должна быть ничуть не интереснее, чем обои, однако притягивала взгляд каждый раз, как заходила в комнату.
Тем вечером, сидя в библиотеке, она совершенно бесстыже рассматривала меня, и будь я проклят – все мое тело так и зудело. Когда терпеть стало совершенно невмоготу, я подловил ее с поличным, а она ничего не ответила, только продолжила пялиться на меня своими невозможно нежными карими глазами и краснеть.
Никогда не думал, что румянец может меня возбудить.
Увидев ее с партнером по танцам, я сразу задался вопросом – мог ли он быть тем самым, кого она любила? Она без раздумий поцеловала меня, только чтобы защитить парня. Я стиснул зубы. Кольцо на ее пальце явно от мужчины, на это можно ставить любые деньги. От Тайлера? Или от чувака, с которым она хотела сбежать?
Господи, да почему меня это вообще волновало?
Я не собирался боготворить Елену, присоединившись ко всем остальным мужикам Нью-Йорка. Я буду стоять в стороне и наблюдать, как по ней сохнут идиоты. Потерев рукой лицо, я вытащил сигарету изо рта и спрятал в карман рубашки.
Закручивая крышку на бензобаке, я обратил внимание на возвращающуюся к машине Елену. Она быстро шагала, опустив глаза.
Я прищурился. За долгие годы я научился хорошо читать язык тела – всегда полезно заранее знать, кто собирается пристрелить меня в разгар деловой встречи. И движения Елены определенно свидетельствовали о том, что проблема не за горами. Уклонение от зрительного контакта, напряженные плечи – все эти тревожные звоночки буквально говорили: она в стрессе.
– Елена, – сказал я, пытаясь заставить ее посмотреть на меня.
Она молча забралась в «Ауди» и захлопнула дверь. В груди взревело пламя, и я даже не заметил, как очутился возле окна переднего сидения.
– Что случилось? – требовательно спросил я, открывая дверь.
Елена помотала головой.
– Ничего. Мы уже можем ехать?
Наверное, я бы ей поверил, если бы ее не трясло. Хотя… нет, не поверил бы. Все знают, что, когда женщина говорит «ничего», она нагло врет.
– Да.
Она подняла взгляд – и я поймал ее. Теперь-то я мог ясно видеть смятение в этих глазах.
– Да? – прошептала она.
– Да. Сразу после того, как ты скажешь мне, какого хрена произошло.
Она вздохнула и откинула голову на спинку кресла.
– Ничего. Я просто хочу домой.
Я наклонился, взял ее за подбородок и развернул лицом к себе.
– Я никуда не поеду, пока ты не объяснишь, что случилось.
Она пожевала нижнюю губу и отвела глаза.
– Не хочу, чтобы ты раздувал не пойми что.
– Не буду. – «Смотря, что случилось».
– Пообещай, что не станешь ничего делать.
– Обещаю. – «Вранье».
Нежные карие глаза встретились с моими и пронзили до самого сердца.
– Кассир… – она сглотнула, – он сказал… нужно что-нибудь купить, раз я пользуюсь их туалетом. Я ответила, что у меня нет денег, и тогда… – Пауза.
– Господи, да колись уже! – рявкнул я. Злость разгоралась медленно, но жгуче. – Он тебя тронул?
– Нет! – выпалила она. – Ничего такого… Он пригрозил, что тронет, если бы я не ушла.
Внезапно меня охватило мертвенное спокойствие.
– Врешь.
Она дернула головой, пытаясь стряхнуть мою руку, но хватка стала только тверже.
– Где?
Она сверкнула глазами.
– Он шлепнул меня по заднице и предложил заплатить другим способом, доволен?
Мне потребовалась секунда, чтобы сглотнуть вспыхнувшую ярость и сформулировать внятное предложение. Могла эта женщина пойти хоть куда-нибудь, не превращая всех мужиков в безмозглых животных? Иррациональная часть меня начинала нервничать, молотить себя по груди и трясти прутья клетки.
Я провел большим пальцем по ямочке на ее подбородке.
– Какой рукой он это сделал?
Ее глаза расширились.
– Нет, – выдохнула она, – ты же обещал!
Я едва услышал ее сквозь оглушительный рев ярости, пульсирующий в ушах. Мир начал приобретать оттенки красного, включая и саму Елену, которая смотрела на меня. Я закрыл глаза, глубоко вдохнул бензиновые пары и выпрямился.
– Нет, не надо. Пожалуйста, Николас, – взмолилась она.
– Я просто с ним поговорю.
– Врешь…
Я захлопнул дверцу.
Но услышал раздраженное фырканье.
На колонке, помимо нас, был только один афроамериканец, все еще заправлявший старую развалюху. На испачканном в масле асфальте стояла канистра с бензином: значит, когда я смотрел, как парень ее наполнял, Елену лапали.
Я взял канистру и направился к дверям.
– Какого хрена ты творишь, чел?
– Дружеский совет, – сказал я, не оборачиваясь, – я бы на твоем месте убрался отсюда подальше.
Чуваку потребовалось секунда, чтобы сложить два и два.
– Ну и ладно, – раздалось за моей спиной, затем хлопнула дверь, и я услышал шум отъезжающей машины.
Буква П на вывеске «Пронто» неравномерно мигала. Под звон колокольчика я вошел в залитый резким светом магазинчик с грязным, отслаивающимся ламинатом. Кассир за прилавком читал журнал. На вид мужику было за сорок, заметная лысина шла в комплекте. Желтая надпись на бейдже, приколотом к красной накрахмаленной футболке, гласила: «Дэвид».
– Ты сегодня один?
Кассир поднял голову, держа в зубах кончик ручки, которую он успел достать, и с сильным нью-йоркским акцентом ответил:
– Да. А тебе какое дело?
Я проигнорировал вопрос и осмотрелся.
– Неплохое местечко. Ты владелец?
Он посмотрел на канистру в моей руке.
– Ага.
– Здесь, наверное, все твои средства к существованию.
Он напрягся.
– Слушай, не знаю, что тебе надо, но мне совсем не интересно.
– Не можешь позволить себе новые полы, не можешь даже починить вывеску. Вероятно, прибыль идет не на бизнес. Деньги достаются жене… детям, возможно. – Я отвернул крышку и плеснул бензин на грязный ламинат.
Кассир уронил ручку и попятился.
– Ты че творишь?
– Сюда только что заходила девушка? – Я покачал головой. – Ты ошибся девушкой, Дэвид. – Бензин полетел на стойку с открытками.
– Я звоню в полицию. – Голос
