– Тогда я тоже пойду. Я там, где «весь Питер». Во сколько начало? В семь? – Я мысленно влезла в гардеробный шкаф. Обшарила полки, обследовала вешалки, заглянула в потайные углы. Ничего подходящего. Нечего надеть. Как всегда. Ужас. Петля. Роковой выстрел в голову. Не голой же идти на «крышу»? Хотя в этом есть что-то фантасмагорическое, сугубо питерское. Но я тут же отбросила диковатую мысль. На улице холодно. Дует северный ветер. Местами порывистый. Почему – местами? Мне кажется, ветер по всей длине порывистый. И все дует, дует, дует. И с чего бы это вдруг мне стало жарко? «Весь Питер» явно будет недоумевать. Не стану его шокировать. Пусть он живет в прежнем режиме, шляется по тусовкам, сплетничает и разносит по домам и улицам разные нелепые слухи. Надо все же извлечь некоторую пользу из светского общества. Просто немного развеяться, влившись в пеструю толпу бездельников, разыграть визитную карточку, получить приз, соблазнить кого-нибудь, в конце концов. Я же давным-давно никого не соблазняла. Так можно навсегда квалификацию утратить.
– Почему в семь? В пять. Начнем с файф-о-клока. Закончим цыганами, – весело прощебетала в моем ухе Егорова, мне показалось, что она влезла туда без спросу и теперь разливается соловьем, явно задабривая меня.
– Какими цыганами? – Кажется, я на версту отстала от быстротекущей жизни. Спряталась в свою норку, а мир тем временем всем скопом устремился в цыганский табор.
– В конце тусовки на десерт обещали цыганский коллектив. То ли ансамбль, то ли группу, но из настоящих цыган, – весело расхохоталась подруга.
– Цыгане – это хорошо, файф-о-клок – просто отлично, а форма одежды? Ты в чем будешь? – спросила я.
И совершенно зря спросила. Понятное дело – Маринка будет самой блистательной женщиной. Как цыганка. Всех с ног сшибет. Можно было и не спрашивать.
– Только не говори, Инесса, что тебе надеть нечего. Я не поверю, – вдруг разозлилась Егорова и вылезла из моего уха.
– Так уж и не поверишь, – хмыкнула я, – я теперь безработная. Меня кормит биржа труда, а там с нарядами туговато. Одно хлопчатобумажное покрывало на всех.
– У тебя есть красное платье. Открытое, с вырезом на спине, – припомнила старое Егорова.
Даже мое платье запомнила. Я о нем забыла, а звезда в памяти держит. И не лень голову забивать чужими тряпками.
– Марин, красное платье для ночного клуба. На «крыше» в нем делать нечего. Придумаю что-нибудь, тебя ни за что не оттеню. Ты самая красивая, самая яркая, самая-самая великолепная моя подруга, – я трещала без передышки, чтобы окончательно одурманить Маринку. Когда в голове Егоровой много чада и дурмана, там уже не хватает места для зависти и злобы.
Егорова обрадовалась и отключилась. Как мало для счастья требуется женщине. Услышала, что она самая великолепная из всех великолепных, и финита. Все темы для женской беседы исчерпаны.
Я посмотрела на часы. Можно немного поразмышлять о новой работе. Еще есть время. Потрачу ровно десять минут на поиск смысла жизни. Для того чтобы забивать кому-нибудь голову своей проблемой, необходимо согласовать внешние запросы с внутренними потребностями. Я много лет училась тому, как реализовать себя в приличном обществе, на хорошей должности и за соответствующие деньги. Неужели мне придется искать это общество, эту работу и эти деньги на «крыше» пятизвездочного отеля? Последняя стадия отчаяния. Мучительный процесс сотворения самого себя. Даже диссиденты в далеком прошлом не исходили в бесплодных попытках поисков заработка, они не бродили по длинным коридорам отелей с миноискателем, дескать, где тут завалялась приличная работа. Я переплюнула всех. Собираюсь забраться на чердак, чтобы удивить «весь Питер». И тут же подскочила как ужаленная. У меня нет ни одного приличного платья. Юбки. Блузки. Майки. Мне показалось, что даже трусы все закончились. Беда. Аврал. СОС. Вещи полетели из шкафа. Они размахивали рукавами, оборками, полами и подолами, кисеей и плетеньем. Ничего нового. Скоро я останусь голой и босой. Пока я ищу работу, приличествующую моему высокому внутреннему статусу, мода шагнет семимильными шагами прямо на Луну. Оборки уйдут в прошлое, лягут в бабушкин сундук. Кисея оборвется. Вместо рукавов в моду войдут буфы. Мини-юбки сменят пышные турнюры. Я жутко злилась. Бедный шкаф. Едва в моей душе начинается очередное смятение – увольнение, повышение, развод или любовь, и гардеробные полки подвергаются массированной бомбежке. Вещи вылетают, как фугасные бомбы. Красная, взволнованная, с мелкими бисеринками пота, выступившими на лбу и висках, я напомнила себе Оксану из гоголевских «Вечеров». И мне вдруг стало смешно. Я уселась на вещевую груду и заливисто рассмеялась. Мое имя – Инесса. Оксана совсем из другой оперы. Но мы роемся в вещах, собираясь на вечеринку, как будто мы сестры по крови. Другой век. Другие нравы. В сущности, все одно и то же. Правда, Оксане не нужно было искать работу. Она реализовалась как личность в благополучном замужестве. И я принялась выдергивать ботву из гардеробной грядки. Платье, юбка, пиджак – все не то. Все не так. Хочу быть стильной. Как Патрисия Каас. Гениальная идея. Французский стиль поразит обитателей «крыши» в самые чувствительные места. И я выдернула кожаную юбку и кожаный сюртучок, плотно обтягивающие бедра и грудь. Плотнее не бывает. Загадочная Патрисия шагнула на помост, глядя на меня из зеркала. Не Патрисия – своенравная Инесса. Я повернулась на каблуках, прищелкнула невидимыми шпорами, заколола волосы, оставив несколько прядей для свободного полета. Получилась тонкая, изящная, хрупкая, стильная девушка. И сильная. Вместо хлыста возьму с собой длинную острую и узкую сумочку. Без ремешка. «Крыша» запросто может обрушиться, увидев современную Оксану в боевом облачении.
Роскошная женщина обязана соответствовать внешней оболочке. Во всем. Даже мельчайшие детали имеют значение. Амазонка из позапрошлого века не может приковылять к дорогому отелю на своих двоих. Ходить пешком – дурной тон. «Весь Питер» схватится за животы, сведенные к ребрам модной диетой. Я поймала частника. Выбрала самую лучшую машину. Водитель странно покосился на тонкую лайку, обтянувшую мою заднюю часть. В облипочку, блестит. Все натянуто, обтянуто и затянуто. Стройнит и зажигает. Водитель молодой, симпатичный, с усиками. Тонкие такие усики, в стиле двадцатых годов прошлого века. Стиляга попался. Это хорошо. В тон моему костюму. К сумочке подходит. К туфелькам. Наверное, он тоже остался без работы. Временно бедствует. Вынужден подрабатывать частным извозом, как я бездарными переводами.
– Далеко собрались? – спросил стиляга.