Берег окутали черные тучи дыма, пепла, пыли. Загорелись подожженные огнем вражеских артиллеристов баркасы, и над бухтой встало зловещее зарево. Случайным снарядом фашисты подожгли свою баржу с топливом для танков, и лед вокруг баржи стал гореть и плавиться…
Раненые моряки добирались до берега на обломках разбитых баркасов – их вылавливали и оттаскивали под кручу, в «мертвую» зону, недоступную для огня вражеских пулеметчиков.
Поучив по радио доклад о высадке, контр-адмирал Владимирский отдал приказ кораблям, и эсминцы открыли сокрушительный артиллерийский огонь по вражеским позициям. Это позволило десанту выйти на исходные позиции и начать атаку вражеских укреплений. К рассвету рота младшего лейтенанта Паршакова захватила три плацдарма на берегу, выбив немцев и румын из первой линии окопов.
К восьми часам утра морская пехота полностью овладела береговыми укреплениями врага. Андрей устало прислонился к брустверу окопа и приказал радисту передать в штаб операции радиограмму о том, что корабли могут начать движение через Северную бухту – путь свободен.
И именно в это время произошла столь частая на войне нелепость, которая чуть не сделала успешную операцию моряков бесполезной. В районе Тендровской косы гитлеровская авиация атаковала и потопила канонерскую лодку «Красная Армения». Эсминец «Фрунзе», на борту которого находился командующий десантной операцией адмирал Владимирский и весь штаб операции, попытался оказать помощь тонущему кораблю, но сам попал под удар авиации и был потоплен. Был потоплен и буксир «СП-8», который тоже поспешил на помощь канонерке. Командовать десантной операцией на время проведения спасательных работ стало просто некому… А тут еще выяснилось, что в числе нескольких десятков погибших оказался и заместитель начальника штаба операции капитан 1-го ранга Иванов, в портфеле которого находились все документы по операции… Портфель со всем его содержимым был утрачен…
Команда кораблям начать движение своевременно передана не была… Стоило ли из-за одного гибнущего корабля рисковать еще двумя? Сложно сказать. На войне целесообразность не всегда совпадает с требованиями морали…
Но на десанте эта нелепость отразилась сразу.
Румыны перегруппировались и пошли в атаку на свои оставленные позиции, и морякам пришлось выдержать двухчасовый бой с противником, заставив его сначала залечь под метким огнем, а затем и вовсе откатиться на запасные позиции.
Андрей, понимая, что следующая атака может оказаться для моряков гибельной, принял единственное верное в этой ситуации решение – он поднял моряков в контратаку. Дерзость и отвага десантников сыграли свою роль: враг был выбит с позиций и рассеян. Румыны и немцы вынуждены были отходить разрозненными группами.
Самым важным результатом этой дерзкой атаки стало то, что моряки взяли под свой контроль не только брошенную прислугой вражескую артиллерию и автотранспорт подвоза, но и шоссе, по которому можно было попытаться прорваться к своим посуху – через Перевозочную балку.
Позиции, захваченные моряками, были превосходными: траншеи и блиндажи были выкопаны в полный рост и обустроены. Должно быть, румыны рассчитывали сидеть здесь долго, поскольку в блиндажах моряки нашли множество нераспакованных посылок и огромное количество всякого снаряжения и припасов.
Расставив посты, Андрей приказал искать автомобили, не имеющие повреждений, – раненых нужно было срочно отправить в тыл.
Погибших моряков захоронили в братской могиле. Крест связали из веток, срубленных осколками снарядов, во множестве валявшихся вокруг. Убитых немцев и румын стащили в полуразрушенный окоп и бросили там, накрыв тела их же плащ-палатками и слегка присыпав землей. Раненых загрузили в единственную оставшуюся неповрежденной полуторку и трофейный немецкий «Opel», чтобы отправить в полковой госпиталь, до которого, по самым скромным прикидкам, было километров тридцать.
– Романов! – сказал Паршаков. – Смотрите там по дороге внимательно. Мелкие группы румын и немцев могут шляться по лесопосадкам.
Дарья закончила перевязывать раненых, которые оставались на позициях, и подошла к машинам.
– Отойдем! – сказал Андрей, бережно взяв девушку под локоть, и отвел ее к группе искалеченных осколками акаций. – Даша…
– Не надо, Андрей! – Даша, измотанная боем, опустошенная, отстранилась. – Ребята же смотрят! Поеду уже. Путь неблизкий.
