- Фи, терпеть не могу таких мужиков, - бубнит Окси. – Вот он – настоящий маменькин сынок. Сразу видно, что его чуть ли не до тридцатилетия в задницу целовали.
- Ничего не знаю про родителей Виктора Сергеевича…
- Да видно же! Чуйка у меня на таких. Пуп земли, да еще и ссыкло. Нет бы разобраться, так этот ваш физрук закрылся в квартире, дурацких угроз испугавшись. Ладно бы пообещали его в лесок вывезти, и прикопать под березкой, так нет же! Подожди, я покурю.
Останавливаемся около лавочки, у которой местные гопники столетиями семечки лузгают, и присаживаемся на забытые кем-то полиэтиленовые пакеты.
Подруга курит, я думаю, и мысли мои грустны: каким бы придурком не оказался Виктор Сергеевич, это не отменяет того факта, что Иван мой – тот еще мерзавец.
- Ты чего притихла, Вася?
- Страдаю, - грустно отвечаю я.
- Зачем страдать, если можно устроить своему мужику темную? – Оксана искренне недоумевает, удивившись несвойственному мне поведению. – Я тебя не узнаю.
Вздыхаю, и отворачиваюсь, любуясь на вывеску военторга, сохранившуюся еще с советских времен. На улице так хорошо стало: весна резко вступила в свои права, и совсем скоро деревья оденутся в нарядную листву, люди, наоборот, разденутся, парочки прыщавых подростков будут раздражать измученных взрослых слюнявыми поцелуями в общественных местах.
А я, вероятно, в тюрьму сяду. За жестокое убийство Миронова Ивана.
- Нет, ну что за жизнь такая? – возмущаюсь я, устав страдать молча. – Почему если мужик притворяется милым котиком – обязательно сволочью оказывается, а? Может, стоит поискать отъявленного негодяя? Вдруг он лапочкой окажется, раз уж у нас такой кривой мир?
- Лучше того, что у тебя есть перевоспитай, - Оксана поднимается с лавки, а следом и я. – Нового найти всегда успеешь, ты этого человеком сделай.
- Сделаю, - обещаю я и Оксане, и самой себе. – Еще как сделаю! Спасибо, что со мной сходила, только я, пожалуй, пойду, ладно?
- Не зверствуй сильно, - кричит мне вслед Оксана. – Сама потом жалеть будешь, если прибьешь мужика!
«Ничего, поплачу и успокоюсь, - с каждым шагом злюсь все сильнее и сильнее, и напоминаю себе огнедышащего дракона. – Время вообще лечит! А за поступки свои отвечать нужно!»
Вхожу в школу, и мельком смотрю на часы – до моего урока больше часа. Успею. Поднимаюсь на второй этаж, где очень неудобно расположен спортзал - прямо над кабинетом химии. Помнится, еще в пору моего ученичества потолок так отчаянно трясся от игры в баскетбол, что отвалившийся кусок извести упал в колбу с реактивом. Веселый эксперимент вышел: наш класс оценил, а химичка не очень.
Скучная женщина.
Спортзал закрыт, зато маленький кабинет рядом с ним открыт: все свободное место завалено мячами, скакалками и прочими атрибутами, среди которых Иван смотрится нелепо.
- Ты бандит! – выпаливаю я, и захлопываю за собой дверь.
- Мммм, я соскучился. Иди, поцелую!
- Иван! Ты… ты Виктора Сергеевича покалечил, - рычу, наступая на ничуть не испугавшегося мужчину.
- Кого?
- Физрука! – рявкаю.
- А, этого, - взмахивает он рукой. – Не покалечил, а обеспечил отпуск. Оплачиваемый, между прочим! Подумаешь, поломал его немного, так починят. А все, чтобы к тебе поближе быть. Цени, Василиса!
Беру с подоконника скакалку, и складываю ее пополам, крепко сжимая в ладони.
- Что ценить? Что ты уголовник? – ахаю от пришедшей в голову мысли, которую тороплюсь озвучить: - И нашего Петра тоже втянул в свои делишки?
- Что имеем – не храним, - бормочет мужчина.
- Что?
- То, что сейчас я бы предпочел видеть спокойную и ласковую Василису, которой ты притворялась эти дни, - поясняет Иван. – Успокойся, женщина, ничего ужасного я не совершил: ну отправил одного придурка на больничный – так пусть отдохнет. И «бандит» - слишком громкое слово, я же не убийца!
- А кто ты? – подхожу к нему, поигрывая черной скакалкой.
