– А как же чай? – выпаливаю первое попавшееся, что приходит в голову, слегка сипящим голосом, когда она заходит в кухню.
Меня не покидает уверенность, что мама мгновенно догадывается: за время ее отсутствия тут кое-что произошло. Уж слишком ярко и хитро сверкают ее глаза. Я же бледнею и краснею одновременно, если такое вообще возможно.
А может, это просто меня кроет?
Вон же, Султанов стоит и совершенно спокойно, будто и не отвлекался ни на что постороннее, вытирает последнюю вымытую мной тарелку. Удивительно, что та осталась цела и не разбилась, потому что я совершенно не помню, в какой момент выпустила ее из рук.
– Нет, Машунь, надо бежать. Мои кукушки что-то на двух кассах при закрытии смен напортачили, надо проверить и перезагрузить машины, иначе затор будет, – мама отрицательно качает головой и, не удержавшись, хмыкает. – Ты чего такая зашуганная? Не из-за меня же расстроилась?
– Я уговорил Марию прийти завтра на мое выступление, – выдает очень достоверную версию Сулейман, переключая внимание на себя. – А она бои не любит.
– О, ну, тогда ясно, – усмехается родительница, – моя дочь не выносит насилия. А вот я иногда очень хочу взять в руки ремень и выпороть некоторых своих работниц, которые любят совать носы и руки, куда не следует. Ладно, молодежь, спасибо за компанию, я поскакала.
– Я Вас подвезу, Галина Анатольевна, мне уже тоже пора, – Султанов убирает до идеала протертую посуду в шкаф и откладывает полотенце на столешницу. – Хочу сегодня еще на тренировку успеть. Да и Марии нужно отдохнуть. Правильно? – обжигает меня проницательным взглядом.
– Д-да, – киваю, ощущая раздрай.
Странным образом тактическое отступление Сулеймана оставляет в душе необъяснимый осадок разочарования и в то же время благодарности, что он дает мне передышку.
Но при любом раскладе этот мужчина всегда остается самим собой.
– Ты пообещала, – произносит он вкрадчиво, перед тем как выйти на площадку и закрыть за собой дверь.
И я вдруг понимаю, что просто не смогу его обмануть.
А через двадцать минут от мамули одно за другим прилетают сообщения…
«Вот это, доча, ты попала))»
«Я так рада!»
Закатываю глаза и качаю головой.
Да уж, попала – самое что ни наесть подходящее слово. И как хорошо, что Галина Анатольевна не знает всей подоплеки наших отношений.
Ни к чему это. Сама разберусь.
Взбиваю попышнее подушку, отодвигаюсь, чтобы и Семену осталось место с краю и укладываюсь спать.
Утро вечера мудренее.
Глава 18
Боже мой, куда катится этот мир?
И какого лешего я приперлась в это злачное место?
Задаю себя хорошие вопросы, не находя правильных ответов. Молодец еще, что Ниночку вовремя напрягла. Заставила скинуть таблицу выступлений пар, чтобы подгадать время выхода на ринг Султанова.
Сидеть с самого начала и до конца на бесконечном мордобитии – это для меня слишком, особенно, в выходной день, а не по рабочей необходимости.
– О, привет, Мари!
Степанова налетает сзади, как ураган, и приобнимает. Хорошо еще, успеваю отследить ее порыв краем глаза, иначе точно инфаркт обеспечен.
Любит же у нас некоторый инфантильный народец прыгать на ничего неподозревающих мирных граждан с наскока и пугать тех до усрачки. И это тем более странно, что у нас с Ниночкой по факту нет дружеских отношений, просто ровные рабочие. А тут идет такой посыл, будто мы подружки – не разлей вода.
– А ты чего здесь? Вроде же никогда не любила бои, – вцепившись обеими ладошками в мой локоть интересуется коллега, хлопая густо-накрашенными ресничками. – К Соколову что ли по делу? Так он наверху. С главным тренером в комнату отдыха пятнадцать минут назад поднялся.
Взмахом руки она указывает направление и тут же отворачивается, выцепляя взглядом проходящего мимо Вронского Максима, боксера, представляющего наш район.
