И затем я увидела, как она шла с другой стороны коридора, я была уверена, что это она. Из-за дурацкого брючного костюма, в котором она часто появляется в передаче. Как в вестернах, она шла на меня, разве что у нас не было кольта за поясом. Я глубоко вдохнула, притворилась, что абсолютно спокойна; это было непросто, но я считаю, что у меня получилось. Я увидела, что она тоже улыбается. Не макияж, а сплошные мазки! Она была худее, чем я думала. Я должна была уйти. Но было слишком поздно.
Она остановилась рядом со мной, все еще улыбаясь, как будто она давно меня знала, и предложила: «Пойдемте ко мне, там спокойнее». Комната меня разочаровала. Я представляла что-то другое, не знаю, женственнее: цветы, фотографии, — но там ничего не было, кроме большого кресла и старого диванчика.
Она указывает мне на диванчик, приглашает сесть и садится боком ко мне за туалетный столик.
— Прежде всего, добрый день!
Она старается быть приветливой, но меня это не обманет.
— Добрый день, мадам.
Я оделась правильно, она меня искоса рассматривает.
— Небольшая проблема?
Прямой разговор, я только «за».
— На самом деле нет, но я хочу, чтобы все было ясно.
Она говорит с легкой улыбкой, что всем хочется, чтобы все было ясно. Достает пачку сигарет, предлагает мне одну.
— Спасибо, я не курю. Но мне не мешает, когда рядом курят.
Она замечает, что ценит это. Зажигает сигарету, затягивается, немного наигранно кладет ее на край пепельницы и произносит:
— Ну?
Ну вот. Все просто, нужно только объяснить.
— Ну, на уровне организации это меня не устраивает.
Я жду, что она что-нибудь скажет, но напрасно. Я продолжаю:
— С одной стороны, работа, с другой — личная жизнь, не нужно их смешивать.
— А вы думаете, что я смешиваю?
— Немного.
Я сразу успокаиваюсь, мне больше не страшно, теперь все конкретно. Она смотрит на меня почти приветливо, в это даже можно поверить.
— Извините, но мне трудно представить, что вы пришли решать, когда мне целоваться с вашим мужем.
Дрянь!.. Все еще улыбается. Старая дрянь. Я хочу вцепиться ей в горло.
— Я понимаю, что вам трудно! Вы купаетесь в деньгах! Безработица, последние дни до зарплаты — какое вам до этого дело?
Она стряхивает пепел, не прекращая улыбаться.
— Получай я минимальную зарплату, я не думаю, что мы бы с вами разговаривали. Хотите кофе?
— Нет, спасибо.
Она поднимается, идет делать кофе, и я представляю ее голой. Я уверена, что у нее целлюлит и дряблые груди, но сейчас я представлю себе все остальное, с Марко. Я сильно сжимаю веки. Она возвращается с кофе.
— Послушайте, я не пришла мутить воду, не думайте так…
— Я знаю, вы пришли, чтобы обсудить… Так обсудим.
Все не так уж и трудно. Я думала, что все будет как в кино, с оскорблениями и рукоприкладством. Сейчас я чувствую себя уверенней, я тоже бы выпила кофе.
— Я выпью кофе, если вы не против.
Она говорит, что вовсе нет, идет готовить напиток, я пользуюсь этим временем, чтобы обдумать свои слова.
— К примеру, после восьми часов это неуместно.
— Надо доплатить?
— Нет, это раздражает… Потому что у нас дома едят в восемь-восемь с половиной, вы понимаете?
— Конечно… А выходные не обсуждаются?
Она обнаглела. Чего ей еще?
— Подождите, я работаю всю неделю, у меня нет субботы, к тому же у Марко подработки…
Я упоминаю его первый раз. Она бросает на меня быстрый взгляд и тушит сигарету.
— К примеру, у меня на работе час в выходные считается за три… так прописано в контракте.
Я не сразу отвечаю. Я подсчитываю. К тому же кофе чудесный.
— На первый взгляд выходные меня не особо устраивают. Вопрос не только в деньгах, вы понимаете.
— Да, я знаю, качество жизни… И ваш муж знает о том, что вы здесь?
Она пытается меня поддеть, она прекрасно знает, что он не знает о моей затее.
— Нет, еще нет, но я рассчитываю с ним об этом поговорить.
Она снова зажигает сигарету. Эта женщина вряд ли хорошо себя чувствует, раз столько курит.
— И вы не боитесь?
— Чего?
— Что однажды он встретит женщину, у которой будет еще больше денег, и она купит его навсегда?
Тут я широко улыбаюсь:
— Нет.
Светлые, обесцвеченные волосы, несколько темных прядей, карие глаза. Макияжа нет, она может без этого обойтись, только на губах, правильных от природы, перламутровая помада. Красивое лицо, живой взгляд. Двадцать четыре года максимум, может, меньше. Футболка натянута на груди — хотела бы я иметь такую грудь в ее возрасте, — небольшие ягодицы обтянуты джинсами с прорехами; такие джинсы уже не писк моды, но ей идут.
Ее простодушие могло бы меня насмешить, если бы ее уверенность не вызывала у меня уважения. Эта молодая женщина пришла, чтобы противостоять мне на моей территории. Она преодолела страх, и я знаю, с чем она имела дело. Я так же боялась встретиться с любовницами моего мужа, это было вечность назад, но воспоминания еще свежи. И у меня никогда не было ни ее храбрости, ни ее беззаветности. Даже если у нас другая ситуация, а измена принимается и оплачивается, я все равно остаюсь ее врагом.
Я не знаю, как они в точности это называют. Мне очевидно только одно: то, что делает Марко, он делает для нее. Это придает ей невероятную уверенность… Эта договоренность могла казаться ненормальной, извращенной или просто глупой. Но я лишь удивлена тем, как эта молодая женщина, имени которой я все еще не знаю, наконец-то берет потрясающий реванш, о каком, наверно, мечтают все осмеянные, обманутые, униженные женщины. У нее в руках все карты, и она их сдает.
Если когда-нибудь я чувствовала себя виноватой перед женой Марко, это чувство исчезло. Я только слегка завидую женщине, которая может вызвать такие глубокие чувства. Честно говоря, это не такая уж невольная зависть.
Я не говорила Марко об этой встрече. Я была убеждена, что жена не поставила его в известность, но они, должно быть, согласовали время. Потому что теперь он все же посматривает на часы, хотя и со смущением. Он просто сказал, что должен освободиться ровно в семь, и у меня чуть не сорвалось с языка: «Конечно, если вы ужинаете в восемь». Я начала думать о них двоих, и это меня злит.
На прошлой неделе моя догадка подтвердилась. Он повел меня на крытый картинг, недалеко от студии. Я целый час отдавалась безумным ощущениям на скорости тридцать километров в час, катаясь с Марко на этом трясущемся аппарате; я вышла оттуда немного разбитой. Мы, однако, успели выпить по стаканчику в местном баре, как вдруг, взглянув на часы, Марко вскричал: «Уже половина седьмого?!» Я спросила, сколько времени нам оставалось, и, не ожидая ответа и видя, как он нервничает, добавила:
