Я хихикнула.
- А ничего, что мы уже на нем были?
- Ну Ян… я же в роль вживаюсь. Когда мы собирались на бал, меня всю трясло, потому что нужно было выступать. А сейчас мы едем наслаждаться. Кстати, ты только больше к этой жабе не подходи. А то она еще сигаретой проткнет новое платье. С нее станется. А мне оно очень нравится. Ты такая…, - малышка задумалась, подбирая слово. – Как заколдованная принцесса.
У меня перехватило дыхание. Поразительным образом она отсканировала мое состояние. Заколдованная принцесса. То есть не в своем облике. Или же с заклятьем молчания. Это ближе. Ведь я здесь по факту и есть бессловесное существо.
И вскоре в этом мне пришлось убедиться еще раз.
Как и обещал Руслан, без нас праздник не закончился. Иллюзионист терпеливо ждал своего часа. А пока гостей развлекали певцы и танцевальная группа.
К тому же, к нашему возвращению еще не стемнело, так что мы попали в поле зрения Полинки и ее пираний. Да и при искусственном освещении я неплохо смотрелась. Даже уместней, чем в белом.
И мое настроение еще больше подпрыгнуло вверх. Глядя, как Машуля с восхищением пытается уследить за манипуляциями фокусника, я сама чувствовала себя ребенком. Правда, недолго.
Потому что нельзя… Потому что нельзя… Потому что нельзя быть на свете красивой такой… Строчки из песни прямо легли на ситуацию.
Не успели мы восторженно отхлопать иллюзионисту, как нарисовалась Алина. По ее глазам, намеренно суженным, как у разозленной кошки, я поняла, что надвигается непогода.
- Яна, вам не кажется, что вы слишком много на себя берете? – ледяным тоном задала она вопрос, на который не было правильного ответа. Скажешь – кажется – признаешь свою вину, хоть и непонятно в чем. Скажешь – не кажется – получится, что берешь на себя не много и готов еще взять.
Но раз спрашивают, надо что-то ответить, хотя понятно, что любое мое слово будет использовано против меня.
- Алина Сергеевна, я не совсем понимаю, о чем идет речь.
- Не нужно прикидываться дурочкой. Вы по какому праву используете моего водителя в своих целях? По какому праву увозите ребенка с праздника неизвестно куда? Это что за самоуправство? Где вы были?
Приехали… Она и раньше не отслеживала наши передвижения и никогда не спрашивала, где мы были. А уж как получила салон, так и вовсе забила на воспитание дочери. Шурику Руслан велел отвозить ее в город и возвращаться назад, чтобы быть у нас под рукой.
Мы ездили в музеи, на выставки, на занятия, и ни разу не возникал вопрос - где мы были. Но сейчас ей, кажется, шлея под хвост попала, и я рискую получить выволочку. Ответить – покупали мне платье, на которое дал деньги ваш муж, - равносильно самоубийству. Знаю я таких умытых и напяливших на себя облик воспитанности. Чуть что – они могут и в волосы вцепиться, забыв, что они белые и пушистые.
Я растерялась. Однако Машуля опять меня выручила. И при этом не соврала.
- Мама, мы ездили покупать мне платье. То, в котором я была, запачкалось от шоколадного фонтана. Папа дал деньги и я сама ходила с карточкой. Ты же не сердишься?
Золотой ребенок. Сама не подозревая, она использовала прием половинчатой правды. Если нет возможности сказать все, как есть, нужно отвечать так, чтобы пятьдесят процентов было правдой. Тогда и не почувствуешь себя отъявленным лжецом и не испортишь отношения. Особенно это касается тех, кто врать не умеет совсем. Как я.
Опять моя жизнь, только-только вошедшая хоть в какую-то колею, могла вылететь из нее при первом же резком толчке. Вот сейчас, если б не Машуля, я не представляю, как бы я оправдывалась. А так вроде и не обманули, и не сказали той правды, которая бы меня подвела под монастырь.
Хотя она и не потребовалась, потому что Алина уже учуяла запах крови, и теперь будет идти по моим следам, выжидая малейшего косяка с моей стороны.
