пожимали плечами и говорили, что их, наверно, забрали, чтобы выдать замуж. Такое порой случалось, даже в начальной школе: одной из девочек пришлось уйти, потому что она была помолвлена. Но раньше я как-то не обращала на это внимания.
А теперь я заметила, что в классе нет Латифы. По словам Халвы, однажды днем, в субботу, отец приехал за ней и сказал, что она больше не вернется в школу: ей пора готовиться к тому, чтобы стать женщиной. Одноклассница, которую пригласили на свадьбу, рассказала нам подробности – про жениха, который был намного старше невесты, про множество подарков. Латифа выглядела испуганной, она плакала, и слезы капали на ее красивое белое платье.
Одна за другой девочки признавались нам, что уходят из школы, чтобы выйти замуж. Чаще всего они говорили об этом и учителям. И никто из руководства ничего не делал для того, чтобы помешать родителям забирать дочерей и выдавать их замуж за незнакомцев. Многие девочки были против, а некоторые просто впадали в оцепенение. Одну ученицу заставили выйти замуж за двоюродного брата. Другая – пятнадцатилетняя йеменка – сказала, что ее обручили с мужчиной, который был намного ее старше. Она была не рада этому, но добавила: «Мне все же больше повезло, чем сестре, – ей тогда было всего двенадцать».
Зайнаб, говорливая девочка с круглыми щечками, уехала на рождественские каникулы и больше не вернулась. Через год мы с ней случайно встретились на празднике в Центре мусульманской общины, неподалеку от школы. Зайнаб была беременна; одетая во все черное, она вела за собой чьих-то детишек и казалась толстой и некрасивой. Она сказала, что почти не выходит из дома без свекрови, и очень хотела узнать новости из школы. В ней не осталось и следа от той веселой и непоседливой девчонки, с которой мы носились по коридорам.
Однажды меня пригласили на совместную свадьбу сестер Халвы, Сихам и Насриен, – им было семнадцать и девятнадцать, они уже закончили школу. Родственницы новобрачных съехались в Найроби со всей Кении, Йемена и Уганды. Перед началом церемонии эти женщины должны были проверить невест. Сихам и Насриен лежали на подушках на полу. Их лица и верхняя часть тела были покрыты зеленой тканью, а руки и ноги оставались голыми. Все родственницы шумно восхищались красотой и изысканностью узоров, нарисованных хной на коже девушек, хотя на самом деле, конечно, проверяли, девственны ли невесты.
На следующий день все женщины – и только женщины – собрались в большом зале, и начался праздник. Невесты с макияжем, как на картинке из журнала, неподвижно сидели на диване, похожие на кукол в своих розовых кружевных платьях.
В последний вечер торжество проходило в другом зале, и на этот раз мужчины тоже присутствовали; они ели и разговаривали по ту сторону длинной, высокой перегородки, разделявшей комнату пополам, только высокий помост был виден всем. На женской половине столы ломились от разнообразных блюд и выпечки – никогда раньше я не ела ничего более вкусного. После ужина женщины стали причитать, а в комнату вошли невесты в западных платьях; их лица были закрыты. Оба жениха взошли на помост, откинули вуали с лиц невест, а потом неуклюже сели. Они только что приехали из Йемена и были странными. Мне показалось, что я опять в Саудовской Аравии.
Насриен успела познакомиться с будущим мужем, пока готовилась к свадьбе, поэтому она была почти спокойна и, казалось, смирилась со своей участью. Но Сихам ни разу не видела мужчину, за которого собиралась выйти замуж; она побледнела и задрожала. Чуть позже новобрачные ушли в сопровождении ближайших родственников. Халва сказала мне, что потом должны появиться окровавленные простыни, и праздник продолжится.
– А что, если крови не будет? – спросила я.
– Это значит, что невеста не девственница, – прошептала она, и мы быстро отвели взгляд. О таком нельзя было даже думать.
Саму Халву в девять лет сосватали кузену, которого она никогда не видела. Она не хотела выходить замуж за него, но знала, что однажды это случится. Такие решения принимали родители. Если твой отец добр и богат, возможно, он найдет для тебя такого же доброго и богатого мужа. А если нет – что ж, такова твоя судьба.
Браки по любви считались глупой ошибкой и всегда заканчивались неудачно, приводили к бедности и разводам; мы это твердо знали. Если ты вышла замуж не по правилам, то клан не окажет тебе поддержку, если муж тебя бросит. Родственники отца не вступятся за тебя, не помогут деньгами, и ты погрязнешь в пороках и безбожии. Люди на улицах будут показывать на тебя пальцем и ругаться. Словом, это было самым страшным ударом по чести всего рода.
Но страницы книг влекли нас духом романтики. В школе мы читали хороших авторов – Шарлотту Бронте, Джейн Остин, Дафну дю Морье. Но после уроков сестры Халвы делились с нами романами в мягких обложках. Это были дешевые «мыльные оперы», но они возбуждали нас и словно говорили: у женщины может быть выбор. Героини влюблялись, преодолевали сопротивление семьи, пренебрегали богатством и общественным положением и все-таки выходили замуж за того, кого выбирали сами.
Мы с сестрой, как и большинство одноклассниц-мусульманок, можно сказать, жили этими романами, однако они доставляли нам и много печали. Мне тоже хотелось влюбиться в мужчину, о котором я грезила по ночам, а не выйти замуж за незнакомца по выбору родителей. Но единственное, что мы могли сделать, – это попытаться отсрочить неизбежное. Отец Халвы позволил всем дочерям окончить школу, но после этого они должны были выйти замуж. Халва умоляла отца не выдавать ее и часто говорила, что мне повезло: отец был далеко, так что мне не придется выходить замуж хотя бы до первых экзаменов.
Когда мне исполнилось шестнадцать, у нас появилась новая преподавательница по исламу. Религия была в Мусульманской школе обязательным предметом, который разделялся на два курса: ислам и христианство. Конечно, мы ходили на уроки по исламу – ужасно скучные и совершенно не одухотворенные. Не было никакого анализа, обсуждения вопросов этики; только сухие исторические факты. Мы просто заучивали названия битв и Откровения Пророка Мухаммеда, которые входили в программу государственного экзамена.
Но сестра Азиза была не похожа на всех предыдущих учителей. Во-первых, она просила называть ее по имени, сестра Азиза, а не мисс Саид. Во-вторых, на ней был не просто головной платок, который надевали многие учителя, а хиджаб: плотная черная ткань покрывала ее с головы до кончиков пальцев и носков туфель. Это производило глубокое впечатление: бледное лицо в форме сердца, окутанное морем черноты. Сестра Азиза была
