друзьями — значит, не время еще. Это сейчас он понимает, что он ей был, мягко говоря, не пара, и их странный союз — это, возможно, протест против диктатуры Горского, против навязанного ей образа жизни. Так стала бы она того, другого, светить перед кем-то, рискуя, что об этом станет известно ее отцу? Скорее всего, и его она скрывала. В таком случае концов теперь не найти. Зря он пришел сюда.
— Все равно, если у нее кто-то был, должны остаться какие-то следы, — вздохнула Лика, искренне жалея, что помочь Власову, она, кажется, не в силах. — Если б это было случайное изнасилование, она бы пожаловалась отцу сразу, да и он должен был бы заметить, что с ней что-то не так. Значит, это либо Власов…
— Лик, я не делал этого!
— Подожди, не перебивай. Я всего лишь хочу понять Карину. Тебя она знала, и о том, что случилось, могла промолчать, пока не поняла, что беременна. Либо она спала с кем-то добровольно — я не знаю, влюбилась она — а когда залетела, то побоялась сказать отцу правду, и, выгораживая свою любовь, обвинила человека, у которого не было возможности нанять хорошего адвоката и за которого просто некому заступиться. Но если это все-таки ты и отсидел за честно заработанное, то непонятно тогда, что случилось сегодня ночью.
— Может, отец все-таки приставил к тебе скрытую охрану? Он же хотел, — возразила Арина.
— Нет. Я провела в номере несколько часов. Максим за это время мог сделать со мной что угодно — они бы стали ждать? Да и потом, они заставляли меня писать заявление на Власова — зачем это отцу? Это кто-то другой.
Лика промолчала, что если б отец приставил к ней охрану, то Власова скрутили бы еще неделю назад, когда ночью, в сырой холодной подворотне, приняв за сестру, Макс пытался ее убить. Да и потом, когда отпустил ее, в ожидании подруги она довольно долго вся изодранная, полуголая сидела в пустынном дворе — к ней никто не подошел. Если б за ней присматривали, разве допустили бы подобное?
— Да, наверно, отец тоже не будет ничего знать, — согласилась Лика. — Но ведь Карина не агент контрразведки, она всего лишь шестнадцатилетняя девочка — что-то должно было остаться о человеке, которого впускаешь в свою постель. Я не знаю, дневники, записки на полях тетради, смс-ки… Мам, поговори с отцом. У него должны были остаться Каринкины вещи. Если остался телефон или компьютер — было б вообще идеально!
— Лик…
Арина вздохнула. Лика понимала, как тяжело матери сделать этот шаг. И дело не в Карине и не в том, что Горский тоже ничего знать не будет — звонок ему как острый нож. Они общались, но всегда инициатором этого общения был он, а целью всегда была Лика. Потеряв одну дочь, Горский вспомнил, что есть другая, напрочь позабыв при этом, сколько боли и слез он причинил и Лике, и Арине, пока жива была Карина.
— Мамуль, помоги нам, — жалобно просила Лика, касаясь едва заметно дрожащей руки матери. — Ты же знаешь, я никогда не стала бы тебя просить об этом, если бы был другой выход.
— Знаю, — выдохнула Арина. — Хорошо, Лик, я позвоню ему. Не факт только, что он согласится дать что-то из ее вещей…
— Можешь смело шантажировать мной, — улыбнулась Лика. — Только про Максима ничего не говори ему, ладно?
— Да не скажу, не бойся. Ешьте давайте, я сейчас вернусь.
***
Три часа ночи, особняк на другом конце города. Пригрев молоденькую девушку на смуглом плече, растянулся на черном шелке простыни мужчина. Сон его спокоен, размерен; прохладный ветерок, залетая в открытое настежь окно, ласкал его подтянутое тело под откинутым покрывалом, но ничуть не тревожил. Он спокоен. Девушка рядом с ним, начиная замерзать, потянулась к нему, теплому, даже горячему. Не просыпаясь, обнял ее крепче.
Звонок. Громкий, пронзительный… Мужчина зашевелился и потянулся к мобильнику. Три часа ночи и имя абонента «Арина»… Сон как рукой сняло. Не заботясь, что разговором сейчас разбудит спящую на его плече девушку, Горский ответил.
— Арина? Что случилось?
Его голос встревожен, и первая мысль — случилось что-то с Ликой.
— Да ничего не случилось. Здравствуй, Саш. Я хотела поговорить с тобой о Карине…
— Арин, — Горский выдохнул с облегчением и откинулся на подушку, — ты на часы смотрела? Три часа ночи. Ты звонишь мне, чтобы поговорить о Карине?!
— Сколько?! Саш, прости, пожалуйста… Я… Я не смотрела… Извини, я утром тебе перезвоню…
— Да погоди ты, — остановил Горский ее растерянный лепет. — Подожди минутку, из комнаты только выйду.
Девушка на его плече недовольно хныкнула, когда осторожным движением ее переложили на подушку, и тут же проснулась.
— Ты куда? — спросонья спросила она, разглядывая темный силуэт ускользающего из постели мужчины.
— Спи. Я скоро вернусь.
Горский закрыл за собой дверь спальни — пусть Ланка спит, его семейные дела ее не касаются.
— Да, Арин, слушаю тебя, — Горский плюхнулся на диван и потянулся к сигаретам.
— Скажи, у тебя же остались Каринины вещи?
Горский нахмурился и устало потер лоб — ну что за странные разговоры в три часа ночи? Нет, Аринка в своем репертуаре…
— Арин, ну конечно, остались. Давай ближе к делу, мне вставать завтра рано.
На том конце связи замолчали, будто не решаясь продолжить разговор…
— Арин?
— Ты не мог бы на пару дней дать ее телефон или компьютер? Хотя бы на день, — поправила себя Арина. — Я верну, обещаю.
— Арин, что случилось? Зачем тебе?
— Да ничего не случилось. Лика просит. Не знаю, зачем, но очень просит… Дашь?
— Лика, значит… А сама, значит, звонить мне не стала.
— Саш, не начинай, ладно?
— Да не начинаю, — выдохнул Горский. — Телефона у меня нет, есть ноутбук — устроит?
— Устроит.
— Ну приезжай завтра, заберешь. Я Ланку предупрежу — она тебе отдаст. Верни только потом.
— Саш, — замялась вдруг Арина.
— Ну что еще?
— Ты не мог бы сам его завезти ко мне
