Раньше, чем ожидалось, Мэддокс вышел из ванной, и у меня чуть не случился сердечный приступ. На нем не было ничего, кроме боксеров, открывающих мускулистую верхнюю часть тела, покрытую татуировками. Теперь турник для подтягиваний, свисающий с потолка у окна, обрел смысл. Этому телу требовалась работа. Мне пришлось заставить себя отвести от него взгляд. Его тело кричало «плохой парень». Я выросла среди плохих парней, но Мэддокс носил свою собственную запретную ауру плохого парня.
Мэддокс посмотрел на меня так, словно я вторглась в его личное пространство, будто я сама напросилась сюда, будто все это было моим выбором. Он подошел к маленькому столику и схватил лежавшую там пачку сигарет.
— Ты трогала мою куртку?
Я закатила глаза.
— Это кусок кожи.
Он поднял брови.
— Нет, я не трогала.
Он кивнул, явно удовлетворенный и взял пачку сигарет.
— Ты куришь в своей спальне?
Он сунул сигарету в рот, закурил и глубоко затянулся, прежде чем, наконец, удостоил меня ответом.
— У тебя с этим проблемы?
Я пожала плечами.
— Это негигиенично и отвратительно. Не говоря уже об опасности, учитывая, сколько людей засыпают с горящей сигаретой и поджигают себя. Это твое здоровье. Но я бы предпочла, чтобы ты выбрал что-нибудь, что убьет тебя быстрее, чем никотин.
Выражение лица Мэддокса исказилось от гнева, и он направился ко мне. Я заставила себя оставаться на месте и не отступать от его ярости.
— Я единственное, что стоит между тобой и кучкой похотливых байкеров, которые хотят попробовать мафиозную киску.
Почему это так разозлило его? Он особенно напряжен с тех пор, как мы вошли в его спальню. Я напряглась.
— Почему тебя это вообще волнует? Почему бы тебе не позволить им наброситься на меня, если ты так сильно ненавидишь мою семью?
— Я ненавижу твоего отца. Ты же чертовски раздражаешь меня, потому что даже не осознаешь, насколько привилегированна.
Из-за своей вспышки он подошел ко мне очень близко, так что запах его бодрого мятного геля для душа заполнил мой нос. Его волосы все еще были влажными и беспорядочно свисали на лоб. Мои глаза приковались к татуировкам на его верхней части тела и руках. Изображение адской гончей, ножей, черепов и байков.
— Перестань разыгрывать жертву, —
сказала я в конце концов.
Мэддокс пристально посмотрел на меня, но что-то в его глазах заставило меня испытать жар.
— Я был жертвой давным-давно, но не сейчас.
Мои глаза метнулись от пирсинга на его языке к штанге в его соске.
— У меня есть еще, — сказал он и сделал еще одну затяжку.
— Где? — я спросила.
Его взгляд опустился на боксеры.
— Еще два.
Я открыла рот, пытаясь представить, где именно они были. Мои щеки запылали.
— Ты играешь со мной. — я прищурилась. — Ты просто хочешь заставить меня нервничать.
— Почему два пирсинга в моем члене заставляют тебя нервничать? — спросил он, но в его голосе появился новый, более глубокий тембр.
Я пожала плечами.
— Они не заставляют меня нервничать.
Он ухмыльнулся, видя меня насквозь. Все в Мэддоксе заставляло меня нервничать.
— Ложись спать, принцесса.
Ему всегда удавалось заставить это слово звучать, как самое страшное оскорбление, какое только можно вообразить.
Не желая показаться испуганной, я села на самый край кровати, опустив ноги на пол. Постельное белье пахло свежестью, а не дымом или потом. Может, он обычно курил только с открытым окном и просто не хотел меня раздражать.
Мэддокс бросил на меня наполовину удивленный, наполовину раздраженный взгляд.
— Простыни чистые, как я и сказал, не беспокойся.
— Я не беспокоюсь об этом.
