В конце июня мой сын уехал на языковую практику в Испанию, а Ефим Борисович — на дачу. Едва Протопопов шагнул через порог опустевшей квартиры, воздух в ней загустел, засверкал эротическим электричеством. Кожу кололо от зашкаливавшего напряжения. Я, мгновенно смутившись, ретировалась на кухню ставить чайник. Но потом, стоя лицом к раковине, вдруг подумала: «Какого черта?» — и резко обернулась. Протопопов стоял у меня за спиной. Я скорее почувствовала, чем поняла, что смотрю на него так, как до сего дня смотрела только на Ивана, и сама себе удивилась. Я всегда старательно «приглушала звук» своей привлекательности, хорошо сознавая, что это за оружие, а сейчас… бедняга Протопопов! Его пришлепнуло ко мне, как кнопку к феноменально мощному магниту.
Мы целовались жадно, упоенно, слепившись телами, стискивая друг друга в объятиях. Мной овладело чудовищное остервенение — я так давно ничего не чувствовала, что сейчас хищным клювом отрывала от чужой страсти громадные, плохо проглатываемые куски. Какой это, оказывается, замечательный наполнитель! Как прекрасно, не имея собственных чувств, жить отраженными!
Я стала протопоповским зеркалом. В нем он видел меня — такую, как ему нужно, и себя в два с половиной раза больше по всем (поправка: по некоторым) измерениям; себя самого умного, самого красивого, самого щедрого, самого-самого-самого… иной раз меня даже огорчало, что я — зеркало не говорящее. А то ведь надо и честь знать.
Он, кажется, принимал все за чистую монету. А мной двигал стыд: человек не получает от меня ничего, кроме своих же собственных чувств, и еще должен радоваться этому? Я была готова на компенсацию в любой доступной мне форме. Раз невозможно дать ничего настоящего, я устрою ему фабрику грез, одурманю фантасмагориями, ослеплю обманчивым блеском, завалю мишурой. Из моей шляпы фокусника летели радуги, били фонтаны ярких, почти натуральных роз и лилий, я, как заправский пиротехник, устраивала грандиозные фейерверки и, как Уолт Дисней, рисовала в воздухе удивительные узоры, обводила нас двоих искрящимися пунктирными сердечками. Они растворялись с тихим звяканьем, но я тут же создавала новые.
— Смотри, смотри! — словно бы восклицала я. — Как все красиво, сказочно, необыкновенно!
— Тата, Таточка моя, — шептал, задыхаясь от восторга, Протопопов.
Мне на лицо падали редкие капли пота.
Я нежно лучилась улыбкой, вздергивала подбородком и снова закрывала глаза-звезды.
Для него мое блистательное актерство ничем не отличалось от любви, оно было на редкость искусным, очень правдоподобным и невероятно щедрым.
Я предугадывала любые желания Протопопова и делала все, чтобы он чувствовал себя героем. Я могла десять раз подряд имитировать то, что и один раз имитировать скучно.
Мне было не жалко — ничего не жалко.
Особенно себя.
Глава шестнадцатая
АЛЕКСАНДРА
Пора бы мне научиться здоровому эгоизму. А то что? Возишься с людьми, возишься, в лепешку ради них расшибаешься, про личную жизнь забываешь, а слова доброго не дождешься. Не говоря уже о благодарности. Почему-то считается, что для меня копаться в чужих картах — главное земное удовольствие. Вот сто раз наблюдала и все равно не перестаю удивляться: пока человеку плохо, его от меня палками не выгонишь, а чуть только дела наладятся, сразу дорогу забывает. Хоть бы кто позвонил из интереса: как сама-то?
Взять, к примеру, Тату, Анну Каренину нашу драгоценную. Полгода мы ее дружно спасали, с рельсов соскребали, буквально под руки водили, а теперь она ко мне носа не кажет, к бабушке не ездит, и вообще с собаками ее не разыщешь. Гуляет в открытую со своим Протопоповым — наконец-то, сколько можно людей за идиотов держать — дома не бывает, и позвонить рассказать, что новенького, ей, разумеется, некогда. Ивана словно из головы выкинула. А ведь я говорила: развлекайся, но помни про свою главную задачу: мужа домой вернуть. Дальше-то как жить собираешься?
Она тогда взглядом своим царевниным повела:
— Саня, неужели ты хочешь сказать, что я гожусь исключительно в иждивенки?
Я по одному этому взгляду поняла: в себя приходит. Раньше всегда такая гордячка была. А гордыня у нас, между прочим, смертным грехом считается.
— Может, — отвечаю, — и нет, но пока ты ничем не доказала обратного. Карму свою реализовывать не хочешь, творчеством не занимаешься, денег не зарабатываешь. Копеек твоих, прости, на кусок хлеба не хватит. Соответственно, пока не предпримешь чего-нибудь, надеяться остается только на Ивана. Не обижайся, Тусь, я человек прямой, что думаю, то и говорю.
— Я нисколько не обижаюсь; ты, конечно, права. И тем не менее. Сама говорила: что бы ни было заложено в карте, это еще не приговор. Все зависит от свободной воли человека, и многое можно перебороть. Вспомни хоть Семена, которого я к тебе приводила.
Вот уж действительно: Семену ее, судя по карте, давно бы в помойке сидеть и очистками питаться. А он на «Мерседесе» последней модели разъезжает, и не сам к тому же — с личным водилой. Я, когда в компьютер заглянула, раз десять дату, время и место рождения переспросила, никак глазам поверить не могла. А после — от Семена их отвести: вот, думаю, человек — настоящий хозяин своей судьбы. Столько дряни сверху отсыпали, жуть, а он все транзитик по транзитику к собственной выгоде повернул. Представляю, как ему, бедняге, тяжело пришлось, но оно того стоило. Давно таких сильных мужиков не встречала. Везет на них Татке.
— Хорошо, — говорю, — но то Семен, уникальный случай. У него энергетика — на метр не подступишься; отталкивает. Ты-то к нему каким боком относишься? Или последовала моему совету?
Я была и сама не прочь такой феномен себе отхватить, но с первой минуты — а они три раза вместе приезжали — поняла, что он Таткин клиент. Как обычно. Эх, мне бы ее транзиты! Повезло дуре, а не пользуется. Протопопов ее в сравнении с Семеном — букашка. Естественно, я ей потом чуть не месяц вдалбливала: хватай обеими руками и держи, горя не будешь знать. Хочешь, шаманскую привязку вам сделаю? А она: не надо мне никакой привязки и никакого Семена, и вообще, перестань меня всем подряд в постель складывать. Ладно, говорю, как знаешь, но это, ты уж меня прости, дебилизм высшего качества. Татка только губы поджала и плечом дернула. Королевна. Ничего, думаю, жизнь тебя научит, как нос воротить.
— Нет, не последовала. Семен — не мой человек, и общаться с ним тяжело, особенно после переселения на Олимп.
— Куда?… Ах, да! Ясно.
— Короче говоря, в мужья и любовники он не годится, а вот как положительный пример — самое оно. Меня лично очень утешает, что при астрологически никудышных начальных данных все-таки можно кое-чего достичь. Учитывая твои прогнозы относительно моей женской судьбы.
