или с нотками раздражения. Просто вопрос. Но я все равно не могла так подвести никого из своих учеников, тем более из тех, кто находится под моим пусть и временным, но руководством.
– Я не хочу сплетен в школе, косых взглядов в свою сторону. А увидеть ненависть в глазах ребенка – это… Наверное, хуже ничего нет. А он будет ненавидеть и тебя, и меня. Ревность, чувство собственности, ощущение предательства. Он подросток, ему будет сложно, тем более в таком контексте. Мне пока хватает, что Сергей в школу как на работу стал ходить.
Последнее я зря сказала. Да уж… Все как-то слишком сложно стало. Григорий Александрович деликатно не прокомментировал мою реплику насчет Сергея, а только ответил:
– Лола, я рад, что у моего сына такой прекрасный и самоотверженный педагог, но тебе не кажется, что ты преувеличиваешь масштаб проблемы?
– Возможно. Но давай пока оставим все как есть.
Григорий Александрович отошел и снова устроился на диване. Дышать сразу стало легче, хотя я, кажется, до этого даже не дышала, а сердце стучало где-то в горле. Только почему он молчит?
Я прикрыла окно и повернулась в сторону Григория Александровича. Он сидел, глядя в стену перед собой, пока не выдал такое, что я чуть с подоконника не упала:
– А Алексеев тебя послушает, если ты скажешь ему то же самое?
Сразу я опешила, не понимая, при чем здесь Сергей, а потом вспомнила брошенные им в ресторане слова и разозлилась:
– А у вас гонка на опережение, что ли? Знаешь, я не в курсе, что было между вами в прошлом, но в ваших петушиных боях я участвовать не собираюсь.
Разговор уходил не в то русло. Вместо того чтобы поговорить о наших отношениях, если они у нас есть вообще, мы обсуждаем Сергея. Григорий Александрович снова молчал, и думаю, что это было правильное решение с его стороны. Я успела немного успокоиться и, как говорит наш учитель информатики, перезагрузиться.
– Извини, я погорячилась.
– Я тоже, – кивнул Григорий Александрович и тут же перевел тему: – Спину застудишь. Или пересядь, или окно полностью закрой.
Я слезла с подоконника и выдвинула стул. Все-таки действительно здесь мало места. Мне даже казалось, что в машине больше.
– Может, расскажешь? – прервала я молчание.
Уточнять не надо было. Григорий Александрович и так понял, что я имела в виду. Он потер лицо руками и устало сказал:
– Если коротко, то Алексеев спал с моей женой. Для него это была обычная интрижка, а у нее просто появилась какая-то болезненная зависимость от него. Любовь зла, если это можно назвать любовью.
Лаконично, но понятно. История в двух фразах, но чувствуется, что за ними много боли. Да, девушки выбирают не тех парней довольно часто. А уж каким обаятельным и привлекательным может быть Сергей, я знаю. Думаю, все было гораздо хуже, учитывая, что Григорий Александрович не хотел говорить об этом. А может, просто сама ситуация задевала самолюбие. Кто знает, кто знает…
– Мне жаль.
Я не знала, как еще прокомментировать. Вчера в автобусе Герман мне сказал, что его мать умерла, так что ворошить дела давно минувших лет не стоит. Григорий Александрович был прав: прошлое иногда надо похоронить, а обиды забыть.
Вот только сейчас мое прошлое в лице Сергея наступает на пятки и никак не хочет отпускать. Вот уж кто точно больше похож на героя нашего времени – приносит несчастья не только себе, но и женщинам, которые имели глупость в него влюбиться.
– Лола, – позвал меня Григорий Александрович, – а какова ваша история?
Григорий
Я думал, что сказать будет сложнее. Но нет… По сути, сказал правду, но кратко и безэмоционально. А Лола все равно пожалела меня. Я видел это в добрых карих глазах. И хоть жалость я не переносил на дух, но от этого взгляда как-то даже тепло стало. Другие смотрели иначе, так, что хотелось удавиться или напиться.
Но когда я спросил про их историю с Алексеевым, щека Лолы дернулась, а взгляд изменился. Неужели она до сих пор?.. Нет, быть не может. Сколько лет должно было пройти? Восемь лет назад моя жена связалась с этим ловеласом, и после этого наши жизни тесно переплелись. Алексеев женился второй раз, насколько я знаю, лет пять назад. А Лола со своими принципами вряд ли бы связалась с женатым мужчиной. Тогда больше десяти лет должно было пройти…
Лола думала, пока через минуту совершенно ровным, спокойным, прямо педагогическим голосом не сказала:
– Ничего необычного. Первая любовь, первое разочарование, разбитое сердце, мой побег в этот город и зализывание ран. Вполне себе обычная история, которая есть у всех, наверное, и переписана всеми авторами любовных романов со времен изобретения пишущих принадлежностей.
– История всегда идет по спирали, люди учатся на ошибках других, но все равно совершают свои. А иногда идут ва-банк и получают все. Нет одинаковых историй, в каждой свое сочетание специй, какая-то прожарена до хрустящей корочки, какая-то с кровью и к каждой свой гарнир. А продукты, казалось бы, одни и те же.
На какую-то философию потянуло. И пока я говорил, темные брови над карими глазами поднимались все выше и выше. Наверное, мы уже забыли после моего кулинарного монолога, что говорили до этого про Алексеева.
И она рассмеялась, очень заливисто и искренне, что просто не могло не вызвать у меня улыбку. Я уже не думал, что хоть одна женщина сможет растопить меня, а у нее получается. Только почему-то между нами все равно слишком много «но».
Я продолжал сидеть в маленькой комнате и чувствовал себя уютно. И дело было даже не в месте, а в человеке рядом. С Лолой оживаешь. Звучит как фраза из романа, но ничего лучше придумать не смог.
– Ты книги писать не пробовал? Такие метафоры пользуются популярностью.
– Может, когда на пенсию выйду, попробую. В соавторы пойдешь? – посмотрел я внимательно на Лолу.
На секунду на ее лице промелькнуло удивление. Чем оно вызвано, учитывая, что мы просто шутим? Наверное, не ожидала, что я собираюсь с ней продолжать знакомство до пенсии. Ну, хотя бы к тому времени мой ребенок закончит школу.
Да только один черт знает, как повернется жизнь. Я планировал с другой женщиной провести всю жизнь, но все пошло через пень колоду. А потом уже ничего не получалось. Не было ни желания, ни доверия, пока не появилась девушка с добрыми глазами и интересными стихами. И, черт возьми, она учительница моего
