как-то странно.
– Я сделала кофе, – сказала очевидное, чтобы как-то разрушить, по крайней мере, для меня неловкое молчание.
– Спасибо.
Стараясь не смотреть на Григория Александровича, я поставила чашки на стол и приоткрыла окно, потянувшись за сигаретами. Черт, неужели так нервничаю, что скоро придется блоками закупать?
И опять не помешало бы добавить градус в кофе.
Григорий Александрович как будто прочитал мои мысли. Поднялся с дивана, что я заметила краем глаза, взял одну чашку и, сделав глоток, спросил:
– Есть стихотворение в тему?
Да ладно? Если он этим вопросом хотел меня раскрепостить, то, увы, сделал еще хуже. А что дальше-то будет, когда я сейчас себя так чувствую? Господи, как будто девушка, только что потерявшая невинность. А ведь даже ничего не было.
– Нет, – покачала головой.
– А на ходу придумать?
– Я визуал, мне нужно записывать, – наконец-то повернулась к Григорию Александровичу и даже улыбнулась, как-то расслабившись, когда натолкнулась на его взгляд.
Он смотрел так же, как и вечером, как будто черти в глазах плясали. И видеть его в подобном свете было необычно. У Сергея в глазах тоже всегда было что-то бесовское, но не такое. Другое…
Нет, я не должна их сравнивать.
– Ты не торопишься домой? – спросила, снова отвернувшись.
– Тебе так не терпится меня выгнать?
– Нет, просто…
А что это «просто», я и сама не поняла. Аргументов не было. Я и не хотела, чтобы он ушел, но и не хотела, чтобы оставался. Странно как-то… Думаю, во мне боролись педагог и женщина.
– Да? – сказал Григорий Александрович, и я увидела, что он разговаривает по телефону. – А что, все уже ушли?
Интересно, а кто ему звонит с самого утра? Кажется, я ревную… Еще как-то неосознанно, но ревную. И так хочу провести рукой по легкой щетине на его щеке, подбородке. Но смелость – не мое. Я всегда боялась, что оттолкнут, не поймут, прервут этот порыв.
В каждом из нас зарождается недоверие. Достаточно одного предательства – и никому уже не можешь верить. Из раковины улитки показывают только рожки, ежики показывают только нос из-под иголок.
Вот и сейчас я просто стояла, не зная, что сказать.
– Лола, обернитесь – я здесь.
Не знаю, увидел ли Григорий Александрович мою улыбку, вызванную его цитатой из известной песни, но… Да что такое?! Он нашел ко мне подход. Он меня чувствует. Он понимает странную девушку… тьфу, женщину, которая немного не от мира сего.
– Есть стихотворение, – сказала я.
Не знаю… Мне захотелось ему открыться, хотя до этого я и так ему открывалась как никому. И Григорий Александрович понимал мои стихи, он их пропускал через себя. И мне это казалось интимнее секса.
Вот так я и совершаю ошибки. Сразу рвусь в бой, а потом иду на попятную. И когда в меня уперся серый взгляд, я немного стушевалась.
– Читай, Лола, я не кусаюсь, – сказал Григорий Александрович и, подойдя ближе, положил мне руку на плечо.
Не знаю, поймет ли он… Просто иногда начало весны навевает такое настроение. Все любят весну, а я – нет. Но эта мне уже нравится. Главное, чтобы все минусы не перевесили плюсы. А минусов пока больше. И я сама сказала Григорию Александровичу, что нам не стоит встречаться больше. Но… Я и не хочу, чтобы эта была наша последняя встреча, пусть и сама настаивала на этом.
Эта ночь все изменила, а ничего ведь не было… Мне не нужен был с ним секс – я и так чувствовала, что мы близки. Очень близки.
А может, в кофе коньяка?
Или вообще коньяк без кофе?
Все так же вертится земля,
Ей не до наших философий.
И снова пройден вечный круг:
Цвести и отцветать давно не ново.
Да только как-то недосуг
Мой круг давно уже бракован.
А может, просто сигарету?
И шоколадку грамм на двести?
Хотя ведь по весне все на диету,
И этот факт общеизвестен.
А хочется транзитом через города,
Смотреть лишь на дороги ленту,
Бежать… Не от кого-то, от себя -
Хоть пачками глотай медикаменты!
А может, просто позвонить
В ремонт, где этот круг починят?
И строго, деловито пояснить:
Детали нужной не нашла я в магазине.
Да только вот ремонт давно закрыт,
И мастер не берет уже заказы.
Табу весенним краскам – цвет графит,
Им напишу свои рассказы.
И пишешь, пишешь, а в душе зима…
Да просто вот такая грустная весна.
Каникулам свойственно заканчиваться для учеников быстрее, чем это происходит для учителей. У педагогов даже эта, казалось бы, свободная неделя оказывалась более загруженной, чем учебные.
Школа в первый день последней четверти встретила меня привычным шумом, по которому я даже соскучилась. Дежурная пятерка учеников на входе, все путаются под ногами – одним словом, оживление. Я за неделю каникул уставала больше от документов, чем за месяц уроков.
Конечно, в первый день сложно привлечь внимание учеников. К хорошему привыкаешь быстро, так что даже неделя