– Угомонись, Гоша, все нормально, надо заново пересмотреть наши функциональные обязанности. Если ты считаешь, что я слишком мало делаю, значит, надо добавить мне нагрузку. Я тебе, Гоша, не капризная барышня. Я тоже могу разливать по стаканам живительную влагу.
Я развеселилась. Представила, как сижу на камешке и лью воду на жернова российского капитализма. Вода течет мимо пальцев, струится, журчит, стремясь убежать на волю. А я удерживаю, ограничиваю, измеряю, останавливаю. Бутилирую. Пакетирую. Природа планеты в моих руках.
– Посмотрим, – буркнул Саакян. Хмурый и неврастеничный от природы, обычно Гоша умеет держать себя в руках, но в последнее время совсем распустился. Мы повесили трубки одновременно. Каждый остался при своем мнении. Никто никого не переубедил. Только разнервничались, разозлились, и ради чего мотали нервы друг другу, никто толком не объяснит. Кажется, я научилась понимать мужчин. Всех, какие имеются на белом свете. Могу объяснить тонкий изгиб души любого индивида мужского пола. Но иногда ничего не понимаю. Кто бы мне объяснил, с чего это Гоша взъелся на меня? Раньше я бы непременно побежала советоваться с мамой. А сейчас сама могу давать консультации по разным психологическим коллизиям. Мама уже не может вскрывать суровые реалии изменившегося мира. Мамин скальпель притупился. Взгляды безнадежно устаревают. Принципы ветшают. Во всем требуется обновление. Даже во взглядах.
И тогда я решила посетить источник. Поехала к Саакяну на производство. Решила съездить в разливочный цех, чтобы одним глазком взглянуть на стеклянную тару, бочки, печати, накладные, на ящики и другую лабуду. Всем этим Саакян занимался в одиночку. Типа – мужское дело. Саакян все-таки восточный мужчина. Где-то глубоко в корнях у него этот самый Восток сидит. Производство должно быть в мужских руках, а женское дело организовать и оформить, повернуть флюгер в нужную сторону. Настал час, когда флюгер остановился, замерев в недоумении. Не понимает, куда нужно двигаться. Ветер свободно обдувает его, а он торчит, как запаянный, совсем помертвел. Надо подтолкнуть, расшевелить, поймать порыв ветра. И тогда все наладится.
Я добралась до какого-то дома, долго справлялась у прохожих, выясняя, туда ли приехала. Выяснилось, что туда, направление выбрано верно, компас не обманул. Старинный дом с облупившимися стенами. На первом этаже на шатких петлях повисла железная дверь, ржавая, изъеденная временем. Я робко толкнула кусок металлолома. Дверь не сдвинулась с петель. Тогда я осторожно пролезла в щель, прошла через пустую комнату, увешанную толстыми трубами вдоль и поперек, наконец очутилась в странном помещении. Замызганная раковина с проржавевшим краном, фляги, ведра, ящики, грязные бутылки, сваленные в кучу. Какой-то щуплый мотопарень в каскетке козырьком назад наливал в пустую бутылку воду из-под крана. В бутылке торчала огромная воронка.
– А вы кто? – спросила я.
Я все еще надеялась, что ошиблась, забрела в этот подвал случайно, перепутала адрес, дом, номер, улицу, город. Страну, в конце концов.
– А ты кто? – Мотопарень с непомерным удивлением уставился на меня, дескать, шляются тут всякие, мешают трудовому процессу.
– Я Инесса Веткина, а где Георгий Михайлович?
Мотопарень промолчал. И я возликовала. Козырек не знает, кто такой Саакян, видимо, впервые слышит уникальное имя. Я ошиблась, перепутала. Пойду искать настоящий адрес. И найду настоящий цех по розливу волшебной воды. Источник с моими надеждами.
