И я бы использовал его не только для себя, но и для него.
***
По дороге к дому я смотрю в окно: солнце отражается от волн, расходящихся далеко внизу по дороге, уходящей к вершине скалы. Повернув обратно, я еду дальше, пока не упираюсь в ворота, ведущие к дому, а за ними — к Амелии.
Только замедлив ход, я понимаю, что ворота были открыты, что на территории было слишком тихо.
Я оставляю машину во дворе, солнце бьет мне в спину, но не от этого моя кожа начинает гореть.
В таком опасном мире, как мой, было вредно учиться тому, когда и как доверять своему инстинкту. В любой момент это могло означать жизнь или смерть, и это чувство, когда ты понимаешь, что за тобой наблюдают, было почти всегда реальным. Я не останавливаюсь, но незаметно сую руку за пояс, снимаю оружие с предохранителя и держу его перед собой. Когда я подхожу к двери, она оказывается слегка приоткрытой.
Скрежеща зубами, я открываю ее и обнаруживаю внутри кровавую бойню.
Глава 20
Амелия
Уже после ухода Габриэля я решила покинуть комнату с Линкольном. Я знала, что его здесь нет, но, как ни странно, мое тело пугающе реагировало на его присутствие. Сердце забилось чуть быстрее, кровь и кожа стали чуть теплее.
Мои губы все еще горели от поцелуя, я все еще чувствовала его вкус на своем языке.
Взяв Линкольна на руки, я несу его в игровую, кладу на пол и окружаю игрушками из ведерка, стоящего рядом с диваном. Пока он отвлекается, я наливаю себе выпить в баре, установленном рядом с большими эркерными окнами, выходящими во двор. На полке стоял мини-холодильник и несколько бутылок дорогих на вид спиртных напитков, но я взяла только воду.
Нейт был где-то здесь, я видела его после того, как вышла из комнаты, но за нами присматривал Кольт, который сейчас стоял у двери, спиной ко мне.
Я подумала, не обмануть ли мне его, не попытаться ли снова сбежать, но что-то остановило эту мысль. Я сказала себе, что это потому, что не хотела, чтобы с Кольтом случилось что-то плохое. Независимо от того, на кого он работал и как его заставили нянчиться со мной, я не хотела, чтобы он пострадал от каких-либо последствий. Габриэль выглядел вполне разумным, несмотря на похищение и заключение меня взаперти, но была причина, по которой одно его имя могло заставить кого-то наложить в штаны.
Когда Линкольн был занят на полу, я свернулась калачиком на диване, положив на колени книгу о моде. Предложение, сделанное Габриэлем, постоянно крутилось у меня в голове. Я сказала ему, что подумаю, что заключила с ним сделку, но я не ожидала того, что он сказал. За то, как он назвал меня и что увидел во мне.
Храбрость? Я не была храброй. Я не могла быть такой.
Что такое храбрость, если я боялась принять искреннее предложение, которое могло бы мне помочь? Может быть, потому, что оно исходило от него? Не знаю.
Но я была права. Находиться рядом с ним, принимать от него что-то — это была проигрышная игра.
Я никак не могла выйти победителем.
Я вздыхаю и открываю книгу, проводя рукой по знакомым страницам, которые я читала от корки до корки столько раз, что уже сбилась со счета.
Знакомые слова и образы заселяют то место внутри меня, ту часть моей души, которую я отдала рисованию и дизайну одежды все эти годы назад. Все это заставляло мои пальцы чесаться от желания снова взять в руки карандаш, чтобы порисовать еще, даже после того, как я взяла его впервые за много лет только вчера вечером.
— Эй, Кольт? — зову я.
Он поворачивается ко мне, но почти сразу же его глаза устремляются на окно позади меня и расширяются.
— Пригнись! — кричит он.
Он бросается на меня, и мое тело застывает, когда раздается громкий хлопок и стекло разбивается вдребезги.
Рядом со мной вскрикивает Линкольн, и тут же Кольт падает на мое тело. Теплая влага сразу же просачивается в мою футболку.
— Кольт? — пискнула я, когда он не ответил. — Кольт!? — я попытаюсь снова, толкаю его.
