— Дело не в образовании…
— Ну да, удобно говорить так, когда ты вырос в обеспеченной семье и ни в чём не нуждался!
— Принеси мне свой телефон, Энрика, — спокойно просит он. Закатываю глаза и возвращаюсь в холл. Достаю из кармана пальто мобильный и несу ему. Зло вкладываю в его руку.
— Он ничего не умеет. Он дешёвый. Я его нашла в помойном ведре, — фыркаю я.
— Иди сюда, — он подзывает меня к себе и достаёт свой дорогой мобильный. Он что-то быстро делает в своём телефоне и на мой приходит сообщение о пополнении счёта на сто евро.
— Ты рехнулся? Я же…
— Смотри, — предлагает он. Каким-то образом он знает все мои данные банковского счёта. Он входит в личный кабинет и переходит во вклады. Открывается несколько вариантов инвестирования.
— Всё уже давно придумали за тебя, Энрика. Процент и выход. Выбираешь тот, который тебе нравится. Какой выберешь?
Он поворачивает ко мне экран. Хмурюсь и указываю пальцем на самый высокий.
— Снова ошибка. Никогда не старайся получить быстро что-то. Для того, чтобы выросло дерево, нужны семена и вода. Это время. Поэтому лучший вариант — выбрать средний процент.
— Ты это знаешь только благодаря образованию, — цокаю я.
— Это логика, Энрика.
— Логика образованного человека.
— Логика человека, который берёт паузу, чтобы подумать и взвесить свои решения.
Поджимаю раздражённо губы и наблюдаю, как он покупает акции.
— Вот и всё. Через месяц посмотришь, что из этого вышло.
— А весь этот месяц умирать от голода? Ты никогда не поймёшь бедных, потому что не был им, — вырываю свой телефон из его рук.
— Да, я не был финансово беден, ты права. Но я не буду извиняться за это, Энрика.
— Я и не прошу.
— Но это не даёт тебе принять меня, да?
— Да. Не даёт. Я не понимаю, зачем тебе такая, как я? Зачем? Что ты хочешь на самом деле, Слэйн? Какая тебе выгода с меня? Секс? Только секс? — Требовательно смотрю на него.
— Какой смысл мне рассказывать тебе, если ты закрылась от меня, Энрика?
— Я не закрылась, — складываю руки на груди. Он смотрит на мои руки, и я цокаю, закатывая глаза.
— Ладно, я очень зла. Не на тебя, а на чёртову жизнь. Я просто… прости меня. Я веду себя ужасно с тобой, а ты этого не заслуживаешь. Ты не виноват в том, что у меня всё дерьмово и я боюсь поверить в то, что ты хочешь помочь, в то, что мужчина может мной заинтересоваться и мне не будет больно. Прости. — Я сдаюсь. На меня наваливается апатия и желание расплакаться. Забираюсь обратно на стул и тяжело вздыхаю.
— Я рад тому, что ты не скрываешь своих эмоций, Энрика. Они всегда настоящие. Это причина, почему ты здесь. — Поднимаю на него тяжёлый взгляд.
— Я веду себя, как истеричка. Но я не такая…
— Будь собой. Это моё требование.
— Хм, ладно. Раз ты хочешь, то без проблем. Только потом не ной, я не отвечаю за последствия, — предупреждаю его.
— Ты не поняла, Энрика, мне нужны эти последствия.
— Да, я не понимаю. В чём суть? Скажи мне. Что тебе нужно от меня? Я не закрываюсь. Я хочу понять, чем мне это грозит, Слэйн. Что? Что же ты хочешь? — Взволнованно кусая губу, смотрю на него.
Он делает глубокий вдох, а потом глоток виски.
