— Ты куда?
— Я просто… Тут, — вздохнула, села. — Не важно.
Герман снова замолчал, а через минуту дернул меня за растрепанную косу, не больно, но достаточно дабы привлечь внимание, и протянул рогатку.
— Держи.
Я не нашлась, что сказать. Только руку протянула и приняла подарок, смущенно глядя в сторону.
— Умеешь пользоваться?
— Нет.
Герман подозвал меня ближе к себе, взял с земли маленький камушек, оттянул резинку и, прицелившись, стрельнул в дерево напротив.
— Запомнила?
— Ага, — принимая рогатку обратно, пробормотала.
Мы стреляли по дереву, весь оставшийся вечер. Придумывали цели и ставили друг другу баллы. Гера, конечно, был лучше меня, но почему-то первенство отдавал мне. Нахваливал, легонько дергал за косу и повторял: «Дуська, ты прям снайпер! Вовка обзавидуется!».
Когда первые фонари подали свет, мы вдоволь настрелялись. Еще было не темно, но смеркалось. Где-то играли сверчки, молодежь собиралась около подъезда кучками, распивая дешевое пиво, а строгий отряд пенсионеров возмущался, дескать, совсем стыд потеряли. Галдеж стоял некоторое время, но когда он затих, пора было возвращаться домой.
— Идем, провожу тебя!
И я не стала возражать. По-моему, этот мальчонка вообще любил командовать. Герман шел к моему дому так, словно ходил к нему сотни раз. Рассказывал смешные анекдоты про крокодила Гену и обещал показать фокусы. Он их много знал! Прощались мы недолго. Только договорились встретиться завтра и разошлись в разные стороны.
Мы гуляли каждый день.
Герман показывал фокусы, а я научила его прыгать через резинку и играть в классики, хоть сперва он и противился с брезгливой моськой заявляя, что это девчачья игра. У нас даже появилось свое место. Домик на площадке. Туда мы таскали конфеты и печенье, а еще я познакомила его с рыжиком и они сразу же сдружились. Мы придумали свой кодекс дружбы, делились секретами, рассказывали про чудовищ у себя под кроватями. Дружба с мальчиком сильно отличалась, от той, к которой я привыкла. Мне было легко, но порой неловко, но когда Герман мне улыбался, я всегда улыбалась в ответ.
Странное радостное предвкушение от каждой встречи и парящее чувство после, не покидало меня ни на долю секунды. Я засыпала с планами на завтрашний день, придумывала в своей голове новые игры, чтобы затем показать их Герману…
Пока все не изменилось…
* * *
Встав, прошлась по комнате. Достала маленькую коробочку из шкафа. У всех, вероятно, есть коробка памяти? Вот, и у меня была.
Рогатка сама попалась под руку. Нежно я пальцем провела по дереву. Вспомнила как несколько лет назад специально покрыла лаком, чтобы сохранить. Грустно это и тоскливо, получать крохи от человека, которого любишь до потери памяти, до самых ярких снов, до самых горьких слез. Воспоминания и эта рогатка, единственное что у меня было.
В коробке памяти, также нашли свое место подарки, привезенные Сонечкой из-за бугра, открытки девчонок, несколько безделушек, а еще валентинки. Много валентинок. За каждый учебный год. Я получала их в каждом классе. Адресат пожелал остаться неизвестным. Сперва томилась любопытством, а после привыкла. К слову, валентинки я получала не только в школе, но и в институте. Должно быть, мой поклонник действительно меня отлично знал, а может, его знала и я сама. Однако никто напрямую не проявлял интереса, лишь пару смельчаков, которые на следующий день ко мне даже не подходили. Возможно, проблема была во мне, ведь я не владела этим женским мастерством обаяния и изящности.
«Улыбайся, тебе к лицу.» — было написано на каждой валентинке. Без смайликов, без броских блесток, просто красное сердце с надписью и точкой в конце.
Фролова такой минимализм прокомментировала, как отсутствие вкуса и фантазии, а мне нравилась это простота. Ведь, какая разница — главное слова!
Валентинка выпала из моих рук, когда звон телефона раздался в комнате. Вздрогнув, подняла валентинку, бережно положила в коробку к остальным и взяла требующий внимание телефон.
Странно. Снова незнакомый номер.
