— АРИНА! — Кричит довольно грубо мама. — Мне еще раз повторить?
Я тут же отступаю и шмыгаю за дверь. Повторять больше не надо. Раз мама заварила сама эту кашу, то пусть сама ее и расхлёбывает. Хотя меня приятно удивил тот факт, что она заступилась. Да еще и как!
Выбегаю из подъезда, невозможно просто было находиться там. В глазах пелена, в ушках голос Игната. В тот момент, когда я мчалась к дверям, он кинул очередную гадость в мою сторону и попытался схватить за руку, но мама с папой ему не дали такой роскоши. Наверное, все что ни делается, все к лучшему. И засос на шее, и разговор дома при родителях. Теперь все знают правду. Мама про Игната, Игнат про мои новые отношения. Хотя вот последнее стало явно новостью для всех. Вопросов будет потом. Как на них отвечать даже не представляю. Разве что прийти на ковер вместе с Кириллом, но согласится ли он знакомиться с моими родственниками. Мы ведь всего сутки вместе. Хотя еще и суток не прошло.
Спускаюсь по ступенькам, с опущенной головой. Ногами двигаю на автомате, настолько ухожу в себя. Думаю, что, если бы вернулась на год назад, никогда бы не дала шанс этим отношениям. Хотя, между нами, с Богдановым и было много чего хорошего, на самом деле, хорошего, но все это перечеркнул сегодняшний день. Его поведение при моих родителях, при его маме, разве так можно. Как бы он меня не ненавидел, но чувство гордости и этикета никто не отменял.
Подхожу к ступенькам, которые ведут к выходу из двора, и замечаю впереди тень. Судя по черным найкам — ее хозяин парень. Делаю шаг в сторону и тень кедов повторяют за мной. Делаю шаг в другую сторону, но найки вновь копируют мое движение. Начинаю раздражаться. Совсем нет настроения, вернее оно слишком эмоционально неустойчиво. Поднимаю голову и хочу уже кинуть грубое «можно пройти», как дар речи пропадает напрочь. Хлопаю ресницами, затем делаю глубокий вдох и даже наклоняюсь чуть вперед. Вдруг глюки. Но нет, все по-настоящему.
— Кирилл?
— Я что настолько странно выгляжу, что ты меня не признала? — усмехается он, и так искренне и нежно улыбается. Не знаю почему, но просто делаю шаг навстречу, утыкаюсь носом в его широкую грудь и обхватываю руками за талию. Хочу ближе, совсем поближе к нему. Сейчас особенно живо ощущаю это.
— Ты чего, Ромашка? — тревожно звучит голос Соболева, а затем он захлестывает меня в своих объятиях. Ничего не отвечаю. Лишь вдыхаю его запах, такой родной, такой дурманящий. Забываю о реальности. Тону в его мужских руках и медленно успокаиваюсь.
— Арин, ты дрожишь вся, — шепчет мне на ушко Кирилл, прижимая еще сильней. Зарываюсь лицом в его горячую грудь и протяжно, глубоко вздыхаю.
— Можно мы так немного постоим? — едва слышно прошу, а может и умоляю. Чувствую рядом с ним себя маленькой девочкой, которую защитят от любых бурь и снегопадов. Вот бы этот миг продлился вечно.
— Могла бы просто не убегать утром, я бы тебя и не так обнял, — иронично отзывается Соболев, явно стараясь приподнять мне настроение. И даже сейчас, когда я прячу лицо в этих сладких объятиях, все равно смущаюсь. Какая-то глупая шутка, и мозг уже поплыл ванильными фантазиями.
Мы стоим на проходе минут пять, вплоть до того, пока прохожие не просят нас любезно подвинуться. Я с неохотой поднимаю голову, нижняя губа немного припускается, словно у ребенка, и Кирилл выдает тихий смешок, продолжая не сводить с меня глаз. В такие минуты мне кажется, что мы любуемся друг другом. Глупо, конечно. Но я вот точно любуюсь.
Только сказка, как обычно не длится вечно. И в моем случае чудо тоже не случилось. Потому что за спиной прозвучал тот голос, от которого я бежала, и который заставляет нервно сжимать руки в кулачки.
— Так вот на кого ты меня променяла? — поворачиваю голову и вижу Игната, он буквально в паре шагов от нас. Волосы взъерошены в глазах искры. Возле дверей подъезда стоят и родители. Тетя Лена пытается что-то сказать, но мама ее разворачивает и направляет вниз по ступенькам, явно не желая слушать дальше. Отец тоже рядом, но судя по тому, как стремительно Богданов поправляет кофту, его выволокли за шиворот.
