— Все члены твоей семьи мертвы.
— Правило 171, — она ухмыльнулась, и я уставился на нее в замешательстве.
Она усмехнулась, целуя меня в щеку.
— Правило 171: даже мужчины — семья.
Я улыбнулся.
— Ты только что это выдумала.
— Это не делает его менее замечательным правилом.
Верно.
— У меня плохое предчувствие по этому поводу, — сказал я ей.
— У меня тоже.
Как я и подозревал, что-то выходило из Ада и направлялось прямо к нам. И оно надвигалось быстро.
ГЛАВА 10
«Раньше я убивала людей за деньги, но в наши дни это скорее способ выживания»
— Дженнифер Эстеп
ФЕДЕЛЬ
Некоторые люди думают, что нужно быть настоящим испорченным сукиным сыном, чтобы жить так, как живу я. Я вижу, как они ходят с высоко поднятыми головами, разговаривают по мобильным телефонам, притворяясь хорошими людьми. Но правда в том, что это не так. По-настоящему хорошие люди, которых очень трудно найти, не думают, что они хорошие люди. Они верят, что делают то, что сделал бы любой другой. Правда в том, что девяносто процентов из нас прячутся от мира и от своего истинного «я». Мы заставляем себя поступать «правильно», потому что боимся последствий того, что делаем то, что действительно хотим.
Когда-то я был одним из таких людей. Я тоже привык лгать самому себе. Я знал, чем зарабатывал на жизнь мой отец — Джино Одноглазый. Я видел его только по праздникам и на свой день рождения, но я знал, что не хочу быть похожим на него. Каждый раз, когда моя мать смывала кровь с его рубашек, я чувствовал, как во мне нарастает отвращение. Я не хотел быть таким, как он, я не хотел его жизни, и я не хотел тратить свое время, целуя ботинки людей.
А потом он вернулся в инвалидном кресле и сказал мне, что я пойду работать на самого дьявола. Преданность Джино Орландо не знала границ, и я думаю, что старик нравился Орландо. Поэтому, когда Джино потерял ноги, Орландо позволил ему уйти в отставку и доказать свою благодарность, и Джино отказался от меня; я буду работать на его месте, чтобы никто никогда не подумал, что он стал крысой. Мужчина может настучать на своего босса, но настоящий мужчина никогда не отдаст своего единственного сына.
Я ненавидел его за это. Я пытался убежать. Я собрал все свое барахло в сумку, выпрыгнул из окна и побежал по улице, только чтобы найти дочь Орландо, прислонившуюся к старому Шевроле.
— Я сказала своему отцу, что ты хочешь сбежать. — Сказала она, когда Антонио открыл дверь для нее и меня. Выражение его глаз, когда он держал дверь открытой, и его видимый пистолет сказали мне, что у меня не было никакого выбора в этом вопросе.
Мелоди со мной не разговаривала. Вместо этого она откинулась на спинку сиденья, листая ирландско-английский словарь. Я пытался разговорить их, я называл их всеми известными мне словами, но единственным ответом Мелоди было вытащить нож и глубоко вонзить его лезвие в приборную панель. Это быстро заставило меня замолчать.
Когда мы подъехали к их особняку, она установила правило.
— Ты будешь верен моему отцу и мне до конца своей жизни, — сказала она. — Ты будешь убивать за нас, ты будешь сражаться за нас, и ты будешь лгать ради нас. Взамен ты не только станешь очень богатым человеком, но и будешь в гораздо большей безопасности, чем был бы без нас. Твой отец разозлил многих людей, и все они убили бы тебя только для того, чтобы отомстить ему. Убежишь еще раз, и Антонио всадит тебе пулю в затылок. Спокойной ночи. — И с этими словами она вышла из машины и вошла в свой дом, оставив меня в полном недоумении.
— Сколько ей лет? — спросил я Антонио.
— Четырнадцать, — сказал он, покачав головой, и тонкая улыбка заиграла на его губах. — Босс хотел отдать ее в среднюю школу, но боялся, что она съест других учеников, — он рассмеялся. — Пойдем, пора показать новой собаке его клетку. Не хотел бы убивать тебя так скоро. Она не шутит насчет правил.
Она и правда не шутила. За годы, проведенные с ними, я научился понимать свое место. Я стал еще более предан ей. Я не был уверен, почему. У нее просто был способ проникнуть в твою голову и остаться там. Она работала в десять раз усерднее, чем все мы, и никогда ничего не просила взамен. Она просто работала… больше, чем должна была бы работать любая девушка ее возраста. Ты хотел облегчить ей жизнь. Ты хотел сделать все, что ей было нужно. И, не делая почти ничего, кроме того, что она была холодной, расчетливой и кровожадной, она завоевала нашу преданность. Она была причиной, по которой я сейчас звоню.
— Джино, — сказал я в трубку.
— Федель? Почему…
— У меня нет времени, пап. У меня есть один вопрос, и мне нужно, чтобы ты ответил на него честно. — Я чувствовал ее пристальный взгляд на своем затылке.
— Я не совру, — солгал он в трубку.
Я боролся с желанием закатить глаза.
— Что ты знаешь об Авиеле, жене Орландо?
— Авиела? Почему ты спрашиваешь? Эта женщина мертва уже много лет, — ответил он, снова солгав мне.
Черт возьми, папа.
— Ты что-нибудь знаешь? — снова спросил я.
— Нет, сынок, я не знаю.
С этими словами я повесил трубку.
Мне придется поработать ради правды.
— Ну? — спросила она, сидя позади меня, когда Антонио подъехал к «Луни бин». Она никогда не говаривала без крайней необходимости.
Я встретился взглядом с ее карими глазами в зеркале заднего вида.
— Он лжет, мэм. Он что-то знает, — честно сказал я ей и наблюдал, как она пристально смотрела на меня.
— Могу ли я доверять тебе? — спросила она.
— Да, — потому что я был верен; в топе ценностей моей
