Пламя костра освещало теперь статного мужчину с ниспадающими на плечи черными кудрями, в роскошном костюме, искусно сшитом из мельчайших лоскутов дорогих тканей. Его одеяние, будто покрытое перламутром, переливалось всеми возможными цветами, а живое лицо с крупными красивыми и мужественными чертами светилось веселой гордостью.
И тогда сама Венеция поманила его своей царственной рукой, и, ловко запрыгнув на высокие ходули, он, с удивительным в таком положении достоинством, приблизился к ее трону и склонил голову. Вновь появившись, один из карликов на длинном шесте протянул Царице корону, лежавшую до сих пор на крышке сундука, и Царица Венеция водрузила ее на голову новому королю.
Все это было и смешно, и прекрасно – Божена, никогда раньше не присутствовавшая на подобных феериях и знавшая о них лишь по рассказам старого Америго, не могла оторвать глаз от красавца в короне, уже занявшего третий, пустовавший до сих пор, трон, от самозабвенно веселящейся толпы, от ярко пылающего костра. Ее завораживала и опьяняла эта неповторимая атмосфера, как если бы смех, любовь и вино стали чем-то одним и ударили ей в голову, заставляя терять рассудок. И это было так сладостно, что она, склонившись к уху хохочущей Фаустины, сказала:
– Милая, я так счастлива. Спасибо тебе за этот подарок. Ведь если бы не ты, мне бы и в голову не пришло отправиться в этом году на карнавал.
– Здесь подарки делаешь ты, моя птичка, – тут же парировал Арлекино, и они, увлекаемые кем-то в большой хоровод, закружившийся вокруг костра, взялись за руки и побежали вместе со всеми вокруг огромного огненного цветка, расцветшего в эту ночь у самой воды.
Скоро Божене стало жарко, и она, не задумываясь, скинула со своей головы маску, оставив ее увесистым капюшоном болтаться за плечами, расправила волосы и, вернувшись в хоровод, оказалась уже далеко от своей подруги. Пробежав несколько кругов, она совсем потеряла Фаустину из виду и отошла в сторону, чтобы немного отдышаться.
Постояв немного и подождав, пока ее глаза привыкнут к темноте и в них перестанут прыгать огненные лягушки, Божена огляделась. Фаустины нигде не было, зато она увидела, что всеобщий любимец – Король Карнавала – смотрит на нее со своего трона. Она, отвечая на его пристальный взгляд, послала ему воздушный поцелуй и, вновь надев маску, хотела уже скрыться в толпе, но Король, встав на ходули, двинулся в ее сторону.
Его пестрая мантия свисала почти до самой земли, и Божене, целиком погруженной в эту сказочную ночь, показалось, что к ней движется настоящий красавец-великан. Она с достоинством подняла свой длинный клюв, следя за его приближением. А когда он спрыгнул с ходуль рядом с ней, чуть не потеряв при этом свою карнавальную корону, сделала глубокий реверанс, грациозно расправив в поклоне свои нежные перья.
– Salve![5] – он припал губами к ее руке в полупрозрачной перчатке. – Я вас узнал.
– И я вас узнала, ваше величество.
– Ну что ж, потанцуем?
– Нам помешает ваша великолепная мантия – вы запутаетесь!
– Ну тогда долой мантию! – И он действительно отбросил ее и, оставшись в своем лоскутном платье, вновь повернулся к ней. – Теперь нам мешает только ваш удивительный клюв.
И он осторожно сдвинул Боженину маску назад, рассыпав по белоснежным плечам длинные золотистые волосы.
– Вот теперь – потанцуем!
Он подхватил ее на руки и, войдя внутрь хоровода, стал кружить, не опуская на землю: белое облако трепетало в его руках, словно он и действительно поймал какую-то невиданную птицу и она бьется в его крепких объятиях, желая улететь.
Глядя на них, все на мгновение замерли, а затем Божена, у которой уже кружилась голова от этого сумасшедшего танца, услышала голоса:
– Наш Король нашел себе Королеву!
– Он уже выбрал ее!
– Да здравствует ее величество Карнавальная Королева!
Божена, еще не понимая, что на самом деле произошло, почувствовала, что ее поддерживают уже не две, а множество рук и она плавно плывет по воздуху рядом со своим коронованным кавалером, которого тоже опять подняли вверх. А потом она увидела, что их обоих несут к появившейся откуда-то из темноты небольшой карете на высоких колесах. Когда она нащупала ногой ступеньку и, ухватившись за гладкое медное перильце, потянула другой рукой за ручку в форме цветка, прилаженную к двери кареты, то увидела в толстом граненом стекле окна кареты свое отражение и ахнула: на ее голове красовалась точно такая же корона, как и у ее спутника, который садился в карету с другой стороны.
– Она так красива!
– Король выбрал!
– Дорогу, дорогу! – слышала Божена отовсюду. И вдруг почувствовала, что карета, толкаемая не одним десятком рук, резко дернулась и поехала.
Божена, не успевшая еще сесть, покачнулась и оказалась на коленях у подхватившего ее Короля: их разгоряченные вином и весельем губы слились в долгом поцелуе.
– Смотрите, они целуются! Да здравствует любовь! – услышала Божена, но не смогла поднять лица, утопая в нежных объятиях незнакомца… Едва успев подумать, что все происходящее с ней сейчас – настоящее безумие, она почувствовала, что их губы вновь соединились.
Он не переставал целовать ее, пока карета, постепенно ускоряя ход, двигалась по набережной, и тогда, когда они свернули на пьяццетту и поехали в сторону Сан-Марко. А когда они въехали наконец на площадь, его сильные руки чуть приподняли ее и он прокричал: «Смотри!»
Божена подняла глаза и изумленно вскрикнула. Тысячи масок двигались вслед за ними, держа в руках факелы и разноцветные фонари. Всевозможные куклы на длинных палочках плясали над толпой. Били бесчисленные барабаны, оглушительно завывали на разные голоса рожки и дудки, звенели бубенцы и колокольчики на костюмах. И все это сверкающее шумное множество людей двигалось вместе с ними к центру площади!
Все остальное вспоминалось ей потом как сон. Появившаяся вдруг откуда-то Фаустина сняла с нее птичье одеяние, и уже знакомые ей карлики нарядили ее во что-то похожее на платье и мантию Короля, но только еще причудливей.
Но рассмотреть как следует свой наряд Божена смогла лишь на следующий день, а теперь ее, переодетую, тут же снова подвели к Королю. Улыбаясь, он взял ее за руку и повел по расстеленному на площади длинному многоцветному ковру. Их головы осыпали цветами, на их пути разбрасывали монеты, зерно, пуговицы, конфетти. Все это начинало напоминать Божене какой-то знакомый обряд, но лишь когда они подошли к огромному, пестрому, как и все остальное, бутафорскому алтарю, у которого их ждал хохочущий священник в довольно нелепом костюме, лишь отдаленно напоминавшем церковное облачение, и с веселым бубенчиком на слишком высоком клобуке, она поняла, что из загадочной птицы превратилась в шутовскую невесту и теперь, чтобы стать настоящей Карнавальной Королевой, должна обвенчаться с Королем. Не имея ничего против, она громко ответила «да» в ответ на вопрос, заданный ей священником, и получила на палец смешное леденцовое кольцо, которое тут же с удовольствием съела, сделав затем то же самое с кольцом Короля.
