Лида понимала, в чём основная причина замешательства персонала. Каждый думал в первую очередь о своём рабочем месте, невыплаченных кредитах, родных, находящихся на иждивении. И всё же, вопросительные взгляды на одиннадцатилетнего мальчишку, который, возможно, только что стал сиротой, казались ей кощунством. Безумно захотелось уволить каждого! Перед ними стоял растерянный, едва не плачущий ребёнок, стоило бы поискать в закромах совесть, сострадание, элементарное чувство приличия.
– Думаю, сегодня вы можете быть свободны, – сама не ожидая от себя подобной дерзости, сказала Лида, обращаясь к персоналу. – Кроме охраны? – это она произнесла неуверенно. Марсель в это время словно вышел из оцепенения, бросил благодарный взгляд на Лиду.
– Там бугенвиллея, – вышел вперёд один из рабочих. Судя по спецодежде, он работал в зимнем саду.
– Все, у кого неотложные дела, остаются на своих местах, – вставил Марсель тоном, один в один как у отца. Не зная, что ребёнок не родной Ивану, никогда об этом не догадаешься, настолько были похожи сдержанные, не терпящие возражений интонации. – Остальным позвонят.
– Но… – кто-то попытался вставить слово и был остановлен коротким, совсем не мальчишеским, приказным:
– Вам позвонят.
Рабочие начали расходиться. Осталась Елена Павловна, постоянно проживающая в доме Фроловых. У неё была собственная комната в крыле для обслуживающего персонала, к себе домой она выбиралась на выходные. Лида отметила, Иван никогда не произносил слова «прислуга», она тем более не могла этого сделать даже в мыслях. Всхлипывающая, причитающая как на похоронах Дина, ещё одна горничная, имя которой забылось. Охрана, выполняющая распоряжение непосредственного руководства – начальника службы безопасности. Последний появился сразу, как только про него вспомнила Лида.
Она с трудом соображала, не сразу узнала входящего, хотя забыть суховатое лицо, сканирующий прищур, плотно сжатые губы было невозможно. С ним буквально вкатился невысокий мужчина с огромными залысинами над покатым лбом, обременённый явным лишним весом. Он неспешно передвигал ноги, добродушно улыбался, чем-то напоминая Карлсона, только лысого и старше прототипа лет на двадцать.
– Здорово, парень! – тут же протянул он руку Марселю.
– Здравствуйте, – Марсель мужественно попытался выдавить из себя приветственную улыбку.
Лида рефлекторно подошла ближе к парнишке. В этом возрасте дети сами себе кажутся взрослыми, на деле же зачастую являются растерянной малышнёй, не понимающей, что это не мир стремительно изменяется, становясь грозным соперником, а они начинают взрослеть, неминуемо меняясь.
– Вы найдёте отца? – тут же выдал Марсель.
– Тебя находили, и отца найдём, – деловито кивнул «Карлсон» и вопросительно уставился на Лиду.
– Это Лидия – типа подруга отца, – морщась, представил Марсель Лиду.
– Приятно, – «Карлсон» ухватился за протянутую женскую ладонь, несколько раз встряхнул, будто взвесил. Пробежал ощупывающим взглядом с головы до ног и обратно, остановился на лице, следом целенаправленно уставился в глаза. Несмотря на скользящий по фигуре взгляд, в этом не было и намёка на сексуальность, больше походило на обыск. – Милославский, – представился он.
Вот так, без имени, отчества – просто Милославский.
– Лидия… Константиновна, – не без труда выдавила из себя Лида.
Всё это время начальник службы безопасности ходил по вестибюлю, рассматривая стены, словно видел их впервые. Впивался взглядом в диванные подушки, прищурившись, разглядывал висящие картины. Скользил глазами по вытянувшимся по стойке «смирно» горничным, особенно тщательно рассматривал всхлипывающую Дину.
– Мы пройдём в кабинет отца? – якобы спросил начальник охраны у Марселя и, не дожидаясь согласия, отправился вглубь дома. Милославский покатился за ним, ощупав взглядом Лиду и всех присутствующих, пожалуй, кроме Борща.
Лида в бессилии шлёпнулась на диван, рядом примостился Марсель, Борщ, радостно взвизгнув, устроился между ними. Гонимая отчаянной надеждой, Лида набрала номер Ивана, потеряв на секунды умение дышать. Конечно, ей ответил механический голос, ударив со всего маху в солнечное сплетение. Кажется, только в этот миг до конца осознала, что, возможно, произошло.
