сбивчивых слов. Не разобрала в срывающемся шепоте. Наверное, стоило оторваться от ее соленой кожи, прекратить сцеловывать слезинки, сказать что-то внятное, достойное…
Но Аля сама обхватила его лицо ладонями и целовала… Так же жадно, то нежно, почти невесомо, то грубовато… Прижималась к щекам, гладила глаза, скулы, подбородок…
– Не прощу! Не прощу никогда! Слышишь?
Все она прекрасно понимала. И все так же привычно спорила.
– Нельзя меня отвлекать. Движение плотное. Ты же не хочешь разбиться? Я не хочу. Хочу, чтобы ты была живая, здоровая, понимаешь, Аля?
Он все продолжал уговаривать. Знал, что несет ерунду. Знал, что девушка хочет услышать совсем другое.
– Я без тебя каждый день умирала. Что ты мне теперь будешь говорить?!
Эффект его уговоров был совершенно неожиданным: Аля рассердилась. Оттолкнулась от его груди, пару раз стукнула кулачком по плечам. Глаза гневно вспыхнули.
– Ты думаешь, я там развлекался?!
– Неважно! Ты сейчас здесь! И даже потрогать себя запрещаешь! – И руки на груди сложила. В другой момент Пальмовский рассмеялся бы, наверное… Сейчас ему было очень не до смеха.
– Аль. Доехать осталось всего пару кварталов. Как только припаркуемся – делай, что хочешь. Я весь твой. – Ну, серьезно: он вовсю с собой борется, держится из последних сил, а девчонка решила закатить истерику! Что с этим делать-то? Особенно, когда последние остатки разума и так выветриваются?
– Ну, и все тогда! Отпусти. И давай, кати уже эти пару кварталов! – Доказывая серьезность своих слов, Аля заерзала, начала выбираться на свое место.
– Ну, нет уж! Теперь я сам решать буду, когда и как поедем!
Осторожно накрыл запястья девушки своими.
– Аль, не злись, пожалуйста. Я сейчас не очень адекватен. Кто-то из нас двоих должен сохранять здравомыслие…
– Ну, вот. Я же тебе сказала: заводи машину и двигай вперед. Совсем же немного осталось…
– Поздно. Не смогу. – Вздохнул нарочито покаянно… Или не совсем нарочито… Он реально сейчас не готов был выпустить девушку из рук.
– А в чем сложность?
– Обними меня. Пожалуйста. Просто обними…
Что-то было такое в его голосе, наверное, что Алю проняло. Она замерла на несколько секунд. Только сверлила его взглядом, глаза, и без того огромные, теперь уже были в пол-лица, и снова что-то ему свое рассказывали. Аля молчала, а они говорили. Понять бы еще, что именно…
– Плохо было, да?
– Да и сейчас как бы не фонтан… – Пальмовский никогда не любил жаловаться. Но раз спросила – зачем уже врать?
– Извини меня, Вить. Я как-то не думала… Эгоистка…
В девушке словно какой-то переключатель повернули. И вот она из ершистой колючки стала внезапно пушистой, милой, мягкой… Прильнула к нему. К шее щекой прижалась, подставляя под губы свою макушку…
Только в этот момент Пальмовский ощутил, каким напряжением был скован. Под мягкими, кошачьими поглаживаниями нежных пальчиков его плечи опустились, расслабились, голова откинулась назад. Легкие, наконец-то, смогли полностью набрать воздуха. Он, правда, вдохнул, но тут же забыл, что нужно выдыхать…
– Так стучит громко… Я не хотела тебя нервировать, правда… – Аля держала ладонь там, где сбивалось с ритма сердце.
– Ты не должна об этом думать и помнить, Аль. Это мои проблемы. – Почти умиротворенно поднял ее ладошку, поцеловал в центр, вернул на то же место. – Могла вообще обо мне забыть, я бы понял…
– Господи. Какой же ты, все-таки, дурак, Виктор Пальмовский!
Аля плохо помнила дорогу. Она вообще не могла бы восстановить в памяти все, что происходило… Вот она видит Виктора на дорожке, ведущей из универа, вот его глаза – какие-то непривычно горячие, с легким налетом сумасшествия… В них страшно смотреть, и отвернуться страшно… А вот они уже едут в машине, и Пальмовский почему-то очень груб и напряжен…
Не к месту вспомнился Славка: может, Виктор обиделся, что Аля общалась с кузеном? Но он, вроде бы, сам сказал, что нужно забрать цветы и подарок. Сама девушка про них и не вспомнила бы…
Она даже не стала вникать, почему они оказались в квартире Пальмовского, а не в ее – вроде бы, дорога вела в другую сторону. Но Виктор сказал не мешать, и она не мешала: съежилась на своем сиденье, даже взгляды на него бросала осторожные, такие, чтобы не заметил. Сказал же, что не нужно отвлекать от дороги.
И Аля поверила. Но не могла оторвать взгляда от пальцев, которые с силой сжимали руль и рычаг на коробке передач. Исподтишка любовалась тем, как дергается кадык, когда Виктор сквозь зубы ругается – на водителей, на пешеходов, на светофоры… Представляла, что вот совсем-совсем скоро уже все это будет в ее руках. И можно будет трогать, гладить, даже кусать, если очень захочется.
– Скучала, говоришь? – Он не вывел, а выдернул ее из машины, как только припарковался. Вжал в себя с такой силой, что стало сложно дышать.
– Нет, конечно. Разве я могла такое сказать? – Отшучивалась напоследок, плохо соображая, что вообще произносит. Кажется, Виктор так же плохо понимал, какие до него слова доносятся.
Шутку он точно не оценил.
Вместо ответа прижался к ее губам своими. Как воду пил, не отрываясь. Аля успела только заметить, как затылок удобно улегся в одну ладонь Виктора, как его вторая рука прошлась по пояснице, остановилась ниже, с силой вжалась в ягодицы…
– Камеры, Вить! – Рассудок в этот раз лучше работал у девушки. Пальмовский, кажется, вообще обо всем на свете позабыл.
– Черт… – Он дышал с трудом и бормотал себе под нос еще что-то неразборчивое. – Опять все стирать…
– А может, ну их, эти камеры? – Аля успела пожалеть о своем порыве.
– Нет уж. Хватит проблем и без этого…
Он тащил ее к лифтам как на буксире. Девушка только успевала перебирать ногами, чтобы не споткнуться. Возмущаться и просить притормозить? Она сама бы себя за такое сейчас убила…
Наверное, она хотела бы еще каких-нибудь слов. Наверное, не помешала бы нежность… Скорее всего, Аля могла бы и сама быть ласковой в ответ…
Но одежда без всяких ненужных полетела в стороны, как только захлопнулась дверь в квартиру. Виктор боролся с замком на джинсах Али, она в то же время пыталась стянуть с него свитер. Они мешали друг другу, чертыхались, путались в руках, рукавах и ботинках…
– Постой. Я сам. – Виктор не выдержал, прижал ее руки к бокам, зафиксировал. –