Не успеваю ничего ответить, лишь отмечаю, как глаза Степановой загораются предвкушающим блеском, спинка выпрямляется сильнее, жемчужные зубки прикусывают нижнюю ярко-красную пухлую губку, вся показательная расслабленность стекает, и Ниночка превращается в гончую, взявшую след.
– Ой, Мари, мне совсем некогда. Бежать и работать надо. Ты сама тут дальше, ладно? – выпаливает она, отстраняясь, и, не дожидаясь ответа, мгновенно устремляется вслед за спортсменом. – Макс! Макс! Стой же, хулиган! Ты должен мне свой автограф в документе! Ну, Ма-а-акси-и-ик!
Семеня точеными ножками в туфельках на пятнадцатисантиметровой шпильке, красотка в коротком ярко-красном платье, умело подчеркивающем ее аппетитные формы, уносится прочь, размахивая планшетом.
Усмехаюсь, наблюдая, как несколько парней, пришедших на соревнования в числе зрителей, провожают ее голодными взглядами и улюлюкают, стараясь обратить на себя внимание, однако, моя коллега очень достоверно их игнорирует, разыгрывая гордую, а самое главное, важную мисс неприступность, или же действительно не замечает, летя на крыльях любви за вышагивающим в раздевалку Вронским.
– Вот что волшебная сила бокса с девчонками делает, – хмыкаю себе под нос, качая головой. – Последние мозги отключает.
– Ой, да не будь ты такой строгой, мисс ворчунья, – раздается вкрадчивое над ухом. – Нинок еще молодая, горячая, резвая. У нее кровь кипит, а в душе свербит.
Свербит у нее явно в другом месте, в том, что пониже талии и виляет из стороны в сторону, дразня озабоченных малолеток, поправляю мысленно и резко оборачиваюсь, чтобы встретиться глазами с довольной моськой Соколова среднего.
– Привет, красотка! – приглашающе распахивает объятия мой старый приятель, а по совместительству старший сын Саныча.
– Пашка! Привет! – с удовольствием обнимаю друга. – А ты тут какими судьбами? Из Питера родителей проведать прикатил? А мне шеф ничего не говорил, о твоем прибытии.
– Он и сам был не в курсе. Я сюрпризом, – широко улыбается Павел Егорович.
– Надолго?
– Не-а, во вторник с утра уже назад. У меня пары начнутся только с обеда, как раз успею вовремя вернуться.
– Красавчик.
По старой привычке тянусь, чтобы взъерошить длинную челку, и отмечаю, что еще недавно бывший чуть выше меня ростом молодой человек вымахал. И прилично.
– Ух, ну и лосик ты, Пашка, стал, метр девяносто, наверное?
– Ага, так и есть, – смеется старший отпрыск шефа, – сто девяносто два. Давно мы не виделись, Марь Дмитриевна.
Привычку называть меня официально он взял от своего родителя. И так она ему понравилась, что чисто по имени Соколов средний меня за все время, кажется, ни разу не называл.
– Ну да, почти год или около того, – подсчитываю примерный срок в уме.
А ведь точно у нас довольно долго не получалось состыковаться. То он приезжал, когда я была в отпуске, то у каждого были какие-то дела и пересечься не выходило чисто физически.
Но если уж выходило, то время практически всегда пролетало незаметно. Думаю, немаловажным фактором тут являлся его добродушный характер, чем-то напоминающий Тищенко, а еще то, что он младше меня на пять лет, а потому непоседлив, легок, шутлив и добродушен. В общем, душа компании.
– Ты сюда по делам завернула или посмотреть и поболеть за наших? – мотает головой Пашка в сторону входа в зал, отчего длинная челка спадает, закрывая ему левый глаз.
– По второму варианту, – сознаюсь в страшной тайне, ведь приятель в курсе моего «теплого» отношения к боксу и не раз угорал по этому поводу, стараясь переубедить. – И не смотри так удивленно. Бывают в жизни исключения.
– И как зовут это твое исключение? – играет бровями уже не мелкий подхалим, с важным видом складывая руки на груди.
– А вот не скажу, – показываю язык, дразнясь.
Стянув верхнюю одежду, сдаю ее в гардероб и, забрав номерок, решаю, что пора топать в зал. Раз дала Султанову обещание и даже пришла, стоит и у ринга показаться. Тем более оттуда уже доносятся громкие вопли ведущего, объявляющего новый бой.
