и по парням, и по Инне с ее аниматорами. Никого не пощадит. Странно, что администратор с многолетним опытом не смогла прочитать этого темного человека. Упорно свидетельствует, в том числе, и против себя.
- Я правильно понимаю, что в штате одного из лучших агентств города оказались совершенно левые сотрудники? – морозным тоном уточняет Воскресенский, и я обнимаю себя за плечи, замерзая.
- Кондитер ушел на больничный накануне праздника, и мы были вынуждены… - мямлит Инна, наконец-то, почуяв беду, и сжимается от грозного голоса заказчика.
- Были вынуждены привести ко мне в дом непроверенных людей? – продолжает допрос, краем глаза присматривая за малышками, с которыми сейчас возится Ева.
Тем временем аниматоры собрали все вещи и тихонько переносят их к двери. Расходятся и оставшиеся гости, аккуратно прощаясь с хозяином дома. Помещение пустеет, погружается в гробовую тишину – и все больше становится похожим на зал суда под конец заседания. Когда приговор озвучен и обжалованию не подлежит.
- Эм-м-м. Нет, - голосок Инны звучит как мышиный писк.
- Ну, как нет? Откуда-то же Вера и ее «Сладкая жизнь» свалились на мою голову? – очередной внимательный взгляд летит на диван, где, прижавшись друг к другу, как воробушки, присыпают двойняшки.
Вижу, как Воскресенский разрывается между своими детьми, которых он боится опять упустить из виду, и нами – обвиняемыми на скамье подсудимых, которые заслуживают самого жесткого наказания. Человек в нем борется с циником до последней капли крови.
- Ясно, - после паузы чеканит Константин. – Поступим так, - делает пару шагов вперед. Инна испуганно отшатывается, оставляя нас друг напротив друга. – Завтра в агентство «Радость» будет направлена проверка, - окончательный вердикт все равно настигает ее, сражая наповал, как бы она не пыталась спрятаться за моей спиной.
- Как же так, Константин Юр-рьевич, - сглатывает судорожно.
- Ничего личного, Инна. Если у вас все чисто, то переживать вам не о чем. В противном случае – не обессудьте, - разводит руками, словно сам ничего не решает.
Не смущаясь и не боясь, я внимательно смотрю ему в глаза, пытаясь понять, он действительно поступит по совести или не побрезгует самыми грязными методами, лишь бы закрыть «Радость» и уничтожить имидж агентства?
Холодный, мрачный взгляд, расстреляв Инну ледяными иглами, скользит на меня. И в его темных глубинах пробиваются слабые огоньки, как одинокие костры на бескрайнем Северном Полюсе.
- А к вам, Вера, у меня отдельный разговор, - произносит размеренно и не сводит с меня заинтересованных глаз. – Наедине, - добавляет, ввергая меня в ступор. Не знаю, чего ожидать от него. – Только дайте мне время переодеть дочек и отправить их в детскую, - все-таки не выдерживает и ставит малышек выше своего желания отомстить.
А меня, судя по всему, ждет отсроченная казнь. Так я еще и должна ее послушно ждать. Отрицательно взмахнув головой, открываю рот, чтобы возмутиться и быстро объяснить все, но между нами вырастает мощная фигура Матвея. Он, как телохранитель, заслоняет меня собой.
- Мы с Верой Александровной одна команда. И за общие ошибки будем отвечать вместе, - произносит важно.
Я же прячу лицо в ладони, чувствуя как накаляется атмосфера вокруг. Теперь нам точно всем конец.
* * *
- Похвально, - цедит Константин, прорезая воздух острой сталью. – Ваша сплоченность не может не радовать, - несмотря на смысл фразы, звучит она с недовольством и необъяснимой жестокостью. – Но я намерен не ошибки обсуждать, а нечто более важное. И не с вами.
Небрежным движением двух пальцев приказывает Матвею отойти, но тот напрягается сильнее, превращаясь в несокрушимую скалу. Выводит внешне равнодушного Воскресенского из себя.
- Мы свою работу выполнили, а на сверхурочные не подписывались, - не унимается шеф.
Немного расслабляется, только когда я слабо касаюсь его плеча и чуть отталкиваю мускулистую махину в сторону. Оглядывается на меня, перехватывает мой добрый взгляд и легкий наклон головы, а после – нехотя подчиняется. Сдвинувшись буквально на пару шагов вправо, вновь тормозит, будто пуская корни и врезаясь ими сквозь паркет в землю. Я укоризненно сжимаю губы и морщусь, намекая, что Матвей перегибает палку, изображая моего секьюрити. Вздохнув, он опускает плечи и заходит мне за спину.
Все это время за нашими переглядываниями, бессловесным «общением» и рокировкой следит Воскресенский. Молча, хмуро и настороженно. Предупреждающе покашливает, обращая на себя внимание, и впивается в меня темным, пристальным взором, который не сулит ничего хорошего.
- Конечно, я вас выслушаю, Константин Юрьевич, - приподняв подбородок и открыв лицо, посылаю ему теплую улыбку. Но растопить айсберг невозможно. – В конце концов, после сегодняшнего инцидента это и в моих интересах. Знаете ли, мне тоже есть, что вам сказать по поводу случившегося, - дерзко заявляю.
На его губах играет мимолетная усмешка, но она тут же стирается с волевого, жесткого лица.
- Вот и договорились. Дождитесь меня, - отдает команду и, быстро просканировав меня с головы до ног, поворачивается к детям. – Малышки, пора отдыхать, - протягивает к Маше и Ксюше обе руки.
Двойняшки реагируют молниеносно. Соскакивают с дивана, будто только «папульку» и ждали, подбегают к нему и вкладывают крохотные ладошки в его огромные лапы. Две куколки на фоне мрачного истукана выглядят миниатюрными и сказочными.
- Мы не устали, - спорят они, но в то же время покорно плетутся за отцом.
На секунду оборачиваются, машут мне свободными ручками – и параллельно дергают Воскресенского за пальцы. Хотят что-то срочно ему сказать, но он, судя по их недовольным мордашкам, просит отложить беседу.
- Вера Александровна, - окликает меня Матвей. – Давайте просто уедем, - из-за его тяжелого баса просьба звучит громче, чем следовало бы. Ее обрывки долетают до Константина.
- Не беспокойтесь, никто здесь не съест вашу Веру Александровну, - оглянувшись, раздраженно кидает он. – Не знаю, чего именно вы так опасаетесь, но в этом доме она в полной безопасности. Во всех смыслах, - сердито зыркает на нас обоих, словно подозревает в чем-то. Хотя мы не сделали и не сказали ничего предосудительного.
Не понимаю, к чему он клонит и заранее предвкушаю сложный разговор с тяжелым мужчиной. Но выхода нет. Подхватив Матвея под локоть, веду его к выходу. В противоположную от лестницы сторону, подальше от Константина.
- Он тот самый Воскресенский, - объясняю путано, но шеф привык воспринимать мои короткие, обрывистые сообщения. – Юрист,
