Ожидая, что Шон снова повезёт меня «Макдак», я даже немного удивилась, когда поняла, что парень с самого утра решил повысить градус нашего общения, остановив свой выбор на мексиканской забегаловке. Интерьер помещения был типичен и разительно контрастировал с пасмурным городским пейзажем, что был за его пределами. Здесь было очень светло и тепло, ощущение уюта создавало обилие дерева и текстиля теплых оттенков с мексиканским мотивами. Мы заняли столик в зоне самообслуживания с открытой кухней, а в животе моем встревоженно заурчало, когда я поняла, что в вазах на столах вместе цветов стояли искусственные кусты халапеньо. «Мексика» на Аляске ощущалась мною намного острее, чем где бы то ни было.
— Ты не будешь доедать? — спросил Шон, указав взглядом на мою тарелку, где лежал кусок кесадильи, которому совершенно точно не было места в моем желудке после того, как я расправилась с его братом-близнецом несколькими минутами ранее.
Испустив тяжёлый вздох, я покачала головой.
— Нет, я больше не могу.
— Что бы ты без меня делала?
Шон пододвинул свой стул вплотную к моему и, поставив перед собой мою тарелку, начал уплетать остатки завтрака. И, пока он совершал эти телодвижения, я снова учуяла знакомый аромат.
— Сколько ты вылил на себя моего геля? Теперь все решат, что это кондитерская, а не мексиканский ресторан.
Шон оттянул пальцами футболку на груди и демонстративно принюхался.
— Прости, не смог удержаться. Обожаю этот запах… И теперь я знаю твой секрет, Шоколадка. А ещё там была какая-то штука, я вымыл ей голову, потрогай, какие они стали мягкие.
Он склонил голову, и его ещё влажная после душа шевелюра коснулась моего лица. А мне стало понятно, что от сыворотки для гладкости волос за тридцать долларов, которую уж точно нельзя было купить в этом захолустье, совсем ничего не осталось.
Оттолкнув парня, я уже хотела начать возмущаться и предъявить Шону счёт за то, что он совершил набег на мою полку в ванной комнате, но неожиданно наткнулась на знакомый взгляд. Прозрачно-серые глаза смотрели на меня пристально и хмуро. Хантер в компании какой-то женщины, что сидела спиной ко мне, занял столик в противоположном конце зала. Возможно, они сидели здесь и раньше, но из-за спины Шона ранее мне мало что было видно. Да, признаться, в этом помещении, кроме Шона, вряд ли что-то ещё могло привлечь мое внимание. Но теперь, когда я знала, что Хантер сидит совсем рядом и не сводит с меня взгляда, мне стало неловко. Я так и не ответила на его сообщение прошлым вечером, и теперь гадала, есть ли смысл делать это сегодня. Состряпав извинительную улыбку и поджав губы, я кивнула ему, давая понять, что тоже вижу его. Получив в ответ еле заметный кивок, перевела взгляд на Шона, который уже расправился с моей кесадильей.
— Я закончил, и теперь в меня тоже вряд ли что-то влезет, — простонал он, заводя руку мне за спину. — Чем займёмся?
— Ты не обязан проводить со мной все время, Шон, — ответила я, ощущая у виска его горячее дыхание с ароматом соуса сальса.
Поцеловав в щёку, он взял меня за руку и встал со стула, заявив:
— У тебя нет выбора, Сара. Буду ловить момент, пока ты снова на меня не наехала.
— А у меня есть на то причины?
— Нет, но ты же девушка, — ответил Шон, потянув меня за руку, вынуждая подняться с места.
Примерно в таком ключе и прошла вся последующая неделя. Опасаясь моих наездов, Шон решил пользоваться моментом на полную катушку, едва не поселившись в моей комнате, где мы, уже по привычке, пререкались и подначивали друг друга и, конечно, целовались. По количеству поцелуев, мы, должно быть, точно побили какой-нибудь сомнительный рекорд, оттачивая этот навык в его пикапе, когда Шон подвозил меня до учебного корпуса или общаги, в промежутках между занятиями и за ланчем на виду у доброй половины колледжа. Я прекрасно знала, что чувствует Николь, наблюдая за тем, как Шон, закончив со своим обедом, пробует с моих губ вкус моего, но, честно говоря, мне было наплевать. Я не могла противостоять Шону, да и совсем не хотела этого делать. На крайний случай, я имела на это полное право ещё в тот день, когда моя нога ступила на землю, принадлежавшую некогда племенам индейцев атабасков. И, пожалуй, они были единственными авторитетными существами, к чьему мнению я бы прислушалась, но только в том случае, если бы речь не шла о поцелуях с Шоном в общественных местах.
