— Отвернись и отойди от меня, — прошипела она, попав второй ногой в джинсы.
— Ой, прости, — наконец дошло до Андрея, он повернулся к ней спиной и пошел к костру. Натягивая брюки на бедра, Таня подняла голову и встретилась взглядом с Максимом, бесшумно вылезшим из палатки. С перекошенным от злобы лицом, он подбежал к ней, и схватил за плечи. Она так и не успела застегнуть джинсы.
— Ах ты, сука, — заорал Максим, тряся ее за плечи, кофта на груди распахнулась. Это его больше взбесило. — Я вижу, тебе понравилось раскидывать ноги, ты теперь делаешь это со всяким, кто подвернется под руку.
Таня была страшно напугана, и не знала, как оправдаться перед Максимом, он был в такой ярости, что вряд ли будет ее выслушивать. И она попросила:
— Отпусти меня, дай хоть штаны застегнуть.
— Нет, сначала, я тебя, шлюха, проучу, — он замахнулся, чтобы ударить ее по щеке.
— Дрянь, сука, — повторил он, так пока и не ударив.
Рядом с ними уже стоял Андрей.
— Не трогай девушку, — сказал он.
— Тогда сначала получит любовничек, — прохрипел Максим и ударил Андрея по лицу, а потом в живот, когда тот схватился за него руками, толкнул его так, что Андрей упал. Из палатки раздался женский крик. За ними все наблюдали, разбуженные криками Максима. К Андрею бежал Костя, его двоюродный брат. Таня тоже рванулась было к лежащему Андрею, но Максим опять схватил ее за плечи:
— Что, дружка пожалела?
В это время открылась задняя дверца «Волги» и из салона вылез Саша Золотухин. Таня и Максим опешили и растерянно уставились на него. События так стремительно разворачивались, что она ничего не успевала соображать, и тогда она стала приводить одежду в порядок: застегнула кофточку, джинсы.
— А ты что там делал? — после долгого молчания, наконец, спросил Максим.
— Сначала спал, потом проснулся. Выжидал момент, когда эффектнее появиться на сцене.
— А они что делали? — Максим кивнул в сторону Андрея, который уже поднялся.
— Ты что подумал, они это — прямо в машине? — Саша сложил указательные пальцы рук и потер их. — Нет, этого не было. Хотя, надо признаться, то, что я видел — приятное зрелище. Красивая фигура, — сообщил он Тане, завязывающей шнурки на кроссовках.
— Ты все время был в машине? — наконец поняла Татьяна.
От стыда ее обожгло — в машине она сняла с себя все. Она вспылила.
— Так ты подглядывал за мной, — накинулась она на Сашку. — Затаился и подглядывал.
Почти все вышли из палаток и подошли ближе. Саша попытался оправдаться:
— А что я должен был делать?
Но она уже не слышала его — она бежала, куда глаза глядят, прочь от этих любопытных взглядов. Далеко в лесу она постепенно перешла на шаг. Она посмела надеяться, что может хоть на время забыть о Максиме, о своей зависимости. Какая же она дура! Даже когда он тискает других девчонок, она должна помнить, что стала его вещью, его принадлежностью. Всего на несколько часов она освободилась от этого гнета, и сразу же поплатилась за это, да еще человека подставила.
Упругая липкая паутина порвалась под ее напором и обмякла на ее лице. Она отпрянула назад, снимая с лица невидимые нити. Таня стала внимательнее смотреть перед собой: почти везде между деревьями висело по толстому пауку с мрачным рисунком на спине. И все же еще несколько раз ощутила неприятные липкие прикосновения незамеченной паутины у себя на лице. Тогда подняла с земли сухую ветку и, проходя между деревьями, широко махала ей перед собой, чтобы сбить паутину. Со стороны это выглядело, наверно, очень смешно, как будто она фехтовала, пытаясь разрубить невидимого врага. Но она была одна в лесу. Через некоторое время устала, и села на сухое поваленное дерево. Вокруг стояли величественные сосны, между ними маячили белые стволы берез. Она должна выйти на дорогу, а там сядет на попутку. Но в какую сторону идти? Жаль, что не пошла вдоль берега, так бы она сразу увидела съезд с дороги, но, ничего страшного, она не заблудится, здесь слишком много отдыхающих. Все в порядке, успокаивала она себя. Таня услышала сзади чьи-то шаги. А вдруг тут водятся медведи? Она оглянулась. В ее сторону шел человек, но чужой это или свой не понятно. Когда он подошел поближе, она узнала Максима.
— Хорошо, что у тебя яркая кофта, а то я бы мог тебя потерять из виду, — сказал он, остановившись рядом. Оранжевый цвет кофты на ней был такой насыщенности, будто она сама излучала свет.
— Ну что, пойдем назад? — предложил Максим.
Таня промолчала.
Максим присел с ней рядом:
— Таня, можно тебя спросить?
Таня повернулась к нему, подозревая какой-то подвох. Взор у него был ясен и чист, как у ребенка:
— А что ты делала палкой?
— Паутину сбивала.
— А я думал, что ты айкидо занимаешься, даже подойти боялся, вдруг ты какой приемчик используешь против меня, — притворно обрадовался он и добавил, — ну что, пошли?
— Я не пойду, — выдавила из себя Таня.
— Ладно, перестань кукситься. Я хочу есть, пошли завтракать.
— Ну, так иди.
— А ты так и будешь здесь сидеть? — поинтересовался Максим.
— Нет, выйду на дорогу и буду голосовать.
— Отличная мысль. И в какой стороне, по-твоему, дорога?
Таня махнула рукой туда, куда собиралась идти дальше.
— Прекрасно. Ну, а где мы остановились?
Она показала туда, откуда пришел Максим.
— Просто великолепно! — на секунду ей показалось, что он не шутит. — Ты ориентируешься в лесу, как ишак — в алгебре. Если бы ты пошла туда, то может быть и вышла к реке, правда, в другом месте, но дорогу в том направлении не нашла бы никогда.
Таня растерялась. Неужели она так петляла по лесу, в то время как думала, что идет прямо. Действительно, она так была поглощена своими мыслями, что первое время не помнила, как шла.
— Ну, пойдем, — хлопнул он ее по колену, — а то эти гаврики все сожрут, ничего не оставят.
— Я же сказала, что не пойду.
Максим поднялся и встал напротив нее.
— Ты, конечно, девушка упрямая, мне прекрасно это известно. Но я, как ты сама поняла, привык добиваться своего. Тебе, все равно, придется вернуться.
Максим наклонился, поднял ее и перекинул себе через плечо. Голова свесилась вниз у него за спиной, его плечо уперлось в живот. Уже второй раз ее переносили как мешок с мукой. Она приподняла туловище и стала колотить его по спине, но Максим только засмеялся, и легко, как пушинку понес ее к лагерю.
— Ну что, успокоилась? — спросил он через некоторое время и поставил на землю, для того чтобы взять на руки перед собой.
