– Вот как! – только и смогла сказать Джуди.
– Но сегодня вы выглядите совсем иначе! Видимо, у вас просто не все безоблачно… Наверное, был трудный период в отношениях, а теперь все налаживается…
Эмили не отрывала пытливого взгляда от лица Джуди, но та смотрела в сторону и молчала, предоставляя Эмили строить предположения.
– Кажется, я становлюсь бестактной до безобразия. Простите меня, если можете!
Джуди выдавила из себя улыбку:
– Ничего страшного. У нас действительно не все просто. – Ей было трудно говорить, но она чувствовала, что Эмили действительно движет не просто праздное любопытство. – Мне даже стало казаться, что все кончено.
– Я чувствовала, что вас что-то гложет…
– Да?
– Хотя вы, безусловно, умеете владеть собой. Но теперь… – напомнила она Джуди.
– Да, теперь, кажется, у нас появился шанс. Во всяком случае, мне хочется в это верить.
– Дай Бог, – задумчиво проговорила Эмили.
Она внезапно поднялась и без слов вышла. Джуди осталась сидеть в библиотеке. Она привыкла к тому, что Эмили может вот так, без всяких объяснений, удалиться, и уже не удивлялась этому. Через несколько минут пожилая женщина вернулась, держа в руках альбом с фотографиями. «Надо бы и мне завести наконец альбом», – подумала Джуди.
– Раз уж я упомянула то время, когда Нора с Фрэнком жили здесь… – Эмили положила альбом на колени Джуди, а сама встала за ее спиной. – Это свадьба: Нора, естественно, устроила все на широкую ногу. Она здесь довольно мила, не правда ли? И платье подобрано со вкусом, хотя я бы предпочла что-нибудь более скромное. Это она незадолго до родов. А вот Никки – здесь ей не более четырех недель… А это Фрэнк учит ее ходить…
Джуди хотелось захлопнуть альбом… Чужое счастье – или, по крайней мере, видимость его – уместившееся в одном альбоме. Словно фотография улыбающегося человека, молодого, полного сил, о котором знаешь, что он давно уже состарился, превратился в безобразного ворчливого старика и… и умер. Зять Эмили кого-то напоминал Джуди, но она не могла вспомнить кого.
– А это уже в Нью-Йорке, после развода. Видите, фотография обрезана – это Нора решила удивить меня выбором нового спутника жизни… Впрочем, у нее это не получилось – я всегда ждала от нее что-нибудь в таком духе… Спортсмен какой-то… Но обрезала она ее сама, когда перекинулась на кого-то другого. А вот – я очень люблю этот снимок! – Фрэнк уже в Париже, он прислал мне эту фотографию, когда мы только-только восстановили наше общение. Мне ведь пришлось, знаете ли, из чувства приличия разорвать с ним отношения. Слава Богу, что потом он позвонил мне…
Эмили явно хотелось пуститься в подробные воспоминания, но Джуди рассеянно кивала, не проявляя особого интереса, и Эмили останавливала себя.
– Хорош, правда? – спросила она, заметив, что Джуди как-то особенно долго и пристально рассматривает парижскую фотографию Фрэнка. – Надо сказать, что он принадлежит к тем мужчинам, которых годы только красят… Что с вами, Джуди? Вы сегодня без конца краснеете…
Джуди закрыла альбом:
– Ваш зять напомнил мне одного человека… Из прошлого, – солгала она.
Эмили лукаво улыбнулась:
– А я уж подумала, что вы знакомы…
Джуди отрицательно помотала головой:
– Нет-нет, но он очень похож на…
– Вашу первую любовь? – подсказала Эмили. – Что ж, в юности у вас был неплохой вкус. А ваш муж красив?
– Да.
– Впрочем, что это я спрашиваю, вы ведь все равно не объективны. Надеюсь, когда-нибудь я сумею составить собственное мнение. Ну, не смущайтесь так, дорогая! Я сегодня все время ставлю вас в неловкое положение… Что ж, пора возвращать вас вашему супругу. Жду вас послезавтра, мы все же должны отправиться за покупками. Мне необходим новый чайный сервиз: Берта умудрилась разбить две чашки за одну неделю! Так вы составите мне компанию?
– Да-да, конечно.
– Как это вы не добавили: «Это моя работа»? – Эмили улыбнулась. – Я бы не хотела, чтобы вы воспринимали наше общение только как работу…Нет-нет, – остановила она пытавшуюся что-то сказать Джуди, – не надо ничего говорить. Я и так все знаю. Идите, на сегодня вы выполнили свои обязанности.
Они обменялись улыбками, Джуди вышла, а Эмили открыла последнюю страницу альбома и вгляделась в лицо своего зятя.
– А ты еще способен вгонять девушек в краску, – сказала она фотографии и щелкнула по ней пальцем.
