Мне нужно успокоиться. Наблюдаю за счастливой Машенькой, которую почти не видно в ворохе плюшевых игрушек, и делаю глубокий вдох. Все будет хорошо, но позже…
Усилием воли заставляю себя расслабиться, как опять напрягаюсь всем телом, чувствуя знакомое прикосновение на своей пояснице. Рука Димы ползет вдоль позвоночника, поглаживает спину, а сам он устраивается рядом.
Со стороны мы наверняка выглядим, как настоящая семейная пара. Счастливая, любящая. Но это лишь иллюзия. Как и вся жизнь Димы. На секунду становится даже жаль его.
И я совершаю роковую ошибку. Выпаливаю то, что не должна была.
— Как хорошо ты знаешь Емельяненко? — произношу тихо, но сурово. — Как давно?
Поворачиваюсь к Диме и перехватываю его удивленный взгляд. Не понимаю, почему, но мне важен его ответ сейчас. Хочу знать, насколько все запущено.
Глава 7
— Кхм, — откашливается Щукин, будто время тянет. — Емельяненко знаком с моим отцом, работали вместе. А недавно он сам предложил мне свою помощь в проведении предвыборной кампании. Грех от такого отказываться, — подмигивает мне, однако я его энтузиазма категорически не разделяю.
— И как о нем твой отец отзывался? Они дружили? — мой язык окончательно прекращает слушаться голоса разума.
— В нашем деле нет друзей, — на полном серьезе выдает Дима, и это вселяет надежду. — Что касается работы, то в этой сфере у отца претензий никогда не было.
— Хм, — выдыхаю я, потому что пазл все никак не хочет складываться.
Не понимаю, что происходит. А главное, почему? Ведь всему и всегда есть причина. Но в отношении Емельяненко к Диме я ее пока найти не могу. Что ж, может, и не нужно!
— А почему ты спрашиваешь? — муж смотрит на меня изучающе.
— Просто интересно, — пожимаю плечами и включаю наивную глупышку, да только Дима меня слишком хорошо узнал за эти дни. — Он показался мне… опасным, — опять говорю лишнее и мысленно ругаю себя на все лады русского матерного.
— Это нормально, — смеется Щукин. — Правильно показалось. Мы все опасны, — многозначительно тянет. — А я уж подумал, решила себе повыгоднее партию заиметь в лице Емельяненко. Только учти, если что, Машеньку я себе оставлю.
Понимаю, что Дима шутит, но его слова бьют больно. Выкручиваюсь из аккуратной хватки и молча возвращаюсь за столик. Остаток вечера ковыряюсь в тарелке и игнорирую слабые попытки мужа завести разговор.
Наши отношения теплеют только когда мы отправляемся к Машеньке. Следим за ее шалостями, идем на поводу у аниматоров, принимаем участие в каких-то глупых семейных играх. И, признаться, это объединяет. Потому что к концу мероприятия мы с Димой смеемся вовсю и непринужденно переговариваемся.
После кафе некоторое время бесцельно гуляем по ночному городу. Дима не спускает Машеньку с рук, а мне нравится наблюдать за ними. В какой-то момент ловлю себя на мысли, что хочется зациклить этот вечер.
Но внезапно обрушившийся на город ливень вынуждает нас стремительно помчаться домой. Диме удается спрятать малышку от дождя, прикрыв собой. Однако мы вдвоем промокаем до нитки, пока добираемся до припаркованного автомобиля.
Домой едем быстро, но при этом управляет Щукин аккуратно: нас с Машенькой не трясет и не подбрасывает. Пока я переживаю, чтобы малышка не простудилась, она засыпает прямо в автокресле, утомленная событиями и впечатлениями.
Заехав во двор и припарковавшись как можно ближе ко входу в дом, Дима первым выскакивает из салона. Открывает передо мной дверь и строго приказывает скорее спрятаться от дождя. Подчиняюсь, сама не ожидая от себя подобного послушания. Что он делает со мной?
Сам Дима аккуратно берет Машеньку на руки, чтобы не разбудить, и быстрым шагом следует за мной. Вплоть до нашей комнаты, где самостоятельно укладывает ребенка в кроватку.
Оказавшись в тепле, внезапно начинаю дрожать всем телом. И даже коротко чихаю. Муж реагирует незамедлительно.