Даша уселась в кабину полуторки, и небольшая колонна отправилась в путь, полный опасности и неизвестности…
Андрей глядел вслед уходившим в степь машинам, и сердце его сжималось от боли… Ох, как не хотел он отпускать Дарью! Но другого выхода не было – раненых нужно было срочно доставить в госпиталь, пока они не начали умирать от ран прямо в окопах.
Не знал младший лейтенант Паршаков, не знала младший сержант морской пехоты Ракитина, что этот отъезд Даши с позиций роты в корне изменит всю их оставшуюся жизнь…
Колонна втянулась в коридор, образованный двумя рядами невысоких скалистых холмов, кое-где поросших кустарником. На некоторых ветках уже пробивались первые листочки, ярко зеленея на фоне еще не стаявших клочьев грязно-серого снега. Дарья вдруг ощутила какой-то детский восторг при виде новой жизни, пробивающейся к свету посреди жестокой войны. Она прильнула к стеклу, разглядывая листочки…
И в этот момент прямо перед капотом полуторки раздался взрыв, взметнувший ввысь фонтан каменного крошева и земли. Ветровое стекло со звоном разлетелось вдребезги, и грузовик медленно сполз в воронку, заваливаясь на бок. Падая из кузова, дико закричали от боли раненые…
Дарья, оглушенная, с помутившимися, ничего не видящими глазами, выпала из кабины, отползая от уже воспламенившейся машины… Она не успела удалиться от полуторки и на десяток метров, как позади нее раздался второй взрыв.
Дарью словно пушинку оторвало от земли и швырнуло о скалу…
Когда она пришла в себя, ее тащили, ухватив под мышки. Глаза, запорошенные пылью, сильно болели, и слезы ручьями текли по ее грязным щекам. Но слезы промыли глаза, и Даша смогла хоть что-то видеть. Она не могла понять, кто ее тащит, слышала только сиплое дыхание и скрип мелких камней под чьими-то ногами.
Ее подтащили к высокому утесу и поставили, прислонив к нему спиной. Она протерла рукой глаза – зрение понемногу восстанавливалось. Кто-то стоял рядом, и, повернув голову, Дарья увидела Мишку Романова. Моряк натянуто улыбнулся, и боковым зрением девушка увидела, что Мишка прижимает к груди окровавленную правую руку, на которой не было кисти… Кто-то стоял еще дальше, но кто, Дарья не смогла рассмотреть.
– Они добили всех раненых, – прохрипел Романов. – А сейчас добьют и нас.
За лесопосадкой, прикрывавшей утес, в небо столбами уходили два дыма. И Дарья поняла, что это горят их машины…
К ним подошла женщина в форме СС, но со странной нашивкой на левом рукаве, какой Даша раньше никогда не видела. Нашивка была в форме средневекового щита, перечеркнутого слева-направо полосами какого-то флага – желтой, зеленой и красной. Поверх нашивки была вышита надпись «LITAUEN».
– Наши парни решили вас расстрелят, нэ знаю потшему, – сказала она с каким-то твердым акцентом. – Паследний желания! Кто хотшет заккурит? Я угосчу!
Моряки промолчали…
Женщина стояла перед ними, покачиваясь с пятки на носок и заложив руки за спину.
– Зэр гут! – сказала она. – Как говорьят литовцы: «Бойся жит, а умират нэ бойся!» Бистра стаятт морда к стэна!
Моряки медленно разворачивались к скале, и Дарья увидела двух санитаров и шофера с «Опеля». Все были ранены…
Встав лицом к бездушному камню, Дарья вдруг почувствовала, что это неправда, что ее не станут убивать. Когда первая пуля попала в скалу, рядом с ее головой, она знала это уже наверняка!
Развернувшись, она рассмеялась в лицо расстрельщикам…
Но тут же увидела на земле тела своих убитых товарищей, и ее смех оборвался.
– А ты, кисска, пойдешь с нами! – повелительным тоном сказала эсэсовка и кивнула головой своим солдатам.
Солдаты подошли к Дарье, хохотали, что-то гогоча на своем языке, хлопали по плечам и спине и снова хохотали.
– Кароши деффка! – скалясь, сказал один из них. – Нам наравился!
Им понравилось! Что?! Их «шутка» с ее расстрелом, ее смелость или их собственная дикость?
Они шли долго, и женщина-эсэсовка, у которой за плечами теперь была снайперская винтовка, то и дело поглядывала в карту. Дарья поняла, что та не знает, куда идти. К вечеру набрели на брошенную кошару и там остановились на ночлег. Только на кошаре Дарья поняла, что группа разношерстная – тут были и литовцы с национальным флагом на рукавах, и румыны, и даже один венгр. Не было только немцев… Дарью усадили в угол на лавку и, казалось, забыли о ней.