На ум некстати пришли слова Белова о маньяке. Вздор! Не была же я настолько наивной. Маньяк не маньяк, но поднять не решилась. В конце концов, я и прежде на незнакомые номера не отвечала. Хмыкнув, отклонила вызов. Следом пришло смс.
«Оленька, здравствуй!»
Ноги подкосились, схватившись за стол, я часто задышала. Болезненная гримаса исказило лицо, а из губы, кажется, пошла кровь.
Нет. Нет. Нет!!! Он не мог меня найти! Как?
Подобно жуткому маньяку из фильма, он прислал еще одно смс.
«Тебе идет розовый!»
На мне действительно была розовая бархатная пижама. Спохватившись, вмиг оказалась у окна и дрожащими руками задернула шторы.
«Спокойной ночи, сладенькая.»
Издевался он, прекрасно зная, что со спокойным сном, я попрощалась на долгое время. Нужно кому-нибудь сказать!
Но кому? Нет! Нет. Его точно впутывать не стану! Сама разберусь!
Я не могла просить Германа о столь большой услуге…
* * *
— Дуська, а ты веришь в волшебство?
Этот вопрос поставил меня в тупик. Мы сидели на лавочке, как и всегда, долго прощаясь.
— Конечно, верю! — эмоционально воскликнула. — А ты разве нет?
— Я верю в себя!
Хихикнув, ударила его плечом, а он меня в ответ.
— Ты злюка! — показала ему язык.
— А ты принцесса! — просто вырвалось из него, как само собой разумеющееся.
— Нет, я не принцесса, — хмыкнула. — Все знают, что у каждой принцессы есть принц, а у меня принца нету, — печально вздохнула.
— А хочешь, я буду твоим принцем? — вскочил он на ноги.
— Ты? — посмотрела на него и расхохоталась.
В испачканной футболке, спортивных шортах и со всклокоченными волосами мальчишка напоминал разбойника, а не принца, о чем я ему незамедлительно и поведала.
— А говоришь не принцесса, — ничуть не обиделся, — все вы, принцессы, такие забияки.
— Я не забияка! — спрыгнув с лавки, выставила руки в боки.
Мальчик выпрямился, иронично изогнул брови и оглядел меня с теплой усмешкой.
— Докажи! — с вызовом сузил свои щелки.
Привстав на носочки, взяла Германа за лицо. Мои губы приблизились к его теплой щеке, затаив дыхание, я прикоснулась к ней сухими губами. Всего на миг, но и его хватило, чтобы неизвестное чувство трепета начало во мне зарождаться.
— Вот, — отпрянула от него, — теперь ты мой принц.
Герман так и остался стоять. Оторопевший, покрасневший, он неловко почесал свой затылок. Прикоснулся рукой к щеке, словно не веря. Взглянул на меня и хотел что-то сказать…
— Герочка! Сынок! — услышали мы в стороне.
В одночасье, мы повернулись на звук. Испуганная женщина со всех ног мчалась к нам.
— Сынок! — присела рядом. — Сынок, нам нужно уходить. Потом погуляешь! — суматошно оглядываясь, она держала Германа за плечи.
— Зачем, мам? — поинтересовался он. — Еще не так поздно.
— Герочка, послушай…
— Ах, ты дрянь! Ах, ты подстилка заводская! Только попадись мне на глаза, сука!
Прикрыв рот рукой, всхлипывая, женщина поднялась. Вытерла поспешно слезы рукавом кофты, и потянула мальчика за собой.
— Идем, сынок. Все хорошо, не бойся…
Растерянный мальчик помахал мне рукой, в знак прощания. Но они успели сделать всего несколько шагов, прежде чем из-за угла вылетел высокий мужчина. Сердито он выплюнул:
— Ах вот, ты где! Да, и еще со своим выродком! Вся семейка в сборе! — сжавшись, я обеспокоенно кинула взгляд на Германа.
Он остановился. Его губы сжались в тонкую полоску, а детское лицо приобрело незнакомое мне доселе выражение жесткости.
— Я тебе устрою! Будешь у меня ползать на коленях! Шваль!
Мужчина надвигался. Женщина испуганно пятилась, закрывая собой мальчика.
— Прошу… Тут же люди, Митя! Хватит!
— Люди, — сплюнув, он оскалился, — пускай все люди знают, какая ты шалава, и выродка твоего!
Рукой он схватил женщину за плечо, сильно сжимая. Я стала оглядываться.
