Только манипуляции больше не действуют. Запугивание не работает. Давление не прошибает. Особенно когда все мысли крутятся вокруг недавно обретенного сына, работающей под моим началом Киры и думок о том, как ее вернуть.
Поэтому я размеренно стучу карандашом по столешнице и вываливаю на собеседника то, что разложил для себя по полочкам уже давно.
– Квартира, пусть и купленная по большей части на мои деньги, отойдет Дарье. Альфа Ромео, как подарок, тоже останется ей. Больше в совместной собственности у нас ничего нет. Я не претендую ни на что, кроме развода.
– Какой благородный.
– Что касается Киры, увольнять ее никто не будет. При всем уважении, на этой фирме вы никто и звать вас никак. Дома у себя командуйте, на совместном с отцом предприятии. Здесь не надо.
Ухмыляюсь едко. Засовываю голову в пасть ко льву и получаю вполне закономерное.
– Молчать!
Наполненный гневом окрик волной прокатывается по кабинету и ударяется в барабанные перепонки.
И я замолкаю. Правда, ненадолго. На пару минут. Ровно столько мне требуется, чтобы допить остывающий кофе и поправить манжету рубашки прежде, чем участливо поинтересоваться.
– Может, вам дать контакты клиники? Сердечко обследуете. Нервы подлечите. Там прекрасные специалисты…
– Да пошел ты, щенок! На коленях приползешь прощение у моей дочери просить. Понял?!
Яростно выплевывает Вершинин и поднимается, пиная туфлей ножку кресла. По цвету физиономии сравнивается со свеклой. Сжимает пальцы в кулак и шарахает по столу так, что подпрыгивает его чашка.
Я же сохраняю невозмутимость и снова бесстрастно советую.
– Ну, а к врачу все-таки обратитесь. Со здоровьем шутки плохи.
Удивительно, но Николай Ильич больше ничего не говорит. Проглатывает возмущение и выскакивает из кабинета, грохая дверью так, что она норовит съехать с петель.
У меня же внутри воцаряется буддийское умиротворение. Я не верю в то, что Дашин отец способен на что-то большее, чем облить меня грязью и сорвать пару сделок. Это не страшно. Страшно продолжать дальше плыть по течению и не пытаться перекроить жизнь, которая давно перестала меня устраивать.
За исключением поистине феерического визита тестя, остаток дня проносится без эксцессов. Не косячат айтишники, по струнке ходят продажники, и даже от природы любопытная Жанна сидит у себя за столом, как мышка, и не отсвечивает.
В общем, к вечеру я окончательно расслабляюсь и, убедившись в том, что у мамы с Маришкой все в полном порядке, мчу на арену. От предвкушения покалывает подушечки пальцев, огонь азарта хлещет мощной рекой, а очертания ледового дворца вызывают острую ностальгию.
Не терпится натянуть экип и окунуться в полузабытую эйфорию.
– Какие люди, и без охраны!
– Лебедев, ты? Да ладно!
– Сколько лет, сколько зим!
– Точно волки в лесу сдохли. Столько раз тебя звали, ты игнорил, а тут явился.
– Привет, пацаны.
Ухмыляюсь, вваливаясь в до боли знакомую раздевалку. Окидываю внимательным взглядом возмужавших парней и счастливо скалюсь. Здесь есть те, с кем мы катали за универ и щемили «Барсов». Терентьев Сашка – теперь серьезный бизнесмен и отец двух очаровательных близняшек. Саутин Леха – фрилансер и такой же неисправимый разгильдяй, каким он был семь лет назад. Багиров Богдан – загадочный чувак, о котором известно только то, что он какое-то время отсутствовал в городе и здорово поднялся на крипте.
Есть и новые лица. Широкоплечий бугай с татуировкой-розой на шее и добродушной детской улыбкой. Худой, как жердь, парень, похожий на ворона. Рыжий модник с зачесанными набок волнистыми волосами и ажурной каффой на все ухо.
Компания разношерстная, но одинаково торчащая по хоккею, да.
– Чем дольше пауза, тем выше мастерство.
Выдаю беспечно и умалчиваю о том, что иногда тренировался. Правда, не в России. В Германии, Швеции, Финляндии. Куда мы гоняли с Дарьей и оставляли крупные суммы в очередной клинике, обещавшей выздоровление.
– Ну, ну. Шнуруй коньки, покажешь, как играть надо.
