— Это квартира моей бабушки, и я, кажется, имею полное право находиться здесь. — Кейт ухватилась за возможность объясниться. — Вы, наверное, пришли осмотреть квартиру для продажи или что-то в этом роде? Не успели бабушку похоронить, а вы уж тут как тут.
— Твою бабушку?
Красавица некоторое время молча разглядывала Кейт. Видимо, сейчас она пребывала в некоторой растерянности, и Кейт решила воспользоваться этим и вновь попыталась освободиться. Но не тут-то было: женщина только крепче прижала ее к полу.
«Точно не агент по недвижимости, — заключила Кейт. — Настоящие чиновники все рохли».
— У Рины Севиньи нет внуков, — холодно сказала женщина.
— Ну, собственно говоря, приемная бабушка, — поправилась Кейт. — Мы не были в прямом родстве.
Недоверчивый взгляд голубых глаз просветлел.
— В таком случае, ты, очевидно, дочь Кристиана? Я слышала, что у него есть дочка. Но ты… — незнакомка запнулась, — ты ведь не была на похоронах?
Глубоко внутри у Кейт словно что-то сжалось, напряглось, готовое в любую минуту вырваться наружу.
— Я хотела… — сказала она дрожащим голосом. — Больше, чем кто-либо. Но он не разрешил мне пойти. Он мне: «Лучше бы тебе туда не ходить». А я ему: «Но я хочу пойти». А он не обращает внимания и говорит: «Ты должна верить мне, потому что я твой отец и знаю лучше тебя». А это полное дерьмо. Потому что он ничего не знает. Он не знает меня.
Кейт удивилась тому, что выдает всю эту чепуху в лицо незнакомому человеку, к тому же сидящему на ней верхом. Но она не могла остановиться.
— Он рассказал мне, как было ужасно, когда ребенком его заставили пойти на похороны моей родной бабушки. И что он страшно испугался, когда надо было целовать ее мертвую, или что-то в этом роде, и ему до сих пор жутко. А я не понимаю, чего здесь жуткого. Я — не он. Я имела право пойти на похороны собственной бабушки. Он полное дерьмо. Я его ненавижу!
Пока Кейт взахлеб выдавала свой монолог, женщина почти совсем выпустила ее руки. Кейт почувствовала, что может сесть, если захочет. Но она уже не знала, хочет ли этого. Кейт очень устала и готова была вот-вот расплакаться. Ах, до чего же все унизительно!
Но глаза незнакомки уже подобрели, и в них читались внимание и сочувствие. Так что Кейт не могла сдержать поток слов, рвущихся наружу.
— Мы постоянно ругаемся, — продолжала она. — Мы поругались сегодня вечером, и я убежала. Я всегда приходила сюда, когда становилось невмоготу, и бабуля всякий раз меня выслушивала. Она была очень хорошей. А он всегда говорит со мной, как с придурком. Он мне: «Ты не можешь этого делать, потому что ты еще маленькая». А я ему: «Не обращайся со мной, как с ребенком». А он мне: «Пока тебе не исполнилось восемнадцать и пока ты живешь под моей крышей, ты будешь поступать так, как я тебе велю». А я ему: «Пошел к чертовой матери, папочка! Я ненавижу тебя!» Правда, я не говорю это вслух, иначе бы он меня ударил или что-нибудь подобное. А тогда я бы вообще сошла с ума и вызвала бы полицию, и потребовала бы, чтобы его арестовали за издевательство над ребенком.
— Ну и дела, — произнесла женщина, стоявшая теперь рядом с Кейт на коленях — Возможно, это прозвучит дико, но я тебя понимаю.
— Я даже не знаю, кому я все это рассказываю, — пожаловалась Кейт. — Не знаю даже, кто вы и что вы делаете ночью в бабушкином доме.
— Ключи от квартиры мне дал твой дедушка. Я сегодня с ним обедала. Меня зовут Эйприл Хэррингтон.
Но Кейт лишь недоуменно пожала плечами — она слышала это имя впервые.
— Тебе никто обо мне не говорил?
— Мне вообще никто ничего не говорит.
— Мне тоже, — вздохнула Эйприл. Она медленно поднялась с пола. Причем с грацией, которую Кейт ненавидела. — Рина Севиньи — моя мать. Когда мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас, Рина отправила меня в пансион, чтобы выйти замуж за Арманда. И они уехали в Париж. А я осталась в Америке, в штате Коннектикут, в монашеской школе. Я ненавидела эту школу и постоянно пыталась сбежать оттуда. Но каждый раз меня ловили и били. С тобой случалось такое?
Не сводя с Эйприл изумленных глаз, Кейт отрицательно покачала головой.
— Меня все время пугают, но еще никогда не били. Папа тоже. Он всегда грозится, но ни разу не ударил. Сначала он орет, а потом посылает меня к врачу.
— И как тебе нравится твой врач?
— Он — шарлатан.
Эйприл Хэррингтон понимающе кивнула, как бы подтверждая, что врачи-шарлатаны — явление обычное. Кейт решила, что Эйприл ей нравится.
— Кажется, кое-что все-таки о вас я слышала. Если вы та, которую все называют бабушкиной дочкой, — уточнила она. — В нашей семье никогда не произносят вашего имени, но вспоминают теперь постоянно.
— Могу себе представить.
— Насколько я поняла, это вы убили бабулю? Ну, стреляли-то не вы: вы просто наняли киллера.
— Да, что-то подобное я уже слышала. — Эйприл улыбнулась, поправляя несколько растрепавшуюся прическу. — Я торгую детективами, и все считают меня большим специалистом по части убийств.
— Торгуете детективами? Серьезно? И что, у вас там куча детективов?
Эйприл кивнула.
— Обожаю детективы, — призналась Кейт.
— Я тоже. Но только в книгах. А они подозревают меня в убийстве. — Эйприл печально покачала головой. — Это ужасно.
— Зачем вам было убивать свою мать?
Красавица ничего не ответила. Она отрешенно скользила взглядом по комнате.
«Черт», — подумала Кейт. Ей знаком был этот взгляд. В нем читались сожаление и досада: «Я слишком много наболтала, я была невменяема». Кейт такой взгляд совершенно не выносила.
— Я не вас имела в виду, — поправилась она. — Я хотела только сказать, кому вообще понадобилось убивать ее?
— Ну относительно меня возможным доводом может считаться желание отомстить. Злопамятность, иными словами. Когда я была ребенком, Рина совершенно мною не занималась и в конце концов бросила меня. Я ненавидела ее за это. Примерно так же, как ты сейчас терпеть не можешь своего отца.
Кейт кивнула, а про себя задумалась: «Неужели эта ненависть настолько живуча и настолько сильна, что ты готова даже убить? Неужели можно ненавидеть человека до такой степени?»
— А тут еще оказалось, что мне завещаны «Горизонты власти», — продолжала Эйприл. — Я и не знала и уж точно не хотела ничего такого. Меня никогда не интересовала вся эта абракадабра о самопомощи. — Она тяжело вздохнула и, помолчав, продолжила: — Компания Рины приносит десятки миллионов ежегодно, а если речь идет о наследстве в миллионы долларов, у вас, соответственно, появляется мотив для убийства.