- Да так, кручусь-верчусь, - крутится-вертится Иван, не желая признаваться в своем плохом поведении. – Василиса, ты чего? Положи скакалку на место, это казенное имущество. Ты чего удумала?
Сейчас узнаешь!
ГЛАВА 39
Как говорил Макаренко: «Наказание – это не только право, но и обязанность в тех случаях, когда наказание необходимо».
А сейчас оно необходимо, ибо безголовый мужик не ведает, что творит.
В памяти всплывает, что Макаренко был противником физических наказаний, ну так я и не Макаренко. Даже он бы, думаю, одобрил!
- Василиса!
- А?
- Ты же не думаешь, что я позволю себя бить? – мужчина медленно отступает, выставив перед собой ладони, а я иду на него, с намеком поигрывая скакалкой.
- Ты ведь хотел, чтобы я тебя учила? Вот я и пытаюсь, Ванечка, - «ласково» отвечаю ему. – Плохих мальчиков, которые постоянно врут, калечат других ради выгоды, втягивают малолеток в криминал, наказывать надо!
- Я против БДСМ, милая.
- Пока не попробуешь – не узнаешь, - хмыкаю я, и шлепаю по стройным мужским ногам, обтянутым светлыми джинсами.
Сама не знаю в какой момент, но мои злость и негодование улетучились, и сейчас я начала играть. Стало интересно, насколько далеко мужчина позволит мне зайти с моими воспитательными методами.
Не далеко.
Всего пара легких ударов, а затем Иван резко наскакивает на меня, и вырывает скакалку из ладоней – так быстро, что я не успеваю ни ахнуть, ни даже пнуть его.
- Раз уж ты так хотела попробовать БДСМ, - смеется мужчина, обматывая вокруг меня скакалку так, что руки оказываются прижаты к телу, - сейчас попробуем. У меня как раз «окно» между уроками.
- Иван! А ну-ка развяжи меня, - брыкаюсь, но в ответ получаю лишь обидный шлепок по попе. – Эй! Это ты накосячил, а не я. Так меня-то за что?
- Накосячил? – шепчет мне на ухо мужчина, прижимаясь к моей спине. – Фи, какое слово, училка. Пора тебя перевоспитывать, слишком ты дикая.
Злость возвращается в десятикратном размере от его развязного тона, прерываемого смешками. Но самое главное – я не могу пошевелиться! Руки прижаты к бокам, я обвита скакалкой до бедер, и даже ногой этого изверга не достать – я стою спиной к полностью контролирующему меня мужчине.
- А в этом что-то есть, - Ваня плотнее прижимается ко мне, кладет ладони на мою грудь и потирает возбужденные соски. – Так не один я неравнодушен, кошечка? Тоже хочешь?
- Убить тебя хочу, - рычу этому самонадеянному мужчине, который все в сексуальную плоскость переводит.
Он и правда неравнодушен: в попу мне упирается его монстр, обтянутый джинсами. Неужели думает, что я позволю?
- Ты хочешь меня убить, я тебя – трахнуть, - Иван прикусывает мочку моего уха и одновременно резко сжимает соски так, что я вздрагиваю. – Можем договориться: сначала я, - мужчина пробегает кончиком языка по моему уху, - а потом уже ты. Наоборот не получится.
- Ты, чертов мерзавец, ах…
Иван резко задирает мою плотную юбку к талии, и снова прижимает меня своим телом к исписанной идиотскими надписями парте, не позволяя выскользнуть.
- Ну что ты бесишься, женщина?
- Отпустишь меня – скажу.
- Размечталась, - хмыкает он, и накрывает горячей ладонью мой лобок.
Сжимает, и легонько надавливает пальцами сквозь трусики. Заставляет отклонить голову себе на плечо, и впивается губами в шею, и я позорно раздвигаю ноги шире, словно приглашая Ивана быть смелее.
- Перестань! – пытаюсь я взять себя в руки. – Я точно заявлю на тебя!
- Валяй, - он отодвигает край трусиков, и начинает нежно тереть клитор. А затем прикусывает шею, тихонько посмеиваясь. – Но я надеюсь, что ты дашь мне шанс. Я исправлюсь, милая. Честно.
Иван откровенно веселится, продолжая играть с моим телом, которое и сопротивляться не может: злость моя трансформируется в возбуждение, и я капитулирую. Впрочем, скоро и сам Ваня забывает, что решил поиздеваться: движения его пальцев во мне ускоряются, а дыхание становится сбивчивым.