Изогнув бровь, Саня шлепает меня по плечу, и после обязательной разминки мы все перемещаемся на площадку. Делаем несколько пробных кругов и притормаживаем, потому что у борта появляется не кто иной, как Дашкин двоюродный брат.
– Договаривались же без профиков. Чисто любителями, – возмущается кто-то из парней, а я не упускаю возможность задеть Семена.
Неприязнь между нами с годами никуда не делась.
– А он любитель и есть. Сменки реже – деньги те же.
– Что ты сказал?
– Что за слив матчей иногда платят больше, чем за выигрыш.
– Пошел ты, Лебедев!
– И тебе не хворать.
Поправляю шлем и искоса наблюдаю за тем, как краснеет Вершинин. Походу психи у них – это семейное.
– Мы играть-то сегодня будем, или пришли языками почесать?
Скучающий, Багиров возвращает нас на землю, и мы разъезжаемся по своим позициям. А дальше кто-то невидимый отщелкивает маховик, и не остается ничего, кроме хоккейной коробки и адреналина.
«Бабочки» летают по воздуху. Банки закатываются в ворота. Снежные искры взмывают из-под коньков.
Счет на табло равный. Стремление одержать вверх зашкаливает. Так что я обвожу Саутина, миную еще двоих защитников и не успеваю завершить атаку, получая мощный толчок в спину.
– Сука.
Сема действует подло, как и всегда. А у меня стремительно падает планка. Багровая пелена застилает глаза. Тело действует на инстинктах – все помнит.
Как обмануть противника, как заблокировать его корпусом и как впечатать его со всей дури в борт.
Размазываю Семена по ограждению через несколько розыгрышей. На дикой скорости несусь вперед и делаю филигранную передачу – Багиров заталкивает решающую шайбу в ворота.
– Ура-а-а!
– Го-о-ол!
– Е-е-е-е-е!
Выигравшая команда спустя пару секунд слипается в прыгающий радостный ком, я же неторопливо подкатываюсь к сидящему у борта Семену и стягиваю шлем.
Легко читаю чужое раздражение. Выплевываю капу. Наклоняю голову набок. Получаю очередной тупой вопрос за сегодня.
– Вы с сестрой опять поругались?
– Разводимся. Ага.
– Лебедев, каким ты был мудаком, таким и остался.
– А ты как не умел играть, так и не научился.
Сообщаю без тени злости и разворачиваюсь, чтобы вернуться к парням. А в спину врезается набившее оскомину обещание превратить мое существование в ад. Кажется, сегодня я его уже слышал.
Глава 20
Кира
– Мне, пожалуйста, ореховый капучино.
Перехватываю кофе по пути на работу и с мягкой улыбкой вплываю в просторное фойе. Вроде отсутствовала всего пару дней, а успела соскучиться по привычной рутине. По приветливому охраннику у турникета, по разносящему корреспонденцию курьеру, по смеющимся сотрудникам ивент-агентства, которым чужд дресс-код.
Стены кажутся светлее, воздух чище, растения в кадках у лифта зеленее. Но эта спокойная радость длится не долго. Стирается, стоит мне только подняться на этаж.
Девчонки из бухгалтерии сгрудились в стайку и шепчутся так громко, что не составляет труда разобрать, о чем они говорят.
– Слышали, Лебедев разводится?
– Ка-а-ак?
– Вот так. Тесть его вчера приходил. Орал так, что мы Жанку потом валерьянкой откачивали. Графин с водой уронил, стакан разбил.
– Ничего себе.
– Как думаете, теперь у меня есть шанс закадрить босса?
– Да нет у тебя шанса, Ириш. Он уже выбрал новую пассию.
На этих словах несколько острых взглядов впиваются в меня иглами. Отчего в горле образуется вязкий ком, и липкий пот струится по позвоночнику.
Но я только выше вздергиваю подбородок и выдавливаю из себя фальшиво бодрое.
– Привет.
Торопливо миную сплетниц и не могу отделаться от ощущения, что на спину повесили громкий ярлык «разлучница». На негнущихся ногах захожу в кабинет и тихо притворяю за собой дверь.
За долгое время я так и не научилась игнорировать чужое мнение. Оно всегда сильно меня ранило, вот и сейчас чужие домыслы неприятно корябают по натянутым нервам и оставляют неприятную горечь в горле.