На следующий день я в этом убедилась.
Утром, поднявшись к Машуле, я застала ее опять на подоконнике. Только не это! Меня тряхонуло не по-детски. Неужели опять чем-то родители расстроили?! Сразу же вспомнилось, каких трудов мне стоило выманить ее из убежища. А сейчас у меня и рыжих секретиков-то больше нет..
- Солнышко! –осторожно позвала я девчушку.
Она не отозвалась. И я тихонько подошла к ней. Постучала по подоконнику.
- Тук-тук! Можно к принцессе?
Горестный всхлип послужил мне ответом. Я отодвинула штору, и Машуля протянув ко мне свои ручонки, прижалась, как маленькая обезьянка.
- Эй, что случилось?
-Ян, ты не бросишь меня?
- Нет, конечно, с чего ты взяла, что я тебя могу бросить? – малышка меня озадачила, и нехорошее предчувствие остро кольнуло где-то там, где по идее обитает душа.
- Подслушивать же нехорошо?
Хороший вопрос. Из тех, ответ на который очень неудобен. А я ее учу, что врать нельзя.
- Машуль, у понятия нехорошо есть две стороны. Если это делать из любви к сплетням или чтобы вынюхать чужие секреты и потом использовать их во вред другим людям, это однозначно, нехорошо. Но!
Случай, когда я подслушала разговор своих работодателей, тут же во всей красе явился перед глазами.
- Если вдруг ты услышишь информацию, которая может быть использована против тебя, то, я думаю, в общепринятых правилах можно сделать исключение.
- Ян, а что такое шлюха?
- Солнышко! А вот здесь никаких исключений быть не может. Это слово категорически нельзя употреблять. Это некрасивое ругательство.
Внутренний голос подсказывал, что слово в лексиконе ребенка появилось неспроста. Не отлипая от меня, малышка тут же прояснила ситуацию.
- Ян, мама тебя так назвала. И еще сказала, что ты бывшая. Ну какая же ты бывшая, если ты самая – самая настоящая!
Грязное дело, выспрашивать у ребенка, откуда она это взяла, но ситуация тоже была неординарной. Кредит и привязанность к Машуле держали меня здесь крепче суперклея. И даже мучительные встречи с Русланом не делали мое существование невыносимым. После совместного ужина или случайного пересечения немного саднила душа, но уже не кровоточила, как раньше. Эти встречи стали наркотиком, моим аналогом кокаина, вдохнув который, я чувствовала себя женщиной. Потому что Руслан, каким бы он ни был занятым и спешащим, всегда ловил меня темным, горячим взглядом, и тут же отводил его.
И эти мгновения говорили больше, чем любые слова. Он не остыл. И недавние гонения лишь это подтверждали. Но теперь опасность пришла с другой стороны.
- Солнышко, - сглотнув слюну, чтоб хоть как-то смочить пересохшее горло, начала я. – А кому это мама говорила.
- Я спустилась вниз, к Клавдии, чтоб попросить сока, и услышала, как мама с папой ругаются за дверью. Мама сказала, что ты шлюха, а он подлец, потому что держит в доме свою бывшую. И еще сказала, чтоб он тебя уволил.
Горячий ком подступил к горлу и запульсировал там, будто само сердце вдруг оказалось там. С трудом справившись с волнением, я еле выдавила из себя.
- А что папа?
- Папа хлопнул,наверно, по столу чем-то, а я испугалась, что меня могут увидеть под дверью, и убежала.
Липкий холодок страха пополз по спине. Неужели эта курица готова снова причинить боль ребенку, лишь бы избавиться от тени прошлого. Да, Полинка времени зря не теряет. Не поймет дура, что чем больше она другим пакостей делает, тем хуже самой. Злоба ее окутывает, словно кокон, и она отравляется собственной желчью. И странное дело – у меня вообще на нее нет какой-то жгучей обиды, просто недоумение, граничащее с жалостью. Это ж надо так себя не любить, чтобы думать только о том, как бы кому насолить. Настоящая Шапокляк – «хорошими делами прославиться нельзя».
