его посадит, такого же богатого и успешного, как Юра? Им закон не писан, твори что хочешь.
– Юра не такой, непохож, – качаю я головой.
– А они никогда не похожи и ты не узнаешь до последнего. Так что я решила, никаких вот этих отношений. Мне и так хорошо, одной и свободной.
Молча пытаюсь переварить услышанное. Для меня даже измена была запредельным злом, которое я пережила с трудом. А что было бы, если бы Стефан поднял на меня руку? Даже не представляю, в голове своей уложить не могу. Наверное и я после этого не смогла бы доверять мужчинам. Чувство безопасности исчезает, когда зло причиняет самый близкий человек.
– Не заморачивайся, – Натка печально улыбается и осушает бокал до дна, – поеду домой, а то еще с собаками искать начнет.
– Он тебе нравится и ты переживаешь, – иду следом за подругой в коридор и слежу за тем, как она не с первого раза попадает в туфли.
– Только ему не говори, а то действительно останется, – Натка притягивает меня к себе и целует в губы, – с тебя НЮ, подарю Юре на прощанье. Будет смотреть на мою голую задницу у себя в Москве и подрачивать по тихой грусти.
– Ради такой благой цели – обязательно нарисую, – провожу ее до двери и потом смотрю в окно, как она садится в такси. Натка светлая душа, несмотря на все пережитое. Да, надломленная, но обязательно справится, я в нее верю.
Забираюсь на пять минут в душ, потом в постель и уныло рассматриваю неоновые цифры на часах, что висят на стене. Это точно придумал человек, который других ненавидит. Помочь уснуть такие часы не могут, зато отбить сон – это пожалуйста.
Не сразу понимаю, что телефон на тумбочке вибрирует и беру его в руки. На экране высвечивается «Бес» и я уже по привычке матерю его: Fucking son of a bitch! И сжимаю коленки, потому что пробирает.
– Ты уже по ночам мне звонишь? – смотрю на два пятнадцать, что отсчитали часы.
– Не спится, – раздается тихо в трубке, – думаю, дай наберу, может и ты не спишь.
– Почти уснула, – ерзаю на подушке и поправляю одеяло.
– Хочешь, я приеду? Может вдвоем у нас получится лучше? – раздается тяжелый вздох на том конце.
– Демид, ты вообще собираешься оставить меня в покое? – тоскливо смотрю в черный потолок.
– Нет, – мне в ответ звучит тихий смешок, – я бы может и отстал, но ты сама не хочешь.
– Самоуверенный какой.
– Да, – на заднем плане раздается громкая музыка и какие-то голоса.
– Ты не дома?
– Нет, но собираюсь. Хочу заехать к тебе, Ангел.
– Даже не думай.
– Обещаю спать на диване.
– У меня нет дивана.
– Тогда мы не будем спать, – голос становится хриплым, – у меня уже нет сил терпеть.
– Так может прекратим все?
– Не могу, – шумный выдох и хлопок двери машины, – до завтра, малыш.
– Пока, – вешаю трубку и бросаю ее на кровать.
Наступления завтрашнего дня я уже боюсь. И дело не только в Демиде, но и во мне. Я ведь тоже сдерживаюсь из последних сил.
Глава 16
– Как ты меня достал, вот честно, – Костя пружинистой походкой прошелся по гостиной, рассматривая творения Ангела. Себя любимого и голого я предусмотрительно прикрыл простынкой, – ты сколько собираешься девчонке голову морочить и когда правду скажешь? Она же не щенка потерянного ищет и не забытый в парке зонтик, а мать. Демид, умершую и до сих пор надеется ее увидеть.
– Я все понимаю, – сжимаю кулаки и ударяю ими по дивану, на котором сижу. Но сказать Ангелу правду сейчас невозможно. Слишком все шатко, а я увяз в ней уже по уши. Думать адекватно не получается. Даже звоню среди ночи, как влюбленный, напичканный гормонами подросток, напрашиваюсь в гости и сыплю романтическими признаниями.
Скажу только тогда, когда и для нее все перестанет быть игрой. Мне нужна стопроцентная уверенность, что она не надумает себе непонятно чего и не свинтит в запале в свои Штаты. Я своего Ангела какому-то скучному задроту не отдам.
– Понимаешь, – кивает он и останавливается передо мной, – тогда какого хуя молчишь? И меня заодно подставляешь?
– Я заплачу, сколько скажешь, – поднимаюсь на ноги и иду в кухню, – и тебе пора уходить, она скоро придет. Не хватало только, чтобы вы пересеклись.
– Демид, неделя тебе.
– Две, – оборачиваюсь к нему, – Костя, да помоги мне, блядь! Не дави.
– Из-за вас дебилов, что со своими бабами разобраться не можете, раньше времени поседею, – шипит он и тащится на выход, – предупреждаю, две недели – крайний срок.
– Спасибо, друг, – с облегчением выдыхаю и прислоняюсь к стене в коридоре, – сочтемся.
– Да мне не надо, – присаживается Костя и завязывает шнурки на своих кедах, – ты Лерке корону обещал? Обещал! Вот и будь добр, порадуй крестницу.
– Ей с брюликами?
– Ой не смеши, – поднимается он на ноги и стряхивает ладонью с майки невидимую пыль. Надпись на ней кричит «уберите руки от царского тела». И где только берет такие? – ей и пластиковая нормально зайдет, главное чтобы розовая.
– Куплю лучшую, – уверенно киваю и выталкиваю его на лестничную клетку, – заеду на выходных, наверное.
– На выходных, – кидает тот, уже нажимая на кнопку лифта, – ты уже не в Москве, так что бегать от нас и от своих обязанностей крестного безнаказанно не получится. Как сестра?
– Учится, – жму я плечами, – звонит раз в три дня, проверят не стух ли я тут и не смыло ли дождем.
– Бросай свои замашки Московские, – Костя уже зашел в лифт, – и начинай обратно любить погоду, все равно от нее никуда не деться, – хохотнул подонок и уехал вниз.
Мда. Тоскливо вздыхаю. К погоде действительно пока привыкать заново.
Захлопываю дверь квартиры и иду обратно в гостиную, скидываю с картины Ангела простынь. Пока ничего радужного. Если она меня видит таким, как нарисовала – то шансы у меня на ее понимание
