Дружить? Помнится, я уже рассматривал такой вариант. Дружить со студентами не зазорно. Хороший преподаватель обязан стать другом и наставником своим ученикам. Но… Я в очередной раз отвёл глаза от дороги и мазнул жаждущим взглядом по девушке, что сидела рядом. Теперь, после того, как я познал ее…
Клянусь, в тот день после драки в кафе, я думал, что поцеловав ее, наконец остыну. Но стало хуже. Потом я был уверен, что все дело в неудовлетворенном желании. Но между нами все случилось… Даже больше, чем я мог предполагать — я стал ее первым…
И? Помогло? Отпустило?
Да черта с два!!! Я словно виагры нажрался. Вожделение прожигает лёгкие, мешая дышать. А взгляд то и дело цепляется за хрупкое плечико, надутые губки, нервно вздымающуюся грудь.
Дьявол! Она точно околдовала меня!
Хочу прикоснуться. Но боюсь. Она молчит всю неблизкую дорогу. Не считая удивления по поводу того, что я везу ее не домой. И черт знает, что у неё там в голове творится. Я-то со своей разобраться не могу.
— Смотрите уже на дорогу, Константин Дмитриевич, — строго сказала Лера, поймав на себе мой очередной взгляд. — Вы нас так убьёт.
— Хорошо, — я потянулся и накрыл ее ладонь, покоившуюся на коленях, своей рукой. — Теперь только на дорогу.
— Боитесь, что я сбегу? — усмехнулась она.
— Боюсь, что тебя тут и вовсе нет. Что я просто из-за тебя с ума сошёл, и ты мне теперь всюду мерещишься. А стоит ненадолго отвернуться и исчезнешь. Ай, — воскликнул я, удивлено глядя на свою руку. — Ты ущипнула меня?
— Не исчезну. Пока не выслушаю, что ты хочешь мне сказать.
Я стиснул зубы и вновь уставился на дорогу.
Видимо мое молчание в некотором роде красноречивей слов. Она поняла, что я обмозговываю произошедшее. Вот только Лера и предположить не может, что я пока сам понятия не имею что ей сказать.
Мы вошли в мою съемную квартиру, и первым делом я выдал Лере одежду, чтобы она переоделась во что-то более комфортное, нежели вечернее платье.
— Ещё очень рано. Тебе нужно протрезветь, а мне хорошенько подумать. Так что переоденься, выпей воды, как можно больше, и ляг поспи. Если голова болит или тошнит, могу дать таблетку.
— Смотрю, наш профессор спец по похмельному синдрому, — Лера вызывающе приподняла бровь.
Вот она, моя спесивая студентка.
Так привычней. Но мне больше по душе моя кроткая девочка. Рядом с которой я чувствую себя нужным. Которая включает во мне ответственность. И отключает здравый смысл. В вопросах, касающихся Мандаринки, он явно не справляется.
Я подался вперёд и легко коснулся ее губ. От удивления сладкий рот слегка приоткрылся, а дыхание Леры ощутимо сбилось. Воспользовавшись ее замешательством, я насилу вложил в ее руки стопку чистой одежды:
— Не перечь своему преподавателю.
— Сейчас ведь светло, — прошептала она удивленно.
— Я говорил называть меня по имени только в темноте. О том, что я не буду целовать тебя при свете дня — речи не было, — усмехнулся я и втолкнул Леру в спальню.
Прозвучало, как обещание. Похоже, мое подсознание уже давно все решило за меня.
Я через силу закрыл дверь, и упёрся лбом в лакированную деревянную поверхность. Сейчас я разберусь…
Мне даже закурить захотелось, — хотя я не занимался подобным со студенческих лет, — настолько напряженной оказалась задачка.
Я ведь сама беспечность. Безответственный. Ветреный. Я до сих пор не могу свыкнуться с ролью препода. Ещё и в ректоры с таким настроем мечу… А тут решил взять на себя ответственность за чью-то жизнь. Ведь серьёзные отношения — это оно и есть! Тем более со студенткой!
Отношения. Что я вообще об этом знаю? Не о тех легкомысленных связях, которые я завожу на протяжении всей жизни, — это не для Леры. А серьёзные, взрослые, взвешенные, мать его, отношения! Как тут взвесить?
Окей. Я ведь учёный. Математик, к тому же. Я способен все просчитать.
Подойдя к письменному столу, я выудил из ящика блокнот. Воткнул за ухо карандаш, и размашистым шагом шагая по комнате, принялся «взвешивать».
Итак. Минусы.
Она моя студентка. Первая пометка отправилась на бумагу.
У нас и разница в возрасте приличная — второй «минус» занял своё место.
Я ничего не могу ей обещать. Ведь рано или поздно мне придётся уехать…
ЛЕРА
Я наконец проснулась с ясной головой, и в ужасе выскочила из кровати.
Боже-Боже, что я натворила?! Как теперь в глаза ему смотреть? Сама позвонила, сама поцеловала и…
Ой, мамочки! Ещё и в любви призналась! Он наверно меня теперь не пойми за кого принимает! Как же стыдно! Ну, дура, дура же!
Я тихонько приоткрыла дверь спальни. Тишина. Может он вышел куда? Тем лучше, свалю по-тихому.
Однако стоило мне оказаться в зале, как я увидела Костю за столом. Он… он спит что ли? Вот и славненько!
Ну же, дуреха, вали!
Однако ноги почему-то понесли меня в противоположном от входной двери направлении. Замерла у стола, плохо понимая, что собиралась делать и почему вообще подошла.
И правда спит.
Стоит уносить ноги, пока он не проснулся. Мне ведь неловко. То ли ещё будет. Как же я теперь на его парах себя чувствовать буду?
Ну и чего стою?
А ведь он обещал подумать. Я надеялась, он даст мне хоть какой-то ответ. Пусть это даже было бы: «прости, Лера, я совершил ошибку». Это уже хоть что-то.
Взгляд вдруг уцепился за блокнот, что лежал на столе, рядом с головой Кости. Не сам блокнот привлёк мое внимание. «ЛЕРА» — было написано вверху страницы. Лист расчерчен на две половины — плюс и минус. Что ж, значит, все же думал…
Дрожащей рукой я подняла блокнот, в надежде, что мне просто не видно всего списка.
Нет. Я все правильно увидела.
Он нашёл целых тринадцать минусов. Тогда как в графе с плюсами было пусто…
Вот значит как? Я проглотила ком застрявший в горле. Ну что, идиотка? Теперь наконец пора уходить? Увидела все, что хотела? Получила ответ, которого ждала?
Я шмыгнула носом и только сейчас поняла, что щеки мокрые от слез.
Ни одного плюса…
Тишину разорвал звонок домофона. Я вздрогнула и попятилась, когда Костя поднял заспанное лицо.
— Лера? — кажется, он был удивлён увидеть меня при пробуждении.
Его взгляд скользнул по мне, и сосредоточился на руках, в которых я все ещё сжимала злополучный блокнот.
Костя был явно взволнован. Мне так хотелось услышать его голос. Чтобы он сказал хоть что-нибудь. Но домофон продолжал разрываться, словно отчаянно стараясь отрезвить меня. Не от алкоголя в этот раз.
Ну же, Валерия Александровна! Приди в себя! И убирайся отсюда!
Я рванулась в коридор так, словно за мной кто-то собирался гнаться. Слёзы нещадно жгли глаза. Я отдалась ему, призналась в любви, а он во мне ни единого плюса не нашёл! Какая же дура! Мне больше нечего предложить! Если ему не нужны мои тело и душа, то…
Я рванула дверь, но сильная ладонь вдруг захлопнула ее прямо перед моим носом. Костя прижал меня к косяку всем телом, и как ни в чем не бывало, снял трубку домофона.
— Отпусти! — я не оставляла попыток вырваться.
Прижав трубку плечом к уху, Костя поймал мои руки и завёл над головой:
— Да, — ответил он наконец в домофон, даже не запыхавшись. — Да, мне. Хорошо, оставьте у моей двери.
Он повесил трубку на место и обреченно поник головой:
— Лер, ты… все не так поняла, — выдохнул он.
— Разве??? — заорала я так, что Костя был вынужден поднять на меня взгляд. — По-моему там как раз все вполне понятно! Тринадцать! Тринадцать минусов! Я была настолько плоха? Или вас напугало мое признание, Константин Дмитриевич?! Какая-то студентка-дуреха вам себя на блюдечке с голубой каёмочкой, а вы… Так вот, не волнуйтесь! Я свои слова обратно беру! Не люблю! Ясно?
— Не бери, — выдохнул он отчаянно, прижимаясь к моей щеке своей небритой, — не надо. Оставь мне…
Жесткая щетина оцарапывала мою кожу, но я не могла отстраниться. Его губы шептали что-то у моей шеи, утопая в волосах. И я снова как последняя дура таяла от его прикосновений.
