И исчез.
Не веря себе, он решил, что начались галлюцинации. Что он сошел с ума. Затем, в состоянии ужаса и потрясения, он раз за разом исчезал и возникал, дойдя до того, что наклонял зеркало наискосок комнаты, чтобы наблюдать, как он сливается с пастельной стеной возле постели.
Он никогда не забудет то утро, когда медсестра принесла завтрак и прошла мимо, не заметив его, на ходу проворчав что-то о пациентах, которые не лежат в постели, как полагается.
И он понял, что, вернувшись к жизни, приобрел какие-то необычные способности. Понял, что это не случайно.
Лечение стало чем-то вроде религии, чем-то, чему он посвятил каждую унцию своих сил, каждую частичку своей силы воли. Он тренировался все упорнее, пока его мускулы не вернулись в прежнее состояние, не окрепли. Он занялся боевыми искусствами, часами поднимал тяжести, выполнял другую монотонную работу, ежедневно плавал в бассейне. Он также тренировал свой ум, много читая, заставляя себя разобраться в унаследованном миллиардном бизнесе, усердным трудом освоил сложные компьютерные системы.
Теперь он был сильнее, проворнее, сообразительнее, чем во время службы в полиции. Но он никогда больше не наденет полицейский значок! У него никогда больше не будет другого напарника!
Он никогда не будет беспомощным.
Гейдж продолжал отжиматься с шипящим дыханием, когда Фрэнк принес высокий бокал с ледяным соком.
Поставив бокал на столик возле скамейки для отжимания, Фрэнк некоторое время наблюдал за ним.
— Немножко отжимаемся, — заметил он. — И вчера вы немножко отжимались, и позавчера. Что же это за женщины, заставляющие мужчин поднимать тяжести?
— Убирайся к черту, Фрэнк!
— А она красотка, — усмехнулся Фрэнк, ничуть не обидевшись. — А еще неглупа, раз юрист и все такое. Трудно, наверное, представить, что у нее на уме, когда она смотрит на тебя своими большими голубыми глазами?
Прохрипев в последний раз, Гейдж поставил штангу на место.
— Пойди стащи у кого-нибудь бумажник.
— Вы же знаете, я больше этим не занимаюсь. — На широком лице Фрэнка вновь засветилась улыбка. — Немезид снова поймает меня! — Из аккуратной стопки, лежащей возле скамеечки, он вынул полотенце.
Ничего не сказав, Гейдж взял его и вытер пот с лица и груди.
— Как рука?
— Прекрасно. — Гейдж не потрудился взглянуть на аккуратную повязку, которой Фрэнк заменил плод усилий Деборы.
— Должно быть, рука стала действовать медленнее. Я до сих пор не видел, чтобы ты что-нибудь поймал.
— Ты хочешь, чтобы тебя уволили?
— Снова? Не-а. — Он терпеливо подождал, пока Гейдж начнет качать мышцы ног. — Я ищу работу секьюрити. Если тебя убьют, мне придется снова чистить туристов.
— Тогда мне придется остаться в живых! Туристам и без тебя хватает проблем в Урбане.
— Если бы я был с тобой, этого бы не произошло.
Гейдж метнул на него сердитый взгляд и продолжил качать мышцы.
— Я работаю один. Ты же знаешь наш договор.
— Но она-то была там!
— В том-то и дело. Ее дело не шарить по улицам, а работать в зале суда.
— Ты хочешь ее не в суде, а в спальне!
Штанга с шумом откатилась.
— Прекрати!
Фрэнк слишком хорошо знал Гейджа, чтобы испугаться.
— Послушай, я же вижу, как ты сходишь по ней с ума и это выбивает тебя из колеи, мешает тебе сосредоточиться! Это не идет тебе на пользу.
— Я недостаточно хорош для нее! — Гейдж встал и схватил бокал с соком. — Она одновременно испытывает чувства и ко мне, и к Немезиду! Это делает ее несчастной.
— Так скажи ей, что она испытывает чувство к одному и тому же парню, и сделай ее счастливой!
— И как, черт возьми, я скажу ей это? — Он осушил бокал и с трудом удержался, чтобы не запустить им в стену. — Пригласить ее на обед и за коктейлем сказать: «Кстати, Дебора, я не только бизнесмен, столп этого проклятого общества, у меня есть и вторая ипостась. Второе я. Пресса любит называть его Немезидом. И мы оба без ума от тебя. Так каким ты хочешь видеть меня в постели? В маске или без нее?»
Фрэнк немного подумал.
— Что-то вроде этого.
Чуть не засмеявшись, Гейдж поставил бокал.
— Она добропорядочная женщина, Фрэнк. Я знаю, потому что сам привык быть таким же. Она все видит в черном и белом цвете: закон и преступление. — Внезапно устав, он посмотрел на сверкающую воду бассейна. — Ей никогда не понять, что я делаю и почему. Она возненавидит меня за постоянную ложь, потому что всякий раз, когда я с ней, я ее обманываю!
— Мне кажется, ты ее недооцениваешь. У тебя есть причины делать то, что ты делаешь.
— Да. — Гейдж рассеянно коснулся шероховатого шрама на груди. — У меня есть причины.
— Ты можешь заставить ее понять. Если она действительно испытывает к тебе чувства, она поймет.
— Может быть, только может быть, она выслушает, даже примет, не согласившись. Может быть, даже простит мне ложь. А как же остальное? — Он положил руку на скамеечку и терпеливо ждал, наблюдая, как кисть погружается в дерево. — Как я попрошу ее разделить жизнь с чудовищем?
Фрэнк смачно выругался.
— Ты не чудовище. У тебя дар.
— Да. — Гейдж поднял руку, согнул пальцы. — Но как мне с ним жить?
Ровно в четверть первого Дебора вошла в здание муниципалитета. Она прошла в офис мэра под угрюмыми портретами предыдущих мэров, губернаторов, президентов. Она прошла мимо мраморных бюстов отцов-основателей страны. Действующий мэр Урбаны требовал, чтобы стены здания муниципалитета были выдержаны в традиционном стиле, а пол устлан красным ковром.
У Деборы это не вызывало ни малейшего неудовольствия. Фактически она ценила сдержанное, почтительное отношение к традициям Ей нравилось, проходя мимо дверей, слышать тихий шум, доносящийся из-за них, щелканье копировальных устройств, приглушенные разговоры клерков, работающих на благо города.
Она остановилась в приемной. Секретарша Такера Филдса подняла взгляд и, узнав Дебору, улыбнулась:
— Мисс О'Рурк! Мэр вас ждет. Позвольте, я доложу ему.
Через каких-то двадцать секунд Дебору проводили в кабинет мэра. Филдс сидел за своим столом, элегантный, подтянутый человек с прядью седых волос и здоровым румянцем, унаследованным от предков-фермеров. Джерри рядом с ним выглядел усердным чиновником.
За шесть лет пребывания в должности Филдс снискал себе репутацию человека, не боящегося замарать руки ради поддержания в городе порядка.
В данный момент он снял пиджак и закатал рукава своей белой рубашки до жилистых предплечий. Когда вошла Дебора, он поправлял галстук.
— Всегда рад вас видеть, Дебора!