– Гоша сейчас подойдет. Он груз отправляет, машину ждет, – сказал наконец мотопарень и потерял ко мне всяческий интерес. Он налил в бутылку воды, обтер ее грязным полотенцем, поставил в ящик. Бутылка гневно громыхнула. Мотопарень помазал кисточкой какую-то бумажку и пришлепнул к бутылке. Бумажка перекосилась, не желая прилипать к мокрому стеклу. У меня тоже подкосились ноги. В прямом и переносном смысле. В голове зашумело. Сердце заколотилось. По всему городу плакаты расклеены. Кто придумывал глубокомысленные тексты? Кто сочинял рекламу? Какая дуреха?
Металлическая дверь забренчала, загудела, загремела, и в подвал вкатился долговязый Саакян. Гоша олицетворял производственный процесс. И я больно прикусила губу. Я знаю Саакяна тысячу лет. Гоша не мог создать другой цех. У него не хватило бы мозгового масла в голове, чтобы придумать что-нибудь стоящее. Он мог построить только такой цех. И никакой иной. Настоящий цех может построить другой человек, только не Гоша. Ему не дано созидать. Саакян низкопробный партнер. Инесса Веткина ринулась в объятия недееспособного подельника. Бизнес можно закрывать. Прямо сейчас. И если я этого не сделаю, непотребный разливочный цех закопает в землю инспектор районной СЭС ровно через неделю. И осиновый кол вобьет. В назидание потомкам.
– Что ты тут делаешь? – гневно уставился на меня восточный мужчина Гоша Саакян. Невинный взгляд, честные глаза. Все, как всегда. Гоша при исполнении. Саакяна может исправить только могила.
– Гоша, а что это такое? – спросила я, обводя рукой круг. Не удержалась, не устояла. Съязвила, называется. Опять-таки на свою голову.
– А что ты хотела увидеть? Современную лабораторию? Рабочих в белоснежных халатах? Очистители последнего образца? Кондиционеры и конвейеры? Деньги иначе не заработать. Тебе деньги не нужны, – зло бросил Саакян, – ты духовной пищей питаешься. А у меня семья, ребенок больной. У меня не было другого выхода.
– Но ты же других детей заразишь. Какой-нибудь холерой. Чумой. Сибирской язвой, в конце концов. Покупатели поверили нам. Они же пьют эту проклятую воду, считая ее целебной, Гоша! Ты – враг, преступник. Никто не имеет права манипулировать чужим здоровьем. Тем более ты, Гоша. Ведь ты знаешь, что такое – больной ребенок, – я выставила вперед руку. Саакян прошел мимо и убрал мою руку, как нечто, мешающее проходу.
– Не «что такое», а кто такой. Он человек – мой ребенок, Инесса, и ради его спасения я пойду на все. Надо будет взорвать город – взорву. Планету – взорву планету! – крикнул он.
Саакяна будто подменили. Вместо отличного парня, доброго сослуживца и верного собутыльника передо мной стоял террорист, отчаянный, фанатичный смертник. С гранатой в руках. Бомбометатель Гоша. Парень в каскетке с равнодушным видом подставил очередную бутылку под кран. Вода журчала, струилась, переливалась. Из пустого в порожнее. Я остановила себя. Заглушила двигатель, спустила бензин, выпустила пар. Все равно я не смогу переубедить фанатика. Фундаменталист Саакян не отступится от своего убеждения. Будет настаивать. У каждого своя правда.
– Прощай, Гоша, ты был мне хорошим другом, – сказала я и пошла к выходу. Впереди ждала неуправляемая дверь. Сзади торчал Гоша и мотопарень с бутылками. Я застряла где-то посередине. Никак не могу усесться сразу на двух стульях. Хочу заработать деньги, чтобы обеспечить себе и кошке достойное существование. И слышу упреки, дескать, ты выше материальных благ. Где же истина? Только гениальный человек может совместить заработки и чистую душу. Я – не гений. Я – обычная девушка. Хочу жить, как все, но у меня ничего не получается. Мне нужно зарабатывать деньги, чтобы прокормить себя, родственников и кота. Но я не могу пичкать доверчивый народ грязной водой, выдавая ее за целебный напиток.