Он кивнул, задумчиво прищурив глаза.
— Тогда о чем ты беспокоишься?
— Разве это не очевидно? Я не в восторге от того, что буду спать рядом со своим похитителем без защиты.
Он указал на свою грудь.
— Я твоя защита, и ты чертовски уверена, что не нуждаешься в защите от меня. Твоя киска в безопасности.
Я стиснула зубы, затем, наконец, легла на кровать. Она была намного жёстче, чем дома, но после конуры казалось мягким облаком.
Мэддокс докурил свою сигарету, но даже тогда остался у окна, глядя наружу. Буквы «МотоКлуб Тартар» были написаны на его спине и плечах, а под ними череп, извергающий пламя — такое же изображение, как и на его груди.
— Почему черепа?
Он посмотрел на свою грудь.
— У моего отца была такая же татуировка. Я мало что помню о его внешности. Всякий раз, когда я пытаюсь вспомнить, как он выглядел, я вижу кровавое месиво, в которое превратил его твой отец. Эта татуировка все, что у меня осталось.
Я сглотнула.
— Я сожалею о том, что сделал мой отец.
Он кивнул, пристально наблюдая за мной.
— Не твое извинение, чтобы раздавать, и сомневаюсь, что твой старик когда-нибудь произнесет эти слова.
Скорее всего, он этого не сделает.
Я отвела взгляд от его слишком личного взгляда и осмотрела другие его татуировки. Слова «Никаких Сожалений» украшали его левое предплечье.
— Ты сожалеешь только о том, чего не сделал, — пробормотала я.
Это цитата, которую я однажды прочитала в мотивационном посте в Инстаграм, и она глубоко меня задела.
Мэддокс послал мне растерянный взгляд, пока я не указала на его татуировку. Он криво усмехнулся.
— О чем ты сожалеешь, что не сделала?
Список был длинным, но я не чувствовала себя комфортно, обсуждая его с Мэддоксом. Оторвав от него взгляд, я уставилась в потолок. Вентилятор вращался медленными, завораживающими кругами.
— Ничего.
Он засмеялся, и у меня внутри все перевернулось. Он появился у кровати, возвышаясь надо мной, все еще одетый только в боксеры.
— Я тебе не верю. Уверен, что есть много вещей, которые ты до смерти хочешь сделать, но не можешь, потому что твой старик всегда прикрывает тебе спину.
Я ничего не сказала. Мэддокс опустился на другую сторону кровати, и я сжала руки в кулаки.
— Не пытайся задушить меня, пока я сплю. Если ты попытаешься что-нибудь предпринять, я сам передам тебя Коди.
Я кивнула, не доверяя своему голосу. Мне стало слишком жарко, когда Мэддокс растянулся рядом. Его кровать была слишком мала для двух людей, которые не состояли в отношениях. Наши руки практически соприкасались. Едва можно было сосчитать полсантиметра между нами. Я сложила руки на животе, чтобы между нашими руками было больше пространства.
— Для того, кто флиртовал со мной в конуре, ты сейчас ужасно тихая, — пошутил он, наклонив ко мне лицо.
Я повернула голову в его сторону. Несмотря на нашу близость, я и вполовину не была так напугана, как должна была бы. Если бы я хотела, чтобы мой план сработал, мне следовало бы флиртовать с ним сейчас, но это определенно выходило за рамки моей зоны комфорта.
— Я думала, ты хочешь спать.
— Я хочу, — сказал он, но его глаза говорили что-то еще.
Я сглотнула, когда он, наконец, отвернулся и погасил свет.
Прислушиваясь к его дыханию, я цеплялась за сознание, надеясь, что он заснет раньше меня. Но я просто знала, что он не спит. Я задавалась вопросом, что мешало ему уснуть. Это не могло быть беспокойством за его жизнь. Может, он воображал все то, что мог бы со мной сделать. Мой пульс ускорился. Проблема состояла в том, что это было не только от беспокойства.