— Так, иди в душ, быстро, — приказывает Дима, а сам снимает промокший пиджак и бросает его на стул в углу комнаты. — Не хватало тебе заболеть еще.
Неожиданная забота растапливает сердце и одновременно настораживает.
— Но… Маша, — пытаюсь сопротивляться я.
И теряюсь, потому что в этот момент Дима скидывает с себя рубашку. Понимаю, что он не может находиться в мокрой одежде, но все равно смущаюсь, особенно, когда скольжу глазами по его подкачанному торсу, спускаясь на пресс. И еще ниже. Вспыхиваю и отворачиваюсь.
— Переодену Машу сам, осторожно. И присмотрю, пока тебя нет. Только за футболкой сбегаю, — вдруг заявляет муж, окончательно ввергая меня в ступор.
Стою, не в силах пошевелиться, и только ресницами хлопаю.
Дима недовольно сканирует меня, потом приближается решительно и, развернув меня вокруг оси, подталкивает в ванную. Не упускает возможности нахально шлепнуть меня по бедру, словно подгоняя. Бурчу возмущенно, но все же слушаюсь. Прикрываю за собой дверь, попутно отмечая, что внутри нет ни замка, ни крючка. Надеюсь, Дима достаточно воспитан…
***
Позволяю себе немного расслабиться и насладиться душем. Ведь Маша сейчас под присмотром Димы. Казалось бы, я не должна доверять ему, но почему-то на душе спокойно.
Мурлыкая что-то себе под нос, отключаю воду, выбираюсь из душевой кабинки и заворачиваюсь в полотенце. Неловким движением цепляю и скидываю с раковины стакан с зубными щетками, который тут же летит на пол. Вроде бы мелкая вещь, но звук от соприкосновения с кафелем такой звонкий, что невольно морщусь.
Секунда — и на пороге ванной появляется Дима. В футболке и домашних джинсах. Растерянно смотрю на него и забываю, как дышать. Неловко получилось.
— Все в порядке, — спешу отчитаться я, но голос звучит сипло.
Сжимаю край полотенца на груди и неуверенно застываю на месте.
С Димой в этот момент происходит нечто странное. Он обводит меня тягучим взглядом, сжимает и разжимает кулаки, хмурится. Будто борется сам с собой.
А потом вдруг подлетает ко мне, одной рукой обхватывает талию, а вторую — укладывает на мой затылок. И впивается в мои губы поцелуем. От неожиданности открываюсь ему, впуская жадный язык. Отвечаю так охотно, будто всю жизнь только и ждала этого момента. И задыхаюсь от накативших эмоций.
— Кать, — выдыхает Дима мне в губы, — не могу больше.
И я уверена, что его слова на сто процентов продиктованы животным инстинктом, который пробудился при виде полуголой самки, но продолжение фразы заставляет меня засомневаться.
— Давай попробуем по-нормальному, — неожиданно заявляет Дима, не упуская возможности провести руками по моему телу.
От его прохладных прикосновений моя распаренная кожа мгновенно покрывается мурашками. Сердце бешено колотится в груди, а разум покрывает пелена. Сейчас есть только чувства, и они убивающе приятные.
— Без игр, без лжи, без ненависти, — продолжает проклятый Щукин, терзая поцелуями мои шею и плечи, спускаясь ниже, прямо к кромке полотенца.
Мычу что-то невразумительное, теряясь под напором одуряющих ласк. Должна ударить нахала, оттолкнуть! Но почему я скольжу ладонями по его щекам, а потом обвиваю руками шею?
Это не я! Кто-то другой занимает мое тело и подчиняет сознание! Я просто не могу вести себя так, не умею.
Дима толкает меня в сторону стиральной машины и, подхватив на руки, усаживает на ее ледяную поверхность. Вспоминаю эпизод на кухне, когда мне с трудом удалось избежать близости. Излюбленная поза? И сейчас все повторяется.
Но разница в том, что у меня не осталось сил и желания сопротивляться. Скажи я твердое «нет» мужчине, как он сразу отступит. Дима никогда не будет принуждать меня — он доказал это своим поведением в ту ночь, когда вернулся домой пьяным. Поступил на удивление благородно.
Стоп! Что происходит? Я ищу в своем враге положительные качества?
Холод металла стиралки немного отрезвляет меня, но ровно до того момента, как Дима прижимается ко мне. Между нами — лишь грубая ткань его одежды и бесконечное число моих моральных препятствий.
