достаточно алкоголя, чтобы заставить меня сказать «да» парню, которого я едва знаю.
Но по какой-то причине я это сделала.
И он брат Крю, что делает все еще хуже. Мне неловко — и стыдно — за то, как все закончилось между мной и Крю.
Крю никогда не упоминал при мне своего старшего брата. Я могла бы догадаться, что они не близки, основываясь только на этом, но Оливер подтвердил это вчера, заявив, что на самом деле у них не такие близкие отношения.
Интересно, эта холодность друг к другу по их собственному желанию или из-за привычки. Ничто из того, что я знаю о Крю, не дает представления о том, какой он брат. И я ничего не знаю об Оливере, и точка.
— Скажи мне, что ты не купила такой же, — говорит Рейчел, наклоняясь слева от меня.
Я бросаю взгляд на Эйприл, которая разворачивает коробку, покрытую знакомой розовой бумагой.
— Женщина в магазине посоветовала, — шепчу я в ответ. — Он милый! На нем утята!
Моя сестра смеется, а затем пересаживается обратно на свое место.
— Спасибо тебе, Ханна! Он восхитителен. — Эйприл передает маленький желтый комбинезончик ожидающему Эдди, который аккуратно складывает его и добавляет к пакетам с подарками, которые они уже посмотрели. Моя мама, сидящая рядом с ним, послушно подписывает письма-благодарности за подарки.
Я встаю и подхожу к своей невестке, чтобы обнять.
— Не за что. Я не могу дождаться встречи с ним или с ней.
— Я не могу дождаться, когда перестану быть беременной, — отвечает она, потирая свой раздутый живот.
Я улыбаюсь, игнорируя странную боль в груди. Внезапно мне кажется, что все, кого я знаю, остепенились. Обручились или объявили о беременности. Каждый раз, когда я захожу в социальные сети, каждый второй пост — это объявление. Даже Рози, которая годами не бегала от парня к парню, сейчас в серьезных отношениях.
Эйприл вразвалку возвращается к распаковке подарков, в то время как я возвращаюсь на свое место рядом с Рейчел.
— Мило, — шепчет она мне.
Я закатываю глаза и пью еще апельсинового сока.
На вскрытие остальных подарков у Эйприл и Эдди уходит еще полчаса. К тому времени, как разорвана последняя оберточная бумага, к большой стопке добавляются еще три комбинезона. Мне придется купить им подарок получше.
К тому времени, как уходят последние гости, я начинаю зевать. Из-за смены часовых поясов и стресса я вымотана.
Моя мама выгоняет нас на задний двор, отклоняя все предложения помочь с уборкой. Она всегда настаивает на том, что ее любимая часть приема гостей — это собрать всю посуду в конце. Поскольку я редко приглашаю кого-нибудь в гости, я никогда не проверяла эту теорию на практике.
Поведение моего отца еще более предсказуемо, чем поведение моей мамы. Он берется за молотки, как только мы выходим на улицу. Крокет мог бы посоревноваться с нашей семьёй или компанией за звание его первой любви.
Несколько лет назад Эдди, Рейчел и я подарили ему индивидуальный набор на его пятидесятилетие, и он стал его главной ценностью. Он полирует его и все такое.
— Кто играет? — он кричит через плечо.
— Я в деле. — Рейчел тащится к синему молотку, который всегда выбирает.
— Я просто посмотрю, — говорит Эйприл, опускаясь на один из стульев во внутреннем дворике.
За многие годы, что они с Эдди вместе, она участвовала в игре в крокет всего несколько раз. Ее милая, всепрощающая личность плохо сочетается с нашей беспощадной конкуренцией.
— Эдди? — Зовёт папа.
Взглянув на Эйприл, мой брат кивает.
— Да. Я беру желтый.
Я закатываю глаза, сбрасываю туфли на танкетке и ступаю по траве.
— Не выбирайте один и тот же цвет каждый чертов раз. Или в этом нет никакого смысла.
Я беру оранжевый молоток и бью по мячу в направлении старта.
Задний двор моих родителей — моя любимая часть этого дома. Его площадь — редкость для Лос-Анджелеса, особенно учитывая, что они купили эту недвижимость до того, как карьера моего отца действительно пошла в гору.
Приближение весны означает, что воздух наполнен ароматом эвкалипта и сирени. Опунции, маки, ирисы и суккуленты растут из клумб, останавливаясь, когда мульча превращается в сочную траву.
Мой папа бьет первым, что всегда влияло на его выбор цвета. Он проходит через первые две калитки, что является типичным началом для него.
Рейчел опускается на траву с преувеличенным вздохом.
Первые раунды обычно занимают некоторое время. Однажды он добрался до следующего раунда еще до того, как остальные из нас даже коснулись своих мячей.
На этот раз он проходит только через пять калиток, прежде чем наступает очередь Рейчел бить. Она справляется с тремя, затем Эдди встает. Он пропускает желтый мяч только через первые два, отскакивая от края белого металла, когда пытается нанести третий удар.
— Как неловко, Эд, — поддразниваю я, наклоняясь и используя свой молоток, чтобы измерить стартовое расстояние.
Я почти уверена, что Эдди отвечает грубым жестом, потому что я слышу, как мой отец произносит «Эдвард» строгим тоном, которым он отчитывал нас с тех пор, как мы были маленькими детьми. Рейчел смеется.
Я отключаюсь от них всех, сосредотачиваясь на своем первом ударе. Оранжевый мяч пролетает через первые две калитки и, покатившись, останавливается именно в том месте, в которое я целилась. Эдди стонет, когда я бью мимо его желтого мяча, легко очищая третью калитку. Затем я пасую синему мячу Рейчел, перекатываясь через четвертую. Я обгоняю своего отца на пятом круге, затем едва пропускаю шестой.
— Слава Богу, — драматично произносит Рейчел.
Мой отец незаметно показывает мне поднятый большой палец.
Моя семья — мои самые близкие люди. Но я ближе со своими родителями, чем с братом и сестрой, особенно с папой.
Рейчел расслаблена и независима. Во время ее летних поездок мы неделями ничего о ней не слышим. Эдди занят работой и своей растущей семьей.
Я та, кто жила дома после колледжа и кто приходит на
