Она испытала извращенное удовлетворение от того, что он не узнал ее. С одной стороны, было приятно знать, что она изменила себя и из толстой застенчивой девицы, какой когда-то была, превратилась в другое существо.
С другой стороны, ее разозлило то, как он был заинтригован ее новым обликом. Потому что не имело значения, как она выглядит сейчас, та совершенно неуверенная в себе девочка была не так далеко. Она была частью Оливии, жила под поверхностью ухоженности и умеренности.
Только теперь она была старше, и не позволяла своим чувствам показаться на свет. Она отступила в сторону, чтобы дистанция между ними была еще больше.
— Ты знаешь, никто больше не называет меня Лолли уже много лет, — сказала она, ее голос звучал обыкновенно, словно он был старым знакомым, а не человеком, который разбил ее сердце и оставил его истекать кровью на полу. — Когда я пошла в колледж, я перешла на то имя, которое мне дали при рождении.
— Я никогда не знал, что тебя зовут Оливия.
«Ты еще много чего не побеспокоился узнать обо мне», — подумала она.
— Это имя, которое мне дали при рождении. Оливия Джейн Беллами. Сложно, да? Не детское имя. Одна из моих кузин окрестила меня Лолли. Она только училась говорить и не могла произнести Оливия, так что Лолли — это имя, которое ко мне прицепилось.
— Ты никогда не рассказывала мне эту историю. Когда я был маленьким, я думал, что все богатые дети зовутся вроде Бинки и Баффи, и Лолли, и если бы я спросил, это было бы невежеством, так что я никогда не спрашивал.
— Как ты забрался в Авалон? — спросила она его.
— Человеку нужно где-то жить.
— Я спрашиваю не об этом.
— Я знаю. После того лета…
Она знала, какое лето он имеет в виду, но не заставила его произнести: «В то лето, как я угробил тебя».
— После того последнего лета мой папа был достаточно сильно… болен. И это… просто было причиной того, что я слонялся поблизости.
— Мне жаль, что тебе пришлось это пережить, — сказала она ему. Достаточно ужасно потерять отца, подумала она. Может быть, она должна была сказать ему об этом, но слова застряли в горле.
— Пора переходить к делу.
— Ну хорошо, — сказала она с вымученной легкостью. — Как насчет того, чтобы осмотреться, и я расскажу тебе о моем проекте. — Она была уверена, что он знает лагерь «Киога» так же хорошо, как она сама. — Когда ты в последний раз приезжал сюда?
— Я никогда сюда не приезжал. С чего бы это?
Она решила, что это риторический вопрос, который не требует ответа, и торопливо провела его на веранду столовой, которая вытянулась вдоль озера. Побитые погодой деревянные ступени скрипели, и перила были такими же слабыми, как плохие зубы. Коннор вытащил из заднего кармана маленький блокнот и нацарапал в нем что-то. Когда они добрались до веранды, она прикрыла глаза, ища Фредди и Баркиса, но не увидела их. Когда она повернулась к Коннору, она была поражена тем, как он в открытую изучал ее.
— Ты глазеешь на меня, — отметила она, видя, как его глаза пробегают по ее телу.
— Да, — согласился он, опираясь бедром о перила. — Я это делаю.
Во всяком случае, он это признавал.
— Не делай этого, — сказала она.
— Почему нет?
Она сложила руки на груди.
— Что происходит? — спросил он.
— Я приехала, чтобы навести здесь порядок. Мои бабушка с дедушкой хотят отметить здесь пятидесятую годовщину своей свадьбы. — Она указала на озеро. — Они поженились на острове, под бельведером, которого там больше нет. До августа я должна все здесь приготовить для сотни гостей.
— Я не виню их в том, что они решили отпраздновать такое событие. Не знаю никого, чей брак продлился бы так долго.
Его заявление заставило Оливию почувствовать тоску. Это и правда было редкое явление — любить кого-то так долго. Это обязательно следовало отпраздновать. С той точки, в которой она находилась сейчас, брак продолжительностью в пятьдесят лет казался ей невозможным. Как случилось, что двое людей полюбили друг друга и остались влюбленными? Старея вместе, не только не разрывая свои узы, но укрепляя и углубляя их сквозь все испытания и триумфы, которые предлагала жизнь? Она поймала себя на том, что гадает, сможет ли она когда-нибудь отпраздновать такой юбилей, встретит ли она когда-нибудь мужчину, с которым ей захочется постареть.
Учитывая список ее «побед», подобная ситуация была так же далека, как луна. Она взглянула на Коннора, который, похоже, проверял гнилое дерево. Она думала, что видит — да, ей это не пригрезилось — предательский блеск в его волнистых темных волосах. В одном ухе у него была очень маленькая серебряная сережка. «Мой бог, — подумала она. — Он носит эту сережку». Она подумала, что бы это могло значить. Может быть, это потому, что ему просто нравится носить серьгу, или потому, что она…
— Не вижу, о чем здесь беспокоиться, — удивился он.
— Пойдем к озеру и осмотримся, — предложила она, приказывая себе не думать о сережке и о том, что случилось много лет тому назад, о том, что теперь не имело значения. Она провела его по тропинке, заросшей колючими кустами, которые царапали ее голые ноги.
— Позволь мне, — сказал Коннор, глядя на ее ноги, и пошел впереди, так чтобы убирать с ее пути колючие ветки.
Воспоминания о прошедшем лете появлялись при каждом повороте: полуночные проказы, ослепительный блеск природы в полном цвету, звуки лагерного пения и разговоров у пылающего костра. Она изучала Коннора, его большую и широкую спину, прокладывающую дорогу через пустыню. Она думала, что за воспоминания преследуют его. Вспоминает ли он прошлые победы или более темные и более трудные времена?
Она показала на провисший лодочный сарай, и док, и деревянную хижину в стиле адирондак, стоящую отдельно у озера. Это была самая комфортабельная хижина лагеря, первоначально построенная для его владельцев. Там был водопровод и туалет, камин из речного камня и дровяная плита. Зимой, даже когда остальной лагерь был закрыт, сюда можно было добраться на снегомобиле, и иногда дорога в снегу была не такой плохой.
— Эту хижину я хочу восстановить специально для моих бабушки и дедушки, когда они приедут в августе праздновать юбилей.
— Хорошо.
— Как-то мой дядя Грег провел здесь Рождество, когда жена выгнала его. — Она вспыхнула, жалея, что сболтнула это. — Прости, — сказала она. — Слишком много информации.
— Итак, как случилось, что ты отвечаешь за все восстановление? — спросил он, дипломатично меняя тему.
— А ты думал, что мне предстоит провести жизнь лежа, кушая конфетки и читая «Город и деревню».
— Я этого не говорил.
— Спорю, ты так подумал. — Она привыкла, что люди не ожидают от нее многого.
