Машина издаёт грозный рык, радуя глазеющих на нас мальчишек, и меня вжимает в жёсткое кожаное сиденье. Я помню запах этой машины. Здесь как и в тот раз пахнет кожей и… Робом. Его необъяснимым запахом мирры и пряностей.
— Куда поедем? — поворачиваюсь я к нему.
— Ко мне. Хочу показать тебе свой дом.
Он роняет на меня внимательный взгляд и торопливо добавляет:
— Сможешь уйти сразу, как захочешь.
Может и не захочу, думаю я, но вслух этого не произношу.
— Поняла. Ну, и где ты живёшь?
— Сейчас увидишь. Ты не против Якиманки?
Я не против. И ещё, я не волнуюсь, вернее совсем не трушу, а даже наоборот. Сердце радостно отстукивает немного ускоренный ритм, предвкушая прекрасный вечер.
26. Чертог великанов
Я чувствую неясное тянущее томление под ложечкой. Мы вдвоём, и это немного волнующий момент, потому что мы едем к нему домой и оба знаем, что будем там делать. Я млею и ликую, тревожусь и жду, без конца повторяя себе, что всё это как-то слишком внезапно и непонятно.
Мы подъезжаем к зданию, похожему на мануфактуру девятнадцатого века и машина ныряет в подземный гараж.
— Ой, а почему гараж такой маленький? — удивляюсь я.
Здесь места всего на четыре машины и одно из них уже занято огромным джипом Роба. Рядом с ним стоит мотоцикл. Я осматриваюсь. Ощущение, будто я в туннеле метрополитена. Под потолком проходят толстые кабели, стены из неоштукатуренного бетона.
Мы выходим из “Ламборгини”.
— Не такой уж и маленький, смотри, можно поставить ещё две машины, а вот здесь, глянь, подойди, — он прикладывает палец к замку и перед нами открывается толстая металлическая дверь, как в банковском хранилище.
Роб приглашает меня пройти вперёд, и я на пару мгновений задерживаюсь на пороге. Мелькает дикая мысль, а что, если он запрёт меня в подвале и сделает своей вещью, рабыней или чем-нибудь в этом роде. Роб смотрит на меня и, боюсь, догадывается, что происходит в моей голове.
— Разреши, я пойду первым, — говорит он и вступает за порог.
Сразу загорается неяркий свет. Я, ругая себя за бредовые мысли, захожу вслед за Робом и вижу ровные ряды стеллажей. На них лежат бутылки. Это вино.
— Мой винный погреб. Как тебе?
— Впечатляет.
Действительно впечатляет — и количество бутылок, и то, как красиво здесь всё устроено, но глядя на бутылки, на их чуть припорошённые пылью горлышки, я думаю совсем не об этом.
— Сейчас возьму пару бутылочек, чтобы потом не бегать. Ты же не против шампанского?
Я улыбаюсь и качаю головой. Нет, я совсем не против. Роб берёт шесть разных бутылок и ставит в картонную коробку. Планы у него, похоже, большие.
— Лучшие жемчужины моей коллекции. Ладно, идём.
— Погоди, я не пойму, это что твой собственный паркинг?
— Да, так и есть. Там за стеной общий гараж для всего дома, а к моей квартире прилагался вот такой индивидуальный. Но меня привлекло не столько возможность парковаться отдельно от всех, сколько сделать полноценный винный погреб. Ты же видишь, какой он большой, и здесь идеальные условия по температуре и влажности. Выходи. А это мой собственный лифт.
— Как это?
Он опять прикладывает большой палец к окошку сканера и двери открываются. Мы входим в небольшую кабину.
— Видишь, — указывает Роб на сенсорную панель, — всего три пункта. Гараж, лобби и квартира. Нам на самый верх.
Стоя близко к Робу в замкнутом пространстве, я волнуюсь и опускаю лицо в букет. Пьянящий аромат тюльпанов и их тонкие бархатистые лепестки разжигают воображение.
— Какие же они красивые, — шепчу я, разглядывая алые, очень яркие бутоны. Они невероятно крупные и очень нежные, сексуальные.
Яр всегда дарил стандартный букет роз. Ничего не имею против, но тюльпаны вызывают у меня гораздо больше эмоций.
Лифт поднимает нас к пункту назначения, и мы оказываемся прямо в квартире. Двери открываются, и я вижу огромное помещение с пятиметровыми потолками и большими промышленными окнами.