Игнат смотрит на меня так, словно из его глаз вылетают пули, прошибающие навылет. И вновь воздуха не хватает. Хочу сбежать. Просто бежать не останавливаясь. Устала от всей этой ситуации. Невыносимо. Но тот факт, что Кирилл может услышать грязь из уст Игната, что может подумать обо мне — ужасает вдвойне. Ведь я ушла утром к другому парню. Ничего не рассказала. А должна была. Но было так страшно. Мне не хотелось разрушить наши и без того хрупкие отношения. Только не сейчас, после стольких лет разлуки и непонимания. Однако в итоге мы стоим здесь, во дворе, и Богданов готовится вылить ведро негатив на радость всем вокруг, а главное во имя собственного эгоизма.
— Молчишь, да? — усмехается Игнат, и кривая улыбка озаряет его лицо.
— Мне больше нечего тебе сказать, — сухо отзываюсь, хотя понимаю, что Богданова несет, словно поезд по рельсам. И конца, и края его эмоциям нет.
— Здорово ты все закрутила, Стрельцова. В глаза родителей выставила извергом, а сама сущий ангелок. Мне в уши пела: «я не могу, не сейчас, еще не готова». А тут в одни день… из праведницы превратилась в шлюху, да?
— Да что ты… — хочу, было ответить ему, но не успеваю. Кирилл обходит меня и в долю секунды оказывается возле Богданова. Хватает его за грудки, едва не отрывая тело парня от земли, тянет резко на себя и стальным тоном произносит:
— Рот закрой, праведник, а!
Глава 26
Кирилл
В какой-то момент накрывает, потому что слушать тот словесный понос, который несет парнишка просто невыносимо. Пытаюсь связать в голове его фразы, про недотрогу и прочую херню, и прихожу к единственной мысли — это бывший парень Арины. Ревность моментально сдавливает горло. Ясен пень, у нее кто-то мог быть, да и я не заядлый девственник. Но почему-то, когда мы лежали вместе, когда Ромашка краснела, я был убежден, что первый и единственный у нее. Не особо приятное открытие, по крайне мере не из уст бывшего.
Стоит этому мудаку только назвать ее шлюхой, как меня окончательно накрывает. Срываюсь с места, подлетаю к нему, хватаю за грудки и намекаю, чтоб заткнулся. Мало того, что само его существование уже бесит, но оскорбления в сторону Арины терпеть не стану.
— Руки убери, — скалится парнишка, однако по глазам вижу, не боевой. Врезать бы как следует этому уроду, за длинный гадкий язык, но там возле подъезда явно стоят родители Аринки, по взгляду понял, да и вся она подобралась как будто, увидев их. Сжимаю челюсть, зубы аж сводит от злости, но сдерживать эмоции я умею хорошо, не просто так учился махать кулаками в Китае в свое время.
— Извинись-ка, по-хорошему говорю.
— А не пошел бы ты вместе со Стрельцовой, — шипит смертник. Видать от передоза эмоций мозг совсем поплыл.
Арина тут же подбегает, дотрагивается до моей руки и просит отпустить парнишку. А там позади на фоне, кажись, и его мамочка мчит. Все сразу одумались. Удивительно. Прям по щелчку пальцев.
— Знаешь, что такое «Апперкот»? — усмехаюсь в цвет, продолжая крепко держать за одежду языкатого придурка. Его глаза расширяются, будто смекает к чему я клоню, но отдаю должное, держится, в штанишки еще не наделал.
— Чего? — спрашивает нервно, голос-то выдает.
— Друг, да ты в шаге от великого прозрения. — Отпускаю его, также резко, как и схватил. Парень едва не падает, видимо я все же чуть приложил силу в этом действии. Делаю шаг на него, а он моментально пятится. Смешно, конечно. Значит, как девчонку оскорблять силенки были. А как с парнем один на один, так за мамочку. — Еще раз подобное услышу, и это станет твоим последним оскорблением в жизни. Запомни. Всего два удара: один по морде, второй — по крышке гроба. И не смей больше приближаться к моей девушке, усек?
Чудак первым отводит взгляд, не выдерживает. Видимо голова начала включаться. Потому что я никогда слова на ветер не бросаю. Если угрожаю, то кулак однозначно достигнет цели. И парень напротив явно понял это, понял, что я не шучу.