— Когда мне было восемь, то моя жизнь изменилась. До этого я был очень эмоциональным мальчиком. Очень. Отец меня даже называл обезьянкой и смеялся, но не зло, а как отец. Но потом в школе я влюбился в девочку из своего класса. Я крутился вокруг неё, выполнял все её прихоти и отдавал ей все деньги, который мне выдавали на карманные расходы. Я развлекал её, и она смеялась. Только я не знал, что она смеялась надо мной. Когда я решил пригласить её в кафе поесть мороженого, то она обещала прийти. Я ждал её. Я носился по кафе матери и не мог успокоиться. Она не пришла. Она перестала со мной общаться. Совсем. Она подстрекала одноклассников издеваться надо мной, а они и так считали меня странным. Трупом. Они называли меня трупом из-за цвета моих глаз. Конечно, мне было очень обидно, но не настолько, чтобы меняться. В конце учебного года нас поздравляли на школьном собрании, и летописец нашего класса должен был показать материалы за этот год в презентации. Только вот на экране показывали меня. Слайд с фотографиями со мной, где я был запечатлён с разной мимикой, и были подписи, очень плохие и гадкие. Все смеялись, тыкали в меня пальцами и отодвигались от меня, повторяя грязные слова. Это сильно ударило по моей психике. Фотографий было очень много, даже учителя смеялись вместо того, чтобы защитить меня или прекратить всё это. Но кадры сменялись один за другим, гогот стал таким громким, что я… от страха и унижения описался. Паника была очень сильной. Они видели это. Мои эмоции были на пределе, и я не справился с ними. Я расплакался и убежал. Я пытался прийти в себя в туалете, но туда вошли старшие мальчики. Им было десять лет и один из них прижал меня к стене. Он был старшим братом той девочки, которая мне нравилась, и он поклялся, что если я ещё раз трону её или заберусь в её трусики, то он меня убьёт. И это видео лишь малая плата за то, что я чёртов извращенец.
Мне сложно дышать, слушая его. Моё сердце сжимается от жалости и боли.
— Начались каникулы, и я отказался ехать отдыхать с мамой и братом. Я закрылся в своей комнате и не выходил оттуда пару месяцев. Мне было стыдно. Мне было страшно. Я сидел напротив зеркала и ненавидел своё отражение. Я каждый день переживал унизительный момент в школе и потом просил отца перевести меня в другую школу. Но та была элитной. Он даже слышать ничего не хотел, и я боялся, что если скажу ему правду о причинах моей просьбы, то он высмеет меня, как они. Я перестал что-то чувствовать. Я боялся это делать. Мне пришлось вернуться в школу, так и не поняв, о чём говорил тот мальчик. Я никогда ничего плохого его сестре не делал. Никогда. Конечно, никто не забыл о том, чем закончился прошлый год. Мои унижения повторялись. Однажды я не выдержал и подрался. Я хорошо дрался. Я повредил челюсть двоим. Меня посадили под домашний арест, хотя отец был мной горд. Я же ненавидел себя. Зеркало разбилось и было выброшено. Я перестал в них смотреться. Я научился не показывать эмоций больше. Никогда. Я могу их чувствовать внутри, но ни один человек не должен был знать о них. Я разговариваю взглядами. Я стал в этом хорош. Меня больше не дразнили после драки. Я стал невидимым для многих. Холодным. Замкнутым. Всё, что у меня осталось, это компьютер. Он не мог видеть меня и сделать обо мне вывод. Он любил меня, потому что я просто работал на нём. Только в старшей школе я узнал, почему со мной так поступили, — Слэйн проводит языком по верхней губе и прочищает горло.
— Старший брат той девочки после своего выпускного пришёл ко мне домой. Он просил прощения за ошибку. Он умолял простить его, потому что он не думал, что его сестра может солгать. Она была такой милой, нежной и выглядела, как ангел. Она обманула его и пожаловалась, что я домогался её и угрожал расправой, если она не отсосёт мне. Конечно, старший брат пришёл на выручку. Он опозорил меня и отомстил за неё. Только через несколько лет он узнал правду. Она была очень пьяна и смеялась над тем, какие мужчины тупые. Она рассказала ему о том, что хотела мне просто отомстить, потому что я труп, а трупы должны лежать в земле. В общем, он пришёл ко мне покаяться, но я уже был другим. Ни одно извинение в мире не исправит ошибку. В моём случае это не сработало. Двадцать лет я не улыбался, тем более не смеялся. Даже не ухмылялся, не хмурился. Ничего. Я только смотрел на людей и завидовал, как же им повезло, что они не боятся быть живыми.
По моей щеке скатывается слеза из-за его рассказа.
— Энрика, почему ты плачешь? — Он тянет руку ко мне и проводит ей по щеке.
— Это так жестоко. Мне больно за тебя. Это же… я бы убила эту сучку. Клянусь, я бы убила её. Нельзя так, — шепчу я, шмыгнув носом.
— Тогда ты не успела. Она, вероятно, мертва, — говорит Слэйн.
— Мертва? Она умерла сама или…