— Здесь до революции ткацкая фабрика была, — поясняет Роб, — а теперь люди живут. Добро пожаловать. Проходи. Тут у меня общее пространство для кухни, гостиной и библиотеки, а там за стеной две спальни — одна мой, вторая для гостей.
Интерьер лофта красивый и продуманный, но очень мужской и немного холодный. Везде идеальный порядок. Серые бетонные потолки и стены контрастируют с тёплыми дубовыми досками пола. Кухонная зона занимает значительную часть территории. Здесь большой кухонный остров, нависающая вытяжка, огромный двустворчатый холодильник.
Моё внимание привлекает стеклянный бокс, представляющий собой небольшую прозрачную комнату, заставленную деревянными ящиками с вином.
— Сколько у тебя вина! — Удивляюсь я.
— Коллекционирование портит характер и заставляет делать разные глупости, — чуть улыбаясь, замечает Роб. По проекту здесь была прозрачная душевая, но я переделал в холодильник для вина.
Он берёт в руки небольшой пульт и пространство наполняется музыкой. Она звучит не громко, но очень сочно и объёмно, проникая в сердце. Волнение усиливается, но я не поддаюсь и старательно осматриваю жилище Роба. Меня здесь всё удивляет. Я иду по комнате, не знаю, как назвать это большое помещение. Чуть в стороне от кухни расположен большой обеденный стол, за который легко можно усадить человек двадцать.
Я с интересом рассматриваю необычный журнальный стол из цельного куска посеребрённого стекла с большими вмятинами, в которых разложены разные мелочи. С двух сторон от столика, друг напротив друга, стоят длинные и очень красивые диваны.
— Да у тебя здесь можно вечеринки проводить.
— Если захочешь, проведём, — соглашается Роб.
Упоминание о вечеринках, отзывается болезненным уколом. Мысли об Ярославе пытаются завладеть головой, но я старательно их выталкиваю.
Я долго кручусь перед большим, чуть не во всю стену, потемневшим зеркалом в массивной бронзовой раме. Не удивлюсь, если раньше оно висело в каком-нибудь венецианском палаццо.
Потом рассматриваю коллекцию кулинарных книг, размещённую в трёх высоких шкафах, к которым приставлена стремянка.
— Ну, как тебе моя нора? — спрашивает Роб, наслаждаясь эффектом, произведённым на меня.
— Нора? Это не нора. Это настоящий сказочный чертог великанов.
— Почему великанов?
— Ну а как, если за книгой нормальному человеку приходится подниматься по приставной лестнице?
Он улыбается.
— Ты голодная? Я хочу приготовить тебе что-нибудь особенное.
— Да, я голодная. Не просто голодная, а изголодавшаяся. А спальню покажешь?
Мы заходим в небольшую комнату с затемнёнными окнами. Здесь царит полумрак и явственно пахнет Робом. Посередине стоит огромная кровать, застланная чёрным бельём. Я взволновано делаю несколько глубоких вдохов.
— Здесь твой запах.
— Что?
— Мирра и сырая кожа. И желание.
Он подходит ко мне очень близко и пристально смотрит в глаза.
— Да, желание меня переполняет, — произносит он, понизив голос и у меня по спине бегут мурашки.
Его воздействие на меня не поддаётся объяснению. Оно иррационально. В теле разгорается огонь — сначала маленький уголёк, потом робкий огонёк и, наконец, всепожирающее пламя. Я чувствую огонь Роба и его языки перекидываются на меня.
Я вдруг ощущаю страшную жажду и лютый нечеловеческий голод, который невозможно утолить. Это не я, это что-то чужое, первобытное и неиспытанное раньше. Я себя не узнаю и ничего не могу поделать. Живот подводит от страсти, он переполняется тянущей и пульсирующей тяжестью.
Моё тело мне больше не принадлежит, и я его больше не контролирую. Трясущимися руками нащупываю пуговицы на блузке, злюсь, что не могу их расстегнуть и тяну, рву тонкую ткань, пытаясь сорвать все преграды, отделяющие меня от Роба.
Он смотрит на меня, и янтарь, сахар и тёмное золото в его глазах вскипают, бурлят и превращаются в живой огонь. Мы распаляемся, чувствуя возбуждение друг друга и так искрим, что не удивлюсь, если от нашего накала отключится электричество во всей Москве.
