Как и у всякого приличном города, у Сосново во все времена были Отцы и Матери. Их сословная и классовая принадлежность, должности и звания менялись в соответствии с велением времени. Последние тридцать лет в их число входил и директор промышленного концерна Савелий Васильевич Николаев, отец Артема. Директорствовал он, конечно, не всегда, но Артем, как поздний ребенок, сколько себя помнил, был директорским сынком. При ином стечении обстоятельств самого Артема ждала бы прямая дорога сначала в Дети города, а затем и в его Отцы. Но Артем вывернулся, с чем Савелий Васильевич не мог смириться и по сей день…
Артем знал, как свои пять пальцев, каждый квадратный метр городка, и хотя он не привык впадать в сентиментальность, но всегда признавался себе в том, что любит Сосново. Сейчас уже в городке не так ощущался налет провинциальности, но остались прежний покой, тишина, немноголюдные даже в праздники улицы, зеленые набережные и дымящие заводские трубы. Городок Сосново, будучи неотъемлемой территориальной единицей Питера, и по сей день варился в собственном соку, окруженный со всех сторон бескрайними капустными полями пригородных совхозов.
Если бы не причины сугубо личного свойства, Артем, возможно чаще бывал бы на своей малой родине. Но в последнее время он лишь иногда заглядывал в гости к родителям и Сергею Панину, и никогда особенно долго не задерживался. Артема знала тут каждая собака, но не с каждой собакой Артем хотел бы встречаться. Население Сосново уже перевалило за сто тысяч, и шанс нарваться на улице на нежелательного человека был не так уж велик, но Артем предпочитал не создавать себе лишних проблем.
И уж никак он не мог предположить, что Марина окажется в Сосново.
Артем вел свою машину по неширокой разбитой в хлам дороге, ведущей из Сосново в Фанерный. Он пытался сохранять равнодушный вид, но то и дело невольно косился в зеркало на сидящую рядом женщину.
Она рассеянно смотрела в окно, думала о чем-то своем и совершенно не обращала внимания на водителя. Удивительно, как она вообще снизошла и согласилась на то, чтобы Артем довез ее до дома.
— Ты давно в Сосново? — нарушил Артем тягостное молчание.
— Не в Сосново, а в Фанерном.
— Ну, это одно и то же.
— Да не совсем, — спокойно отозвалась Марина.
— Так сколько ты здесь?
— Скоро десять лет…
— Ого! А как ты оказалась здесь? Ты же вроде бы где-то на Петроградской жила…
— Какая тебе разница, как?
— Мне интересно.
Она поморщилась и пожала плечами:
— Я переехала к старой больной родственнице.
— Зачем? Ухаживать за старушкой? Или ты таким образом из дома сбежала?
— Считай, что сбежала. Для меня это был единственный способ стать себе хозяйкой.
— Никогда не думал, что ты хотела стать себе хозяйкой.
— А что ты думал? — неожиданно резко бросила Марина и взглянула на Артема с неприязнью.
— Я всегда считал, что ты стала кому-нибудь послушной и заботливой женой, хлопотливой и верной хранительницей домашнего очага… — усмехнулся Артем.
Тут он несколько покривил душой. Не думал он о Марине, совершенно не думал, даже не пытался представить, где она и что с ней. После их ссоры и разрыва много лет назад Артем быстро забыл о матрешке-толстушке. Обиделась, да и Бог с ней. Несколько раз он, конечно, вспоминал о ней, но это случалось тогда, когда Артем встречал смешных интеллигентных клушечек, напоминавших ему давнюю знакомую чисто внешне.
— Так и живешь с родственницей? — снова задал вопрос Артем.
— Она давным-давно умерла, — равнодушно ответила Марина.
— Значит, ты теперь…
Она усмехнулась и покачала головой:
— Тебе надо знать, одна ли я живу?
— Да уж, любопытно, знаешь ли…
— Я живу с сыном. Что еще?
— Спасибо, больше ничего, — вздохнул Артем.
Он понял, наконец, что его беспокоит: Марина не проявляет к нему никакого интереса.
Нет, конечно же он не ожидал, что она вдруг начнет кокетничать с ним и строить глазки. Но он вспоминал сегодняшний день и обнаружил, что Марина не задала ему ни одного хоть сколько-нибудь значащего вопроса. Она ни разу не спросила ни где Артем обосновался, ни где он работает, ни о том, женат ли он и есть ли у него дети.
Неужели это ей совершенно не интересно? Вряд ли. Или же она вспомнила о своей старой обиде и в угоду ей не дает волю естественному женскому любопытству?
Самому рассказать о себе? Так, между делом, как бы между прочим?
Но Марина молча смотрела на мелькавшие за окном придорожные кусты. Вряд ли она оценит откровения Артема.
— Ты давно в аудиторах?
— Полгода, — равнодушно сообщила она.
— Нравится?
— Что нравится? — устало вздохнула Марина.
— Ну, работа, коллектив, и все прочее…
— Работа ничего. Коллектив так себе. А все прочее — не очень… — без улыбки пояснила Марина.
— Володя мне говорил примерно то же самое, — усмехнулся Артем. Помолчав, он неожиданно для самого себя спросил: — Наверное, Володя много для тебя значил?
Она повела плечами и ответила холодно:
— Достаточно много, чтобы ни с кем это не обсуждать.
— Господи, Марина! Ты разговариваешь со мной, как со злейшим врагом!
— Не преувеличивай.
— Да уж что тут преувеличивать! В глаза не смотришь, отвечаешь, как под пыткой…
— Согласись, что через столько лет после шапочного знакомства мне трудно считать тебя добрым другом, — спокойно отозвалась она и отвернулась.
— Вот уж действительно, никого нет злопамятнее женщины! — оскорбленно буркнул
Артем.
— Я не злопамятна. Я всего лишь привыкла хорошо учить уроки, кто бы их ни преподавал.
Артем замолчал.
* * *
Ага, обиделся… Не подавая вида, Марина злорадно отметила, что Артем уязвлен ее словами. Оно и понятно. Вряд ли какому мужчине будет приятно, когда женщина, для которой он был первым, назовет его шапочным знакомым.
Из Марины получилась классная стерва.
Они въехали в Фанерный. Шесть-семь улиц с разномастными домами от довоенных деревянных лачужек до двенадцатиэтажных кирпичных точек.
— Куда? — коротко уточнил Артем. Пускаться в расспросы он больше не желал.
— Центральная, шесть.
Унылый двухэтажный деревянный барак с газовыми баллонами в металлических ящика снаружи. Четыре многокомнатные коммуналки, постоянно меняющиеся жильцы, сдающие свои комнаты кому попало… Одним словом, тот еще гадюшник.
Артем остановился у троттуара, не выключая двигатель, поспешно вылез и, обойдя машину, открыл дверь.
— Спасибо, — произнесла Марина, вылезая наружу и одергивая немного помявшийся плащ. — Всего хорошего.