У меня в голове все гудит, паника и страх заставляют меня отстраниться от него, чтобы я могла добраться до своего сына. И тут мужчина начинает стонать.
— Кольт! — кричу я, дрожа.
Я толкаю его за плечи как раз в тот момент, когда за разбитым окном раздается хруст гравия под ногами.
Он медленно поднимается на ноги, его глаза обращены к окну, прежде чем встретиться с моими собственными. Он не выглядел испуганным, он больше походил на злого медведя. Боль исказила его черты, но он никак не отреагировал.
— Беги, — прохрипел он. — Прячься, Амелия.
— Что такое?
Я была слишком напугана, чтобы бежать, и в тот момент, когда ему удалось вяло сдвинуться с места, я начала двигаться.
Еще один хлопок эхом раздался в игровой. Пуля попала в стену, но за ней последовали еще несколько. В Кольта попадают снова, и на этот раз он вскрикивает — пуля пробила ему бедро.
Я обхватываю Линкольна и оттаскиваю нас обоих в угол комнаты, усаживая за книжную полку.
Я встречаю взгляд Кольта. Я не могла просто бросить его. Я не могла…
Кровь сочилась из его раны, пачкая диван, но он просто смотрел на меня.
— Спрячься.
— Кольт… — я вздохнула, страх держал мой голос в заложниках.
— Уходи, Амелия.
Как только он произносит эти слова, в комнату врывается Нейт, его глаза сначала находят раненого Кольта на диване, а потом переходят на меня и Линкольна.
— Пошли! — он приказывает. — Живо!
Я не двигаюсь.
Я не могу двигаться.
— Амелия, — смягчается он. — Давай, пошли, — он внезапно пригибается, когда раздается еще один выстрел. — Вперед! — рычит он.
Мне каким-то образом удается встать на ноги. Он хватает Линкольна, прижимая его одной рукой к своему бедру, а другой хватает меня, прижимая к себе, закрывая нас обоих своим телом.
Он использовал себя как щит.
Мое горло горело от крика, который я хотела выпустить, а голова гудела от эха выстрелов и крика Линкольна.
Он вел нас через дом к кабинету Габриэля. Когда мы пересекали фойе, оно казалось открытым, слишком тихим, слишком незащищенным.
Крик вырвался из меня в тот момент, когда я услышала позади огромный грохот, выбивающуюся входную дверь.
— Бежим! — кричит Нейт, заставляя Линкольна вернуться в мои объятия и толкая меня вперед. Навстречу мне бегут люди, я узнаю их лица, но они не останавливаются, они проносятся мимо, как армия, идущая на битву.
Все вокруг взрывается в хаотическом беспорядке громких хлопков и криков, тяжелых ударов и стонов боли.
Я бегу.
Мне не стыдно. Я обхватываю Линкольна всем телом, единственная мысль — увести его подальше от опасности. Мои ноги шлепают по мраморному полу, дыхание вырывается из груди, когда я врываюсь в дверь кабинета Габриэля и практически бросаю нас обоих под стол, перекатываясь таким образом, чтобы мое тело приняло на себя основную тяжесть падения. Мой бок врезается в край стола, боль пронзает меня, а в глазах расцветают звезды, но я отталкиваю ее, обхватывая Линкольна, чтобы защитить.
Я вздрагиваю от каждого выстрела, от каждого крика, Линкольн все еще плачет у меня на руках.
— Шшш — голос мой дрожит. — Шшш, малыш, все хорошо.
Я прижимаю его голову к себе, укачивая его в крошечном тесном пространстве. Воспоминания пытаются нахлынуть на меня, воспоминания о том, как я была маленькой девочкой, пряталась в шкафу под раковиной, пока мой отчим кричал и крушил все вокруг, швырял тарелки и крушил мебель, искал меня, чтобы у него было тело, на котором он мог бы выместить свою злость.
Раньше это была моя мать. Но ее не стало, и следующим лучшим вариантом для него стала я.
Я часами сидела в шкафу, зажав рот рукой, а после на коже оставался красный след или синяк, но это было лучше, чем та боль, которую причинял он. У меня до сих пор много шрамов, полученных от него, на бедрах, спине, верхних частях рук.
Но я научилась прятаться, как и сейчас, но на этот раз я пряталась не за себя, а за своего сына.