Рефлекторно она положила руку на живот. Судьба словно изогнула губы в злой, кривой усмешке, показывая Лиде, что на самом деле она имеет столько же прав на счастье, сколько отживший своё трухлявый пень на высохшей опушке заброшенного леса. Ей дали то, что она хотела сильнее всего на свете – ребёнка, и тут же забрали его отца.
Думала ли Лида в этот момент о финансовой стороне вопроса? Вряд ли. Перед глазами пронеслись все встречи с Ваней, показавшиеся настолько короткими, жалкими, что отчаянно захотелось вернуть хотя бы один миг, растянуть мгновения насколько возможно, насладиться теми крохами, что выпали.
Буквально всё – от первой встречи, первого поцелуя с томно-горьким ароматом отцветающих астр, до самой последней ночи, когда Ваня любил её так долго, так нежно, настолько трепетно, что она разревелась, а он успокаивал, тихо посмеиваясь в светлую макушку: «Гормоны…»
Она полюбила Фролова Ивана Ефремовича, а когда это случилось, сама не поняла. Полюбила искренне, будто вся нежность, глубина нерастраченных женских чувств, хранившихся в ней всю жизнь, обрушились в одночасье, выплёскиваясь в искреннюю, невообразимо сильную любовь.
Деньги? Неисчислимые миллиарды, казавшиеся до сих пор Лидии чем-то мифическим? Та самая, придавливающая аура, харизма, не дающая вздохнуть полной грудью, одновременно вызывающая желание вдыхать, наслаждаться ароматом парфюма, чего-то интимного, доступного лишь близким, искупаться в этом запахе, как кошка в солнечных лучах? Ерунда! Лида полюбила человека. Словно отстранённого от внешнего мира, внимательного, ненавязчивого. Полюбила всё, чем являлся Иван. Полюбила и… Потеряла?..
Впервые в жизни ей захотелось бить посуду, крушить мебель, орать, что есть мочи, визжать до сорванных связок. Выйти на улицу, отправиться пешком в тот самый таёжный лес, где пропал вертолёт Ивана. Дойти и найти. Живого! Обязательно живого! Во что бы то ни стало живого!
Вместо таёжного, промозглого леса пришлось идти в «домашний» кабинет Ивана. По излишне настоятельной просьбе Милославского, выкатившегося из недр дома.
– Лидия Константиновна, – якобы приветливо улыбнулся Милославский, примерно так улыбаются дворовым псам, чтобы подманить, схватить за шкирку, выбросить вон, а то и отдать на живодёрню. – Это не займёт много времени, – жестом он пригласил идти за собой. Лида пошла, терзаясь неясным предчувствием. Беды ли, тревоги.
Лида впервые зашла в кабинет Ивана... Вани. Сначала они с Милославским оказались в просторной приёмной с парой кожаных диванов вдоль светлых стен. Такой же сдержанный, лаконичный дизайн, как и во всём доме. Несколько симметрично расположенных картин украшали помещение, неприметный рабочий стол расположился в торце между окнами.
На диванах, словно в очереди к терапевту, сидели горничные, несколько мужчин, в которых Лида опознала рабочих зимнего сада, пара охранников. Ещё несколько стояли у входной двери, как стражи. Она невольно поморщилась. Что здесь происходит?
Из неприметной двери, ведущей в кабинет хозяина дома, вышла всхлипывающая Дина, пугая окружающих красным носом и пятнами на лице и шее. То ли она не переставала реветь всё время с момента сообщения о катастрофе, то ли её расстроило то, что происходило внутри кабинета. Если бы Лида не была настолько подавлена, она бы, пожалуй, приревновала... Сейчас не имело значения, какие были или даже есть отношения между Диной и Иваном, если его, возможно, нет в живых.
Господи, Лида с радостью подержала бы венец над головой Дины на свадьбе с Иваном, если бы взамен тот, кто выше, вернул жизнь Ване. Память, совершенно безжалостно, отправила в день, когда Лида неслась вдоль улочки дачного посёлка, отчаянно молясь, чтобы весть о гибели бабушки оказалась ошибочной. Мало ли, что кричат мальчишки на улице. Они всё время что-то вопят – то трёхметровая змея почудится, то чудовище в их речушке, которую вброд перейти можно, обнаружится, а то соседскому пацанёнку гланды врач одним рывком выдрал. На живую! Герой, естественно, даже не пискнул. Те несколько минут, пропитанные отчаянной надеждой, Лида не забудет никогда в жизни, как и мгновение, когда поняла – надежды нет. Нет её, надежды... А смерть – вот она.
