Сломанная кукла - Амо Джонс

Он кивает.

– Номер?

– Нет, я на золотом этаже. Я не знаю, что именно написано на моей двери, но я повешу это… – Я вытаскиваю из кармана листок бумаги. – …на мою дверь. Хорошо? Ты меня понял?

Кажется, он обдумывает мои слова, а потом кивает.

– Да, я понимаю.

Господи. Боже. Мой. Конечно, сейчас моя единственная возможность что-то узнать – это говорить только на гребаной латыни.

Опять этот чертов язык.

Кивнув, я отправляюсь обратно в свою комнату, осознавая, что пострелять на этих выходных мне вряд ли удастся.

Ходя взад и вперед по комнате, я жду прихода Деймона. Прошло сорок минут с назначенного времени, и я начинаю терять терпение. Бесконечные телефонные звонки уже превратились в фоновую музыку, пока я наконец не сдалась.

– Ох, черт возьми!

Подойдя к тумбочке, я беру телефон и подношу к уху.

– Что?

– Какого хрена, Мэдисон! Где, черт возьми, тебя носит? – рычит Бишоп в трубку.

– Я уехала. Вернусь завтра вечером.

– Ты не ответила на мой вопрос!

– К счастью, я не обязана отвечать ни на один из твоих сраных вопросов!

Раздается стук в дверь, настолько слабый, что, если бы Бишоп не прекратил рычать мне в ухо двумя секундами раньше, я бы его пропустила. Я иду к двери и открываю ее, встречаясь глазами со стоящим на пороге Деймоном.

– Мне пора, – говорю я в трубку.

– Извини, что опоздал, – бормочет Деймон, проходя в комнату.

– Кто это, черт возьми? – Бишоп орет мне в ухо.

– Это… Я не могу объяснить прямо сейчас, так что просто подожди, пока я вернусь домой.

– Клянусь, черт возьми…

Я бросаю трубку и выключаю телефон, сытая по горло криками Бишопа. Обернувшись, улыбаюсь Деймону.

– Извини за это.

Он сидит на стуле напротив моей кровати, выпрямив спину, его руки упираются в бедра. Выражение его лица остается прежним, а его глаза не отрываясь следят за тем, как я медленно иду и сажусь на край своей кровати.

– Итак, – начинаю я, не зная, с чего стоит начать. – Как мы собираемся общаться, если ты говоришь на латыни?

Я задаю себе этот вопрос чаще, чем ему.

– Здесь ты в опасности. Ты должна уехать.

Что ж, неплохое начало.

– Я поняла, – шепчу я, глядя ему в глаза. – Но почему? И почему ты мне помогаешь?

Он качает головой, его глаза стекленеют.

– Знание – не сила. В этом мире знание может быть оружием или причиной.

Он встает со стула и идет ко мне, останавливаясь прямо у изножья кровати. Возможно, слишком близко, но почему-то я не чувствую дискомфорта. Он берет меня за руку, и я замираю, не до конца привыкнув к его присутствию, но, опять же, не ощущая никакого дискомфорта.

Прижав руку к его груди, я смотрю на него, мое сердце бешено колотится.

– Что это? – спрашиваю я, качая головой.

– Ты тоже это чувствуешь? – отвечает он так тихо, что у меня перехватывает дыхание.

Слишком долгое общение с бесчувственными придурками заставляет меня особенно ценить мужчину, у которого нет проблем с проявлением своих чувств. Если это именно то, что он сейчас делает.

– Да, – отвечаю я, не пытаясь и не желая лгать или отрицать его слова.

Я изо всех сил вытягиваю шею, чтобы видеть его как можно более ясно.

– Кто ты?

– Я плохой человек.

Я смеюсь. Не хочу, но смеюсь.

– Я знаю плохих людей, Дэймон. Ты не из их числа.

– Только ты видишь свет там, где другие видят тьму, Мэдисон.

Покачав головой, я убираю руку.

– Может быть. Но я тоже вижу тьму, Деймон. И я не вижу ее в тебе.

– Потому что она спрятана в моей душе, – отвечает он, отступая на шаг.

– Кто ты? – снова шепчу я, вглядываясь в его прекрасные черты.

Его ангельская манера держаться и то, как он смотрит мне в глаза, говорят мне о том, что он заблуждается. Он не плохой человек. Этот мальчик, стоящий передо мной, не может быть плохим.

Он снова садится, закрыв лицо руками и качая головой.

– Ты… – начинает он. – Серебряный лебедь.

Я сглатываю, моя кровь леденеет.

– Да.

Он поворачивает ко мне голову и слегка прищуривается. Вероятно, это было самое яркое проявление эмоций, которое он себе позволил.

– Ты знаешь? О себе? – снова спрашивает он, его английский немного сбивчивый, но достаточный ясный для того, чтобы я поняла сказанное.

Я киваю.

– Да. Я знаю об этом уже некоторое время.

Его лицо меняется.

– Ты должна уехать, Мэдисон.

– Нет. – Я качаю головой. – Я упрямая. Я должна узнать, что все это значит. Я приехала сюда чтобы получить ответы, чтобы снова узнать, кто я, но мне кажется, что все становится только сложнее.

Наши глаза снова встречаются. Вероятно, он понятия не имеет, что я только что сказала, но я вижу, что ему не все равно, и ценю это.

Он встает со стула и идет к двери, открывает ее, и я думаю, что он собирается выйти, но он только выглядывает в коридор, а затем оглядывается на меня.

– Видишь?

Он указывает на написанное на двери имя.

Я смотрю на него и киваю.

– Да. Я не знаю, что это значит.

Он проводит указательным пальцем по рельефным буквам, по каждому штриху и изгибу, выгравированному на двери. Он произносит одно слово. Одно слово, которое высасывает из моих мыслей все хорошее и заполняет меня мрачными воспоминаниями.

– Венари.