотрела на него таким отчаявшимся взглядом, что Матвею хотелось плюнуть на все эти игры, сгрести её в охапку, и унести в квартиру, где он, наконец-то получит вожделенное тело, и утолит свою похоть. Но опять, же упрямый характер.
— Матвей, — протянула она, избегая его взгляда.
Если бы она посмотрела на него, то поняла бы что он откровенно веселиться, и может уже точно бы обиделась.
— Прошу, пойдём, — жалобно простонала она.
— Зачем? — грозно вопросил он.
Она закусила губу.
— Я хочу тебя! — тихо сказала она.
— И чего же ты хочешь от меня? — не унимался Матвей, готовый бежать за ней, в любую секунду, если она не выдержит, и решить ретироваться.
— Я хочу, чтобы ты уже трахнул меня, наконец! — выпалила Люба, и снова покраснела.
Пиздец! Как же она прекрасна! Какая, нах Машка!
— Ну, тогда пойдём, — соблаговолил он согласиться, а когда догнал её у подъезда, закинул на плечо, и почти бегом поднялся на второй этаж.
— Видишь, я дольше тебя продержался, — усмехнулся он, ставя её перед дверью.
— Поздравляю, — Люба показала язык.
— Откушу, — пообещал он.
Она открыла дверь, и они ввалились внутрь.
Матвей скинул с себя обувь и куртку. Потом помог Любе, подхватил её на руки и понес в спальню.
— Учти сегодня, ты опоздаешь на работу! — пообещал он, раздевая её.
— Матвей, у меня переговоры, и встреча…
Он закрыл её рот поцелуем, старался действовать нежно, но желание накатывало с новой силой, и Матвей еле сдерживался, чтобы не сорвать с неё остатки одежды, и не насадить на свой член.
Блядь! Как же он хотел её!
Но больше он хотел увидеть удовольствие в зелёных глаза, услышать стоны наслаждения, чтобы металась по кровати, и молила взять её. Вот этого он хотел больше, чем быстрого утоления похоти.
Она уже от поцелуя вся раскраснелась, и задыхалась. А от его прикосновений, и вовсе дрожала. Он раздевал её, срывая одежду и разбрасывая её всюду. Разглядывал вожделенное тело, он и сам весь дрожал от желания. Когда она осталась обнажённая на кровати, он отошел, пристально глядя на неё.