Эмили никогда не видела Рэя, не знала истории Джуди, но чувство беспокойства не отпускало ее. У них появился шанс! Что за ерунда! Сколько боли в глазах Джуди, боли, осевшей на их дне навсегда… Куда ее деть? Телесные раны заживают, оставляя рубцы и шрамы. Душевные же внешне могут исчезнуть бесследно, но на самом деле каждая из них неизлечима: рано или поздно какая-нибудь мелочь напомнит, воскресит, и сердце зайдется от невыносимой пронзительной боли.
Конечно, любая семья не застрахована от размолвок и ссор. С годами чувства притупляются, и самый близкий человек способен надоесть так, что порой кажется: любовь прошла бесследно. И тогда нужна встряска, необходима готовность пойти на риск, чтобы разобраться в себе, чтобы сжечь мосты или обрести тот самый, последний шанс.
Но нет, тут другое… Джуди горит, она пылает страшным и прекрасным огнем, что не признает компромиссов, не дает никаких шансов, тем огнем, который способен лишь сжечь дотла того, кто однажды поддался ему. Из этого огня человека необходимо выхватить, иначе конец предрешен. И у Фрэнка блестели глаза, когда он приехал сюда со своей юной француженкой. Его охватило то же пламя, что, видимо, уже много лет подряд сжигает Джуди, невиданный фейерверк, имя которому – страсть. Эмили пыталась спасти Фрэнка… Но ее позиция была слишком уязвимой, ведь как никак она была лишь бывшей тещей Фрэнка. К тому же Фрэнк и сам достаточно силен. А Джуди…
Когда-то всю жизнь Эмили взорвал подобный фейерверк. Пятнадцати лет отроду она встретила мужчину, который спустя три года стал ее мужем и с которым она прожила девятнадцать лет. Они любили друг друга, почти не ссорились, потому что муж обладал мягким характером и терпеливо сносил взбалмошный и властный нрав Эмили, и были счастливы. Так, наверное, и прожили бы до самой старости, но прирожденная страстность натуры Эмили рано или поздно должна была заявить о себе.
Ей было в ту пору тридцать семь, но выглядела она настолько молодо, что многие недавние знакомые считали, что у них с мужем значительная разница в возрасте, а он был старше ее всего-то на пять лет. Она была очень красива, на нехватку поклонников жаловаться не приходилось. Иногда Эмили дарила небрежный поцелуй какому-нибудь особенно настойчивому ухажеру, но ни разу не позволила себе ничего большего. Она была примерной женой, у нее была безукоризненная репутация. Даже что-то пуританское проскальзывало в ее суждениях – аристократическое южное воспитание давало себя знать. Свой темперамент Эмили зажала в тиски суровой морали, как ее прабабушка затягивала в корсет свою талию. Она была образованной рафинированной дамой, женой хорошо известного в научных кругах биолога.
И вот женщина, которая еще вчера дорожила своей незапятнанной репутацией и оберегала покой супруга, забывает обо всем на свете и становится притчей во языцех у всего города…
Она влюбилась. Нельзя сказать, что Эмили не любила мужа. Она испытывала к нему безграничную нежность, она ценила и понимала его, он был ей близок, как никто… Она любила его, но это чувство было ей не по росту.
Это был не тот размах, не тот накал. Это была любовь, которая не смогла устоять перед страстью. Эмили не сопротивлялась захватившему ее чувству, не задумывалась о последствиях, не колебалась в выборе. Она сожгла все мосты и сама отдалась всепоглощающему пламени.
Ричард был на три года младше нее. Он уже год с лишним наслаждался свободой, оставив жену и двоих детей. Этот человек был полной противоположностью мужа Эмили: неглупый, но не образованный, сильный и властный. Привыкшая к почитанию и обожанию Эмили вдруг оказалась в беспрекословном подчинении у человека, который, хоть и окружал ее заботой и ухаживал за ней так, как, по его мнению, подобает ухаживать за женщиной, но не понимал ее и не осознавал, что она отличается от тех женщин, с которыми он привык общаться. А Эмили была так влюблена, что Ричард с его грубостью, жаргонными словечками и ругательствами стал для нее олицетворением мужественности. Так в старину знатная дама могла отдать предпочтение конюху, от которого несло навозом и потом, и ни один сиятельный граф в белоснежных манжетах не был в ее глазах столь привлекательным.
Ричард многое умел, но плохо ладил с людьми. Он вечно бывал зол на чьи-то происки, подсиживания и наветы. За него держались, ценя его умения, и смотрели сквозь пальцы на его вздорный характер и частые выпивки. Но он все равно был уверен во всеобщей недоброжелательности. Если бы он был женщиной, то несомненно имел бы репутацию стервы, но он был мужчиной, а потому считалось только, что у него сложный характер и, к тому же, проблемы с алкоголем.
