Он опрокинул виски и налил еще. Ладно, сейчас не разобраться во всем. Итак – его долгий одинокий роман с Дженни Хавен продолжался.
Красный «порше» Билла Кауфмана на предельной скорости мчался по тихоокеанскому побережью по направлению к Малибу. Солнце казалось более жарким, чем обычно в это время года, и, прикрыв стекла, Билл включил кондиционер. Он был весь в поту. Черт побери, он ничего не предусмотрел для этой встречи! Какого дьявола Дженни сделала то, что сделала? Несчастный то был случай или нет, проклятым недомыслием с ее стороны было оставить все на него и Стэна Рабина. Что они скажут этим девушкам? Она баловала их всю жизнь, содержала их в роскоши, пока они не выучились в школе, и вот теперь они остались один на один с этим миром. Он отговаривал ее, утверждая, что она не должна оставлять их.
– Но я и не оставляю их, Билл, – спокойно отвечала она. – Я придала им те самые ценные качества, что необходимы в жизни, теперь я дарую им свободу.
Она сидела в гримерском кресле на киностудии, и он знал, что сейчас, пока гримерша орудует пуховками и губной помадой, неподходящее время для дискуссий, хотя и после подходящего времени не предвидится.
– Не беспокойся, Билл, – рассмеялась она, – я всегда буду рядом, чтобы поддержать их при падении.
– Ну и что? Посмотри-ка хорошенько на них сейчас, Дженни – они падают, и в какую же дыру провалилась ты?
Они с Майрой были удивлены, когда она отослала девочек в Европу. Почти у всех, кого они знали, бабушки и дедушки приехали из Европы в Америку ради лучшей жизни, а Дженни решила изменить направленность процесса. Где еще в мире, спрашивали они с Майрой друг у друга, найдете вы лучшее место, чем спокойный, изобильный Беверли-Хиллз, для подрастающих детей? Полсвета было бы счастливо жить в Беверли-Хиллз. У нее же был и дом на Побережье. Будет ли лучше ее девочкам вдали от этих мест, когда они окажутся в тех незнакомых привилегированных школах?
Билл Кауфман подвизался голливудским агентом двадцать пять лет, заслужив за это время репутацию «шагающего по трупам». И хотя он, не будучи таковым, не мог отделаться от этой репутации, он все же допускал, что в иные времена безжалостность приводила к победе, и Билл Кауфман обречен судьбой на то, чтобы стать победителем. Честолюбивый молодой человек, которому улица со зверской жестокостью вдолбила четкие взгляды на жизнь, он поставил себя в положение доверенного и друга молодой Дженни Хавен, неуклонно подкапываясь под ее отношения с менеджером. Он сам стал и ее менеджером, и ее агентом. Так было вплоть до последних трех лет.
Черт, никак не проходила эта бесконечная сцена, повторяясь вновь и вновь… почему он не вытребовал для нее роль в картине Хофманна и почему, когда она ожидала, что выступит в главной роли в телесериале, стоившем уйму долларов, он не настоял на этом, согласившись, чтобы ей предоставили роль пожилой хозяйки, которую убивают по прошествии первых сорока минут?
Билл закурил очередную сигарету и, мягко развернув «порше», въехал в ворота Малибу Колони, отвечая на приветствие охранника с тем, чтобы неохотно свернуть к прибрежному дому Дженни для встречи с ее дочерьми. Он припарковал машину у высокой, оштукатуренной розовым, стены, что выходила на улицу, в надежде, что Стэн Рабин уже здесь и держит ситуацию под контролем, потому что, как он знал, чем черт не шутит.
На звонок в дверь ответила Венеция.
– Привет, Билл. – Она поцеловала человека, который состоял другом их семьи столько, сколько она себя помнила. – Рада тебя здесь видеть. Такое странное чувство – без Дженни.
– Ты в порядке, киска? – Он обнял ее за плечи, и вместе они прошли в просторную комнату с видом на океан. Сегодня прилив был высок, и воды зыбились в футе от просторной деревянной скамьи, где под голубым навесом сидели две другие сестры.
– Сейчас у меня все в порядке. Я не испытывала уверенности, что вынесу все это, но наконец самое худшее позади. Пойдем посидим на солнышке, такой прекрасный день.
Билл снял пиджак, повесил его на спинку стула и наклонился, чтобы поцеловать сначала Индию, потом Парис.
– Ну, девочки, как поживаем?
– Нам полегче – и, конечно же, мы чувствуем себя в миллион раз лучше, чем накануне. – Поднявшись на ноги, Парис улыбнулась. – Вам принести что-нибудь? Холодного пива? Белого вина?
«Пиво» звучало так заманчиво, но жена убила бы его, если бы он нарушил диету, да еще пивом.
– Только «перрье», лучше – без лимона.
Он присел на скамью, нервно теребя пальцы. Стэн Рабин должен быть здесь с минуты на минуту, и потом они разыграют этот фарс.
Он закурил пятую за утро сигарету. Он не должен был курить, но его снова удивило то, что ощущение расслабленности от курения стоило того, чтобы после испытать чувство вины и подавленности. Черт побери, сидение на диете и физические упражнения, ни выпивки, ни сигарет, самоограничение – все это становилось для него образом жизни; а какой же может быть Голливуд без кокаина и секса?
– Сегодня прибоя нет. – Индия дружелюбно присела рядом с ним на скамью, глядя на океан, кативший стеклянистые волны, пенящиеся на песке, где после волн оставались темные массы водорослей.
– Помните, как вы учили меня плавать во время прибоя тогда, давным-давно? Мне было, должно быть, только около семи. – Она засмеялась, вспомнив, какой она была в семь лет, стройной, с торчащими зубами. – Открою вам тайну, Билл. Когда я была ребенком, вы долгое время воплощали для меня настоящего героя. Вы казались мне самым привлекательным среди приятелей Дженни и нравились куда больше прочих. Я думала, что так же нравлюсь вам, но раз уж семь лет – немножко неподходящее время для замужества, я решила проявить благородство и самоотречение, позволив вам жениться на Дженни – в конце концов, я ведь смогу видеть вас рядом все время. Но вышло все по-другому.
Ее светящиеся от воспоминаний карие глаза испытующе всматривались в его помятое лицо. С гривой серебристых волос, глубоко посаженными глазами и деланно добрым выражением, он спокойно мог сойти за привлекательного человека.
– Извините, но исключительно ради истины, Билл, вы когда-нибудь ей делали предложение?
Он нетерпеливо отшвырнули сигарету.
– Нет, Индия. Не делал. О, я любил ее, это правда, и было время, когда мы поддались было искушению продолжать это дальше, но, слава Богу, мы с твоей матерью остались друзьями, и так большую часть нашей жизни, пока…
– Пока? Пока – что, Билл?
Знаменитый могучий голос Стэна Рабина послышался снаружи дома, и Кауфман облегченно отвернулся от Индии, не ответив на ее вопрос.
– А, наконец-то Стэн здесь. – Он взял ее за руку, и они вернулись в залитую солнцем комнату. У двери он немного помолчал. – И еще, Индия, спасибо за комплимент.
