Без тепла его объятий ощущения неоднозначные. Казалось бы, я должна успокоиться и выдохнуть с облегчением. Но вместо этого начинаю трястись и всхлипывать.
Дима возвращается слишком быстро. Протягивает мне стакан воды, который я неохотно принимаю. Делаю глоток, закашливаюсь и возвращаю обратно.
Мычу что-то невнятное, желая прогнать мужчину. Но Дима придвигается ближе, обнимает меня, несмотря на слабые протесты, и поглаживает рукой по спине. Мне тепло. И больно…
— Я в норме, Дим, правда, — стараюсь говорить убедительно, упираясь ладошками в его торс.
Встретиться взглядом с мужчиной не решаюсь. Я запуталась, потерялась. И жалею о том, что сделала. Обо всем жалею! Проклинаю тот день, когда появилась на пороге этого дома. Не могу больше контролировать слезы, которые тонкими дорожками стекают по моим щекам.
Хочу, чтобы Дима ушел, но он пристально изучает меня некоторое время, а потом вдруг обхватывает пальцами мой подбородок и чуть приподнимает.
Замечаю, что мужчина хмурый и недовольный. На его его лице сомнение вперемешку со злостью.
— Кто такой Леша? — стреляет прямиком в висок своим вопросом, вышибая жалкие остатки моего измученного мозга.
Глава 9
— Неважно, — шепчу, с трудом сдерживая слезы.
Отстраняюсь от Димы и немного неуклюже отползаю на кровати назад. Стыдно смотреть в его медовые глаза. Кутаюсь в простынь и прячу взгляд.
Сон и явь смешались воедино, а я не могу понять, где настоящая я? Та, что пыталась вытянуть дорогого человека из бездны? Или та, что теперь спит с его врагом?
— Знаешь ли, для меня важно знать, почему женщина в моей постели зовет другого мужика, — тихо, но грозно рычит Дима.
— Нет, я… — начинаю оправдываться, но осекаюсь, ведь я ничего ему не должна. — Ты сам пришел ко мне. В мою кровать. Я не просила. Так что извини, — пожимаю плечами.
Вижу, как Щукин закипает. Знаю, что больно бью словами. Поражаю и без того уязвленное мужское самолюбие. Но будет лучше, если Дима разозлится и оставит меня, наконец. Наедине с моими кошмарами и тараканами в голове.
— Технически это мой дом, — заводится мужчина, вот-вот готовый взорваться. — И кровать моя. Все здесь мое! Даже ты!
Дима повышает голос настолько, что от его крика просыпается Маша. Комната мгновенно заполняется детским плачем, а мы, словно по волшебству, забываем о ссоре.
Вдвоем подскакиваем со своих мест и мчимся к кроватке. Беру Машеньку на руки, пытаюсь успокоить. Дима тем временем включает ночник — наш незаменимый «отвлекающий маневр».
— Помочь? — хрипло произносит, со смесью вины и взволнованности глядя на нас с малышкой.
— Чайник, Дим, — бросаю отрывисто.
И продолжаю успокаивающе шептать Маше.
Мужчина понимает меня с полуслова. Мигом мчится на кухню, чтобы вскипятить воду для приготовления смеси. Наши действия четкие и слаженные. Мы работаем как команда. Как семья…
И вскоре это приносит свои плоды. Меньше, чем через час, Машенька, сытая и довольная, мирно посапывает в своей кроватке. А я переглядываюсь с Димой и устало плетусь на кухню, пока он молча поднимается к себе собираться на работу.
Делаю кофе нам обоим. И нарезаю бутерброды. Машинально. Не задумываюсь о том, что веду себя, как заботливая жена.
Обессиленно опускаюсь на диван и некоторое время бездумно помешиваю кофе, в котором даже нет сахара. Гипнотизирую взглядом темно-коричневую жидкость, а мыслями витаю где-то далеко. Вспоминаю ночь, все минувшие дни с Димой, его поведение и слова.
Не могу понять, когда именно успела так привязаться к нему. Потеплеть, растаять.
Сейчас я разбита. Раздавлена морально. Окутана всепоглощающим чувством вины. И только где-то в глубине, на самом дне моей порочной души теплится огонек надежды.
Не знаю, сколько проходит времени, пока возвращается Дима. Выглядит свежо и бодро. Идеально. В противовес мне, сидящей, поджав под себя ноги, в смятой шелковой пижаме, с растрепанными волосами и, наверняка, синяками под глазами.
Не обронив ни слова, Дима молча берет уже остывший кофе и вливает в себя чуть ли не залпом.
— Ты не завтракаешь, — не спрашиваю, а констатирую факт.
— Ты тоже, — хрипло бросает он.
Собирается уходить, но застывает на пороге. Приближается ко мне. Становится напротив и упирается кулаками в край стола, который слегка покачивается от разницы веса. Дима изучает меня настороженно, медлит.
— Кать, — наконец, выдает он, а я нервно сглатываю.
Но его речь прерывает внезапный звонок в дверь. Щукин срывается с места незамедлительно, чтобы скорее открыть и не разбудить Машу.
А я тем временем убираю со стола, решив, что Дима уже не вернется. Но аккуратное прикосновение к плечу уверяет меня в обратном. А неожиданный поцелуй в затылок вмиг выводит из равновесия.
— Дим? — резко разворачиваюсь, оказываясь лицом к лицу с мужчиной.
Так близко, что перехватывает дыхание. Но Щукин быстро разрывает нашу хрупкую связь. Смотрит на меня с заметным напряжением, будто собирается сделать или сказать то, что мне не понравится.
— Держи, — протягивает мне картонную коробочку. — Заказал доставку. В течение трех суток нужно принять, успеваем.
— Ммм, что? — принимаю из его рук непонятную вещь. — Что это?
— Разберешься, котенок, — произносит несколько виновато и целует меня в щеку. — Прости, что так вышло. В следующий раз буду осторожнее.
Так ничего не объяснив, поспешно покидает дом. Словно сбегает от меня. А я задумчиво кручу в руках коробочку, потом вскрываю ее, пробегаю глазами инструкцию. И судорожно вздыхаю. Экстренный контрацептив?
Продуманный Щукин облажался этой ночью, но быстро нашел способ исправить свою ошибку. То, что он не хочет детей, меня ничуть не удивляет. Дима и так до конца не решил, что делать с Машенькой. И со мной. А новая «проблема» ему тем более не нужна. Это логично!
Что ж, лично мне не на что обижаться. Никто не клялся мне в любви и не обещал «долго и счастливо». А я сама нахожусь здесь только для того, чтобы подставить и уничтожить лже-мужа. Мы квиты.
Только почему так больно и трудно дышать?..
Открываю кухонный шкафчик под раковиной — и выбрасываю коробку в мусорку. Мне это точно не пригодится. Ни сейчас, ни в перспективе. Потому что беременность мне больше не грозит…
Смахнув с щек слезы, все-таки предательски выступившие из глаз, возвращаюсь к Маше.
Стараясь не разбудить ее, достаю из шкафа чемодан и бросаю его на кровать. А сама закрываюсь в ванной с телефоном в руке. Включаю воду. На всякий случай. Чтобы приглушить звук собственного голоса.
И выбираю контакт, от которого кровь стынет в жилах.
— Я выхожу из игры, — заявляю уверенно, пока абонент не успел ничего возразить. — Сегодня же уезжаю из дома Щукина…
— Катенька-а, — перебивает меня грубый голос, и я вздрагиваю невольно. — Помнишь, на каких условиях ты пошла на это?
— Помню, и я предоставила достаточно информации для того, чтобы… — пытаюсь говорить смело, но получается жалко.
— Помнишь, что попросила потом? — добивает этим вопросом.
Поднимаю взгляд на закрытую дверь. Там, в комнате, в тепле и уюте спит Машенька. Моя дочь, без которой я не смогу жить.
— Да, — выдавливаю из себя, заранее понимая, о чем речь.
— Что ж, Катенька, если не будут соблюдены условия, то я, к сожалению, не смогу выполнить твою просьбу, — говорит с неискренним сочувствием. — Тогда придется…
— Я поняла, — обрываю на полуфразе.
Не могу слушать, что случится, если я откажусь. Потому что не допущу этого. Не имею права!
— Дата и время, Катенька, когда планируется заключить сделку, — напоминает ехидно. — Все, что мне нужно, — поймать на горячем.
— Я все сделаю, — всхлипываю лихорадочно и отключаюсь, пока не расплакалась прямо в трубку.
Откидываю смартфон на тумбочку, но осторожно: нельзя потерять связь с «мамой». Опираюсь о раковину и смотрю в зеркало, изучая свое отражение. Презираю саму себя, мерзкую и ничтожную.
