— Евгения! Приказ об увольнении лежит у меня на столе! Если вы немедленно не прекратите капризничать…
— А я возьму и сама уволюсь! И собаку вам не отдам, вы ее только испортите.
— Что?!
— Что слышали. Совсем с ума посходили в своей Москве. Я иду работать, Вадим Альбертович. Статью я напишу и, если вы меня уволите, отнесу ее в «Дрюч». А еще наябедничаю Шамановичу, что это вы ему падение подстроили, и он на вас лично порчу наведет, вот! До свидания!
Женька нажала отбой и ошеломленно посмотрела на умолкнувшую трубку. Что это с ней? Как она могла таким тоном разговаривать с самим Вадимом Альбертовичем Лабудько?..
Женька посмотрела в окно. Потом на телефон. Потом на сиротливо белеющий на тумбочке блокнот.
Ну, и что ты теряешь, уволившись от Вадика? Изумительную должность «подай-принеси-пшла вон»? Привилегию возить Матильду к ветеринару? Сомнительное счастье встречаться на летучках с Анжелой Мессер, она же Анька Ножикова? Возможность слушать галиматью о порче, влияющей на объем продаж?
Женька стукнула кулаком по подоконнику. Андрей Долгачев, успешный хирург, бросает практику в сытой и благополучной Москве, уезжает в дыру по имени Караул и становится ветеринаром. Предложи такое Вадику или даже Кононыхину — их удар хватит. Но зато Андрея на пятьдесят верст вокруг все знают в лицо и по имени, считают надежным мужиком, уважают и любят его. Он заслуживает их уважения — и он здесь счастлив, хотя у него нет компьютера, телефона и ванны-джакузи. А у Женьки Семицветовой все это есть — но вместо счастья только спрятанный на антресолях резиновый вибратор да звенящее одиночество по вечерам. Спрашивается — о чем она жалеет?
Внутренний голос невинно поинтересовался, а чем именно Евгения Васильевна планирует осчастливить провинцию? Пламенными статьями в местной малотиражке? Женька огрызнулась на внутренний голос и решительно направилась вниз.
Серега при виде Женьки застеснялся и куда-то смылся, а Андрей улыбнулся ей, ухватил за руку и поцеловал в щеку.
— Выспалась, московская штучка?
— О, да! И готова к работе. Дай мне задание.
— Сейчас. Раздевайся — и в койку.
— Солдатский юмор, Долгачев. Я серьезно. Чем я реально могу тебе помочь?
Андрей озадаченно посмотрел на раскрасневшуюся и сердитую девушку.
— Да я даже и не знаю… Не ожидал как-то тимуровских порывов. А, я понял! Для статьи тебе нужно побыть в шкуре респондента, да? Узнать профессию изнутри, так сказать.
— Язви, язви.
— Да нет, отчего же. Уважаю. Что ж, поедем со мной. Сегодня у меня объезд дальних хуторов. Где-то может понадобиться и твоя помощь.
— Сейчас, только переоденусь…
Он вдруг быстро притянул ее к себе и опять поцеловал, теперь в губы. Женька вспыхнула и вывернулась из крепких рук.
— Отстань!
— Больше не буду. Только духовное общение.
Они не доехали даже до первого хутора, когда Андрею позвонили на мобильник. Он выслушал молча, хмуря брови, а потом резко развернул «хаммер» в обратную сторону. Женька испуганно спросила:
— Что-то случилось?
— Да. У Василь Степаныча Нюра никак не разродится.
— Жена, да?
— Корова.
Нюра лежала на боку и часто дышала. Огромные раздутые бока ходили ходуном. Из карих глаз коровы текли слезы.
Василий Степанович, местный участковый, на ходу торопливо пересказывал Андрею события сегодняшней ночи.
— Она, голубушка, мучилась с вечера. То ляжет, то встанет, то мычит, то стонет… Видать, большой телок, боком пошел. А уж утром она легла — и силы вон. Только плачет, сердешная. А мне, Сергеич, на дежурство, как на грех, надоть.
— Ты поезжай, Василь Степаныч, я все сделаю.
— Так ведь одному-то несподручно…
— У меня вон ассистентка завелась.
— Красивая! А с опытом?
— Ну! Что ты! А энтузиазма сколько!
Женька упрямо выпятила подбородок. Ничего, вот сейчас она как поможет ему, как справится со всем шутя — тогда он язвить перестанет!
— Я воды накипятил, в баке стоит. И тряпье чистое — там на полочке. Так я побегу?
— Давай, Степаныч, не волнуйся.
Пожилой, седой дядька в милицейской форме сдвинул фуражку со вспотевшего лба, а потом вдруг быстро опустился на колени возле коровьей морды и торопливо поцеловал плачущие глаза… У Женьки защипало в носу.
— Милая ты моя… Страдалица… Потерпи маненько, Нюрушка… Андрей Сергеич тебе поможет…
Андрей решительно выпроводил Василия Степановича на работу — и для Женьки начался первый в жизни урок акушерства.
Через два с половиной часа у Жени Семицветовой глаза слезились от запаха коровника, руки тряслись от усталости, а шея и грудь немилосердно чесались от аллергии. Одно хорошо — ядреный навозный дух не оставлял насморку ни малейшего шанса.
Нюрка вдруг забеспокоилась, странно и протяжно застонала, забилась на сене, и Андрей рявкнул на Женю, чтобы она не лезла под копыта и принесла лучше тряпки и воду, а сам как раз и полез под копыта, да еще и под хвост… Женька, борясь с накатившей дурнотой, с ужасом увидела, как рука Андрея, затянутая в тонкую резиновую перчатку, по самое плечо скрывается внутри коровы…
Потом Андрей напряг мускулы, уперся в подстилку ногами и стал тянуть и тащить, и поворачивать что-то живое, бьющееся, старающееся выбраться из Нюркиного живота, и Женька в ужасе схватилась за косяк двери, потому что корова вдруг застонала совершенно по-человечески, а потом раздался громкий чмокающий звук, Андрей отлетел назад, а на подстилке забилось странное чудище, все затянутое молочно-белой пленкой.
Женька взвыла от ужаса и зажмурилась, а когда открыла глаза — улыбающийся Андрей вытирал относительно чистым куском тряпки пот со лба, а Нюрка уже стояла на ногах и старательно вылизывала…
Теленок был черненький, с большой белой звездочкой на широком лбу, с белыми чулочками на голенастых и ужасно длинных ножках-палочках. Эти палочки его еще плохо слушались, норовя то и дело скреститься, а то и завязаться узлом. Нюрка осторожно и терпеливо вылизывала свое чадо, а теленок сосредоточенно боролся с земным притяжением.
Восхищенная Женька засмеялась от радости, а Андрей негромко сказал:
— За шесть лет я принял, наверное, под тысячу телят. И все-таки это зрелище никогда не надоедает. Жень, подай мне трубочку, а? Нажми последний вызов и к уху мне приложи, ага… спасибо… Василь Степаныч? Все отлично! У нас мальчик! Ну ясное дело… Нет, хороший… в папашу, черный… Нюра молодец… Да, встала сама. Не волнуйся, работай спокойно. Я корм задам и коровник запру, а завтра заеду посмотреть. Ага. Пока.
Женя Семицветова забрала у Андрея телефон и с восхищением посмотрела на своего любимого мужчину. Грязный, мокрый и счастливый, он сидел на соломе и улыбался, и для Жени сейчас в целом мире не было человека красивее и роднее, чем ветеринар из деревни Караул…
