лица снова стало серьезным. — Если это то, чего ты хочешь, Мила… жизни с Марчелло, тебе придется стать очень сильной женщиной. Жесткой. Устойчивой. Иначе ты просто зачахнешь рядом с ним. Но я могу пообещать тебе следующее. Ни один мужчина не будет так хорошо заботиться о тебе и ребенке, как мой племянник.
Я лишь кивнула. Больше мне нечего было сказать по этому поводу. Елена была права. Я не могла изменить Святого. Я не могла превратить его в стереотипного семьянина, который работает с девяти до пяти, а потом приходит домой, чтобы починить мусоропровод. Это был не он. И, по правде говоря, не такой мужчина был мне нужен. Мне нужен был Святой. Я любила его и хотела только его.
— Спасибо, Елена. — Я протянула руку и обняла ее. — Ты была мне таким хорошим другом на протяжении всего этого.
Она провела ладонями по моим плечам.
— Ты стала для меня как дочь, Милана. Я всегда буду помогать, где и когда смогу.
— Думаю, мне придется регулярно стучаться к тебе в дверь, если я намерена оставаться в здравом уме на протяжении всего брака с твоим племянником.
— О, я в этом не сомневаюсь.
Я встала и взяла простыни, чтобы помочь ей устроиться в постели.
— Тебе нужно немного отдохнуть.
Она забралась в постель и слегка поморщилась, когда подняла на матрас травмированную ногу.
— Ненавижу смену часовых поясов. Спать часами после обеда — пустая трата драгоценного времени.
— Я вернусь позже, чтобы проверить тебя.
— Прежде чем ты уйдешь, не могла бы ты захватить для меня обезболивающие таблетки? Они лежат в боковом кармане моей сумочки. Я держу две на прикроватной тумбочке, потому что ненавижу просыпаться с пульсирующей ногой.
— Конечно. — На диване у окна лежала ее сумка Louis Vuitton, которой позавидовала бы любая модница Нью-Йорка. Боковой карман плавно расстегнулся, и я потянулась внутрь, нащупав пальцами что-то холодное. Это был ключ. Тяжелый латунный ключ с ржавыми украшениями, которые напомнили мне о старинных домах и резных дверях ручной работы. — Странный ключ носишь с собой. Может, у тебя есть один из тех двухсотлетних сундуков с засовом и ключами, в которых ты носишь свою одежду? — Поддразнила я, опуская ключ обратно в сумку и беря таблетки.
Елена улыбнулась.
— Это, моя дорогая, сувенир на память.
— На что?
Улыбка задержалась на ее губах, как будто воспоминание принесло ей радость.
— О том дне, когда я нашла дверь, которая привела меня к миру, о котором я всегда мечтала.
Заинтригованная, я присела рядом с кроватью.
— Расскажи мне больше.
— Этого я не могу сделать.
— Почему? — Я положила таблетки на ее прикроватную тумбочку.
— Потому что некоторые истории не должны быть рассказаны. — В ее карих глазах плескалась загадка, а ее нераскрытый секрет возбуждал мое любопытство.
— Хорошо. Может быть, когда-нибудь я заставлю тебя рассказать мне эту историю, — поддразнила я, подмигнув.
— О, я очень сомневаюсь в этом.
Я взяла ее руку и слегка сжала.
— Отдохни немного.
Я уже подошла к двери, когда Елена позвала меня.
— Мила?
— Да? — Я повернулась к ней лицом.
— Не сдавайся.
Мое сердце слегка ёкнуло, искренность в ее голосе подтолкнула к состраданию, затаившемуся в моей груди.
— Я постараюсь… но не обещаю. А теперь отдыхай.
Я закрыла дверь и прислонила ладонь к дереву. Облегчение разлилось по телу, расслабив каждую мышцу. Елена всегда знала, что сказать, чтобы вселить в меня надежду. Чтобы дать мне силы встретить мир, в котором есть такой человек, как Сэйнт.
— Ей хорошо с тобой.
Я закрыла глаза от звука его знакомого голоса.
— И она тебя успокаивает.
— Да. — Я повернулась к нему лицом. Теперь он казался другим, более контролирующим и менее злобным. Я заложила руки за спину и прислонилась к двери.
— Не могу поверить, что говорю это, но… спасибо тебе.
— За что?
Мой взгляд упал на пол.
— За то, что… ну, знаешь, позаботился о тех людях.
Его темные брови почти коснулись линии роста волос.
— Ты говоришь спасибо, потому что я их убил?
— Не пойми меня неправильно, Святой. Я никогда не оправдаю убийство другого человека. Я говорю спасибо за то, что ты заботишься обо мне настолько, что готов сделать это ради меня.
Он ничего не ответил, и мы долго молчали. Просто стояли, впитывая напряжение, которое, казалось, всегда окружало нас, когда мы были вместе. В какой бы ситуации мы ни оказывались, воздух между нами всегда был наполнен сексуальным напряжением. В тишине было почти трудно дышать.
Он выпрямился.
— Я хочу пригласить тебя на свидание.
— На какое? — Я нахмурилась.
— На свидание. Настоящее нью-йоркское свидание.
— Святой, я думаю, мы уже прошли этот этап.
Он покачал головой и сделал шаг ближе.
— Не прошли. Мы его проскочили.
Я насмешливо хмыкнула.
— Но ведь мы все делали как бы задом наперед, не так ли?
— Давай я приглашу тебя куда-нибудь сегодня. Просто поужинаем. А потом… — Его голос прервался, и он сглотнул.
— А потом что?
Он огляделся по сторонам, словно пытаясь подобрать слова.
— А потом… — он резко вдохнул, — я расскажу тебе, почему я так ненавижу своего отца.
Я мгновенно выпрямилась.
— Ты…
— Будьте готова в восемь. — Он ушел быстрыми, расчетливыми шагами, как будто успел сбежать до того, как у него сдали нервы.
Я смотрела, как он пробирается по коридору и огибает угол, скрываясь из виду. Неужели это действительно так? Собирается ли он наконец рассказать мне о причине, по которой был начат весь наш совместный путь? Почему он так стремился уничтожить своего отца?
Но лучше спросить, как это откровение повлияет на нас?
СВЯТОЙ
Это был один из тех редких моментов, когда у меня перехватывает дыхание. Момент, когда моя жизнь остановилась, минуты превратились в часы, а часы — в секунды. Мое прошлое исчезло, как и настоящее, за исключением того самого момента, когда в фойе появилась Мила.
Мой взгляд упал на черные шпильки на ее ногах и медленно поплыл вверх, по идеальным линиям и изгибам ее обнаженных ног, которые, казалось, тянулись на многие мили. Подол ее королевского синего платья касался чуть выше колен, элегантная шифоновая юбка мягкими волнами спадала вокруг бедер. Чем больше я смотрел на нее, тем больше восхищался тем, насколько она действительно изысканна. Отвесный V-образный вырез платья спускался до самого низа, где юбка начинала расклешиваться. К счастью, вставка между грудей не давала тонким бретелькам соскользнуть с места.
Ее дикие непослушные локоны были уложены в аккуратную прическу,
