Я не позволю…
— И что ты сделаешь? — перебила она.
Демьян поразился, как Аврора ещё не потеряла нить разговора, ведь ещё чуть-чуть и…
О да! Она дёрнулась, выгнулась. Плохая девчонка! Очень плохая. Она кончила в его руках, разговаривая с мужем. Демьян едва не засмеялся в голос.
— Я не позволю, чтобы тебя посадили. Любой ценой не позволю, — закончил мысль Романовский. Но его жене сейчас, кажется, было всё равно.
— Сомневаюсь, что это в твоей власти, — переведя дух, она сдвинулась Демьяну на живот и то, что до этого упиралось ей в спину, оказалось в её руке. — Ты знаешь, что моим родителям угрожали? — Её маленькая ласковая ладошка, оказывается, умела делать невообразимо приятные вещи. — Весь подъезд исписали надписями «Убийца!» Им звонили, их оскорбляли. И чем помог ты?
Романовский молчал. А вот Демьян не мог.
— О, чёрт! — процедил он сквозь зубы.
Аврора одобряюще кивнула: он может кончить. Его и упрашивать не пришлось. Демьян ткнулся лбом в её плечо. Прикусил нежную кожу. Господи, в этот момент он так её любил, что ещё парочка божественных фрикций, и он пошлёт её мужа в прямом эфире и оставит эту плохую девчонку себе.
Резкий запах каштанов не заставил себя долго ждать. Кому-то он нравился, кому-то категорически нет. Демьяну было плевать на то, с чем ничего нельзя сделать: да, сперма пахла — сексом, страстью, совокуплением. Но между совокупляться или нет, Демьян всегда выбирал «да». Как относится к этому Аврора, он не спросил, пребывая в лёгкой нирване после короткого и мощного оргазма. Он и не думал, что это так возбуждает — когда вас слышит её муж.
— Я не знал, — скорбно ответил Романовский.
«А как ты допустил, чтобы травили твою жену?» — едва не спросил Демьян, когда к нему вернулась способность мыслить.
— Ты странно дышишь, — всё же услышал тот.
— Да, курю, — тут же снова соврала, вернее, пошутила Аврора.
— Аврора, только не делай глупостей. Пожалуйста, — практически взмолился Романовский. — Сейчас кажется, что выхода нет. Тебе больно, трудно. Но когда всё закончится, ты пожалеешь, что их наделала.
— Не думаю, что меня загрызёт совесть за выкуренную сигарету, — она блаженно вытянулась у Демьяна на груди. — Нет, Валер. Я не пожалею. Ни о чём. Уже нет. Знаешь, однажды, очень давно, на нашей свадьбе, мы с Лебедевой поспорили на бутылку «МОЁТ», кто из нас с тобой любит больше. Это, казалось, просто выяснить: если родится мальчик, то я тебя, если девочка — ты меня. Ирка ставила на девочку. Угадай, что мы сегодня пили?
— Так и знал, что ты пьяна, — вздохнул Романовский. Демьян готов был с ним поспорить — она не выпила ни глотка. Но тот уже сам себя перебил: — Дурочка моя! Она же тебе завидует. Всегда завидовала. Не вздумай следовать её дурацким советам. Она наверняка посоветует тебе с кем-нибудь переспать, чтобы отомстить мне, а это глупо.
— Угадай, кто проставился? — проигнорировала мужа Аврора, словно не слышала. — Я, Валер. Я. Я всегда любила тебя больше. Сильнее. Честнее. Самоотверженнее. А ты…
— Это неправда, — мрачно, а может, хмуро, в общем, безрадостно возразил он. — Я тебя любил. И люблю. И буду любить. Теперь уже, наверное, всегда. Последняя любовь она куда сильнее первой.
— Жаль. Потому что я желаю тебе её встретить. Свою последнюю любовь. Настоящую. Которой невыносимо захочется хранить верность. — Она вздохнула. — Не звони мне больше, Валер. И да, именно так мне и посоветовала сделать лучшая подруга: переспать с кем-нибудь. Скажу больше: я её послушалась. Прощай!
Она отключилась. Положила на кровать телефон.
— Я в душ.
Не оглядываясь, встала и ушла.
Демьян слышал, как зашумела вода. Был уверен — она плачет. И не пошёл ей мешать.
«Прощай!» это не легкомысленное «Пока!».
«Прощай!» — это горящие за спиной мосты.
«Прощай!» — это когда не возвращаются.
Ему ли не знать, он тысячу раз говорил: «Прощай!» и девятьсот девяносто девять раз возвращался.
Но «Прощай, я тебе изменила» — это другое. Это «Да пошёл ты!».
Демьян натянул штаны. Распахнул окно. Упёрся руками в подоконник. Вдохнул полной грудью. Майская ночь пахла свежестью. Шум ветра. Шелест реки, несущей воды к морю.
И всё же какую роль она выбрала для него? Безмолвного статиста? Безликой декорации? Сцены для своей театральной постановки? Пожалуй, Демьян даже заслужил. Не отягощённый моральными принципами, искушённый, циничный, привыкший изменять жене и даже не скрывающий этого — лучшего кандидата не найти. Это не честного семьянина затащить в койку. Тут ни сожалений, ни раскаяния, ни угрызений совести. Никто никому ничего не должен. Переспали — и разбежались.
Почему только Демьяна это расстраивало?
— Ты должен обо мне кое-что знать, — вернулась Аврора. Встала рядом.
— Мы больше не увидимся? — горько усмехнулся Демьян.
— Это не про нас, про меня, — коснулась она губами его плеча.
И в этот раз Демьян не стал её отговаривать.
О том, что изменила мужу, она подумает завтра, решила Аврора.
Сейчас не время и не место. Сейчас о другом. И Аврора старалась быть краткой, как никогда.
Не вдаваться в подробности, не давать оценок, не проявлять эмоций — изложить суть.
Демьян видел, что она скрывается, многое слышал из её разговоров с мужем, да и в принципе не идиот, чтобы не догадаться, о чём речь. Аврора не хотела жаловаться, упаси бог, сетовать на жизнь, искать понимания, она хотела остаться с ним честной и не более.
«Только ни сочувствия, ни жалости, ни утешений, пожалуйста», — мысленно просила она.
Но он и не собирался. Закрыл окно. Завернул её озябшую в плед. Усадил в гостиной на диван.
Вытряс из мини-бара на тарелку какие-то чипсы, орешки, печенье. Запахло крабами и жареным арахисом. Себе достал пиво, Авроре налил чай.
— Я, знаешь, чего не пойму, — неожиданно сказал он. — Почему ты?
— Что? — очнулась Аврора.
К своему стыду, всё это время она его разглядывала. Демьян надел лишь мягкие трикотажные шорты до колен. Всё остальное: красивую гладкую грудь, рельеф плеч, кубики пресса, полоску волос от пупка вниз к стягивающему узкие бёдра шнурку, упругую задницу Аврора жадно ощупывала глазами, откровенно наслаждаясь. А потом догадалась:
— Так ты знал? Всё это время знал?!
— Да, —