Вот только к концу недели стало понятно, что с этим парнем творится что-то неладное. Иначе, как можно было объяснить тот факт, что, оставаясь ночевать в моей постели, он не предпринял ни одной попытки, чтобы перейти от поцелуев к чему-то более… основательному. И дело тут было уж точно не в пижаме с осьминожками.
Я уже смирилась с тем, что была испорчена своими чувствами к Шону настолько, что хотела отдаться этому индейцу прямо посреди леса, где бегают бешеные волки и разъярённые барибалы, но ему, казалось, это было совсем не нужно. Версии того, почему это происходило, сменялись со скоростью света, а моя уверенность в собственной неотразимости с каждым днём стремительно ползла вниз. И, если бы это был не Шон, каким я его знала, а любой другой парень, то проблем бы не было вообще. Но это же был Шон Янг! Тот самый парень, что замутил с медсестрой, находясь в больнице с переломанной ногой… тот, кто писал мне о том, что взял повышенный курс математики в старших классах, чтобы иметь возможность пялиться на молодую математичку. Да, что говорить! Я сама оказалась в его постели через двадцать четыре часа после нашей эпичной встречи спустя три года общения в сети. А теперь, вот уже почти неделю наших странных отношений, мы не продвинулись дальше поцелуев. Просто фигня какая-то!
Этим субботним вечером мы собирались на последний киносеанс в компании Ким и Тайлера, ее нового бойфренда, помощника тренера сборной колледжа по лёгкой атлетике, коротая время на моей кровати. Процедура была стандартная: Шон — на мне, я — под ним, и мириады флюидов, рождённые в этом бесконечном поцелуе, который к седьмому дню наших систематических занятий достиг апогея в своем совершенстве.
Забравшись под футболку Шона, ту самую, что была на мне после злополучной Тринадцатидюймовой попойки, я блуждала руками по его спине, наслаждаясь тем, как бугрится гладкой кожей под моими пальцами роскошная анатомия его мыщц, и мечтала стащить с него эту чертову футболку для усиления эффекта. Если убрать все нелепые метафоры, которыми я могла сыпать бесконечно, описывая шикарное тело Шона, чья ладонь сейчас забралась под мой тонкий свитер, то, пожалуй, хватило бы одной фразы, чтобы описать моё состояние: «Даже не смей останавливаться, парень!»
Шон, словно прочитав мои мысли, оторвался от моих губ, сосредоточив поцелуи на шее и ключицах, а затем и вовсе задрал свитер, переключившись на живот. Но в тот момент, когда его пальцы скользнули под косточки любимого пуш-апа, он вдруг замер и медленно опустил свитер. После чего слез с меня и улёгся на бок, продолжая смотреть взглядом того самого дикаря.
У меня было два пути: сделать вид, что я ничего не заметила и обратиться к Кимберли с просьбой научить той самой асане, что эффективна при систематическом недотрахе, либо выяснить, что между нами происходит, любой ценой. Это был вопрос чести, если в данном случае подобное выражение было уместно.
— От меня снова несёт той приманкой для рыбы? — спросила я, уставившись на Шона самым решительным образом.
— Э-м-м, нет, — уголки его губ дрогнули, и он покачал головой, — ты как всегда пахнешь шоколадом.
— Тогда какого хрена ты шарахаешься от меня? Что со мной не так?
Шон, подавив улыбку, закусил губу, а в его глазах индейские черти танцевали тот самый народный танец. Взгляд был изучающим и томным одновременно, словно он играл со мной в игру, правила которой были известны лишь ему одному.
— Почему ты так смотришь? — не выдержала я. — Отвечай, когда я тебя спрашиваю!
— Ты такая красивая, когда орёшь на меня, — ответил он.
