тро…
— Пошли нахуй отсюда!
— Камаз…
— Это приказ! — рявкнул Михаил Захарович, а я затряслась еще сильнее.
Несколько секунд молчания и сухой ответ:
— Есть, товарищ майор.
Мужчина с ладонями ушёл прочь. Я даже не заметила, что он был не один, а в компании еще двух мужчин.
— Маруся, — тихо позвал меня голос Михаила Захаровича, когда сел передо мной на корточки и протянул ко мне свои руки. — Ты как? Ранена?
— Михаил Захарович! — всхлипнула я, давая волю эмоциям. Рванула вперед и как обезьянка обвила руки вокруг его шеи.
Не удержав нас, мужчина сел на снег и обнял меня не менее крепко, притянув к горячему телу, сердце внутри которого стучало ничуть не тише моего.
— Тише, Маруся. Тише, — поглаживал он меня по волосам и словно убаюкивал в своих руках. — Всё закончилось. Я отвезу тебя домой.
— Не бросайте меня, пожалуйста!
— Не брошу. Я с тобой. Слышишь? Никто больше тебя не тронет. Никто. Всё закончилось.
***
— У вас… у вас всё нормально?
Знаю, что задаю этот вопрос сотый раз за последние минут десять, но не могу перестать его задавать. Мне нужно отвлечься. Нужно забыть о только что случившемся, иначе у меня точно, как сказала бы Лена, брызнет фляга.
— Нормально у меня всё. Нормально, — хмуро бросил Михаил Захарович. Снова что-то понажимал на сенсорном экране в своей машине и глянул на меня из-под насупленных бровей. — До сих пор не согрелась?
— Меня не от холода трясёт. Это нервное.
Приходилось себя обнимать, чтобы остановить чечетку нервов по всему телу.
— Приехали, — резюмировал Костров, остановившись неподалеку от моего подъезда.
— Не оставляйте меня одну. Хотите, я с вами к вам домой поеду? Обещаю, я буду вести себя тихо, только не бросайте.
— Никто тебя не бросит. Идём.
Едва он вышел из машины первым, как меня затрясло еще сильнее, а уж когда Михаил Захарович пошёл по траектории, словно подальше от меня, я и вовсе захотело снова разревется. Но, к счастью, он лишь обошёл машину и клумбу перед ней, чтобы зайти с моей стороны и помочь уже мне выйти из машины.
Конечно же, я не смогла открыть ни подъездную дверь, ни дверь собственной квартиры. Да я даже ключи из сумочки не смогла вынуть трясущимися руками. Всё за меня сделал Михаил Захарович, хладнокровию которого я могла только позавидовать и однажды тоже научиться быть настолько же невозмутимой и непрошибаемой как он.
Мужчина молча включил свет в прихожей, помог мне снять верхнюю одежду, параллельно скидывая с себя обувь, и провел меня в гостиную на диванчик. Мягко, но твердо посадил на его край и обхватив ладонями моё лицо, заставил сфокусироваться на его серых глазах.
— Посиди здесь секунду. Я за аптечкой. Никуда не ухожу.
— Х-хорошо, — втянула я сопли, которых после мороза и плача было слишком много даже для такого резервуара как моя голова.
Михаил Захарович, как и обещал, вернулся почти через секунду. Придвинул журнальный столик поближе ко мне и сел на его край. Вынул из аптечки всё необходимое для обработки ран и начал обрабатывать моё лицо. Нижнюю губу и лоб над левой бровью засаднило.
— Ай! — пискнула я, когда терпеть уже было невмоготу.
— Не балуйся. Это всего лишь перекись.
— Всё равно больно.
— До свадьбы заживёт, — сказал Костров, кажется, машинально и с самым серьёзным лицом из всех, что я у него когда-либо выдела, продолжил обрабатывать раны еще и на моих руках.
Я сломала почти все ногти, пока царапала землю и убийцу, пытаясь избежать, по сути, неизбежного.
Если бы не Михаил Захарович…
— Не реви, — поймал он мой подбородок пальцем и снова заставил посмотреть ему в глаза. — Ты сильная и смелая. Если тебе от этого станет легче, то ты, похоже, почти выцарапала тому ублюдку глаз. Теперь в тюрьме ему выбьют второй и надеюсь, чей-то хуй.
— Серьёзно?! — округлились мои заплаканные глаза и вместе с тем я испытала какой-то приятный душевный подъем, на секунду подумав, что, наверное, могла бы и сама справиться с тем маньяком. Но в следующую секунду я представила уродливое лицо с вытекающим окровавленным глазом. — Меня сейчас вырвет.
— В сортир. Быстро.
Как на веселых стартах мы с Михаилом Захаровичем помчались в сортир, в котором мужчина успел включить свет до того, как я упала перед унитазом на колени. И даже успел поймать мои взлохмаченные волосы, зафиксировав их на макушке рукой.
— Похоже, это уже традиция, — выдохнул Костров.
— Простите.
С трудом подавила внезапно подступившую отрыжку. Михаил Захарович помог мне встать и довел до раковины, включил прохладную воду и смыл содержимое унитаза.
С опущенной головой трясущимися руками умывала лицо, понимая, что еще долго не рискну взглянуть на свое отражение. Наверняка, там каша абсолютная каша, потому что казалось, что жжёт каждый миллиметр кожи, словно оно — открытая рана, на которую насыпали килограмм соли.
— Всего две царапины, — сказал вдруг Костров, будто мысли мои прочитал. — Не бойся. Смотри.
И всё же, я с опаской подняла взгляд на своё отражение. Огромные красные от слёз глаза, распухший нос и, как и сказал Михаил Захарович, всего две царапины — рассечена нижняя губа и немного бровь. Скорее всего я поцарапалась о веточки, что были под снегом, пока убийца елозил моим лицом по земле.
— Я думала, всё гораздо хуже.
— Я тоже, — вздохнул Костров устали и стянул с себя куртку. — Умойся, и обработаем тебе колени.
— Михаил Захарович! — вскрикнула я, забыв о своих ранах, когда на левом боку мужчины увидела проступающую через серый свитер кровь. — Вас зарезали!
— Угу. Насмерть, — усмехнулся Костров так, будто ему всё это казалось забавным. — Задел, всё-таки, гондон.
— Вас срочно нужно оперировать! Возможно, понадобятся новые органы!
— Маруся, не создавай пиздеца на ровном месте, — сурово остудил меня мужчина и снял с себя свитер вместе с футболкой, что была под ним. — Видишь? Всего-лишь царапина.
Только практически уткнувшись носом в его торс, я смогла без очков и заплаканными глазами разглядеть рану, которая и в самом деле казалось схожей с кошачьей царапкой, которых в детстве у меня было полно на руках от домашних кошек.
— А вдруг она только внешне кажется пустяшной? Вдруг она очень глубокая, и у вас повреждены внутренние органы?
— Я бы почувствовал нехватку ливера. Пошли, обработаем тебе колени. Колготки сама снимешь?
— Но почему тогда так много крови? — проигнорировала я его слова, продолжая разглядывать рану.
— Адреналин, Маруся. Давление поднялось. Мне, всё-таки, уже не двадцать. Идём, говорю. Пока у тебя колготки к коленкам не присохли.
Сказав это, мужчина первым вышел из ванной комнаты,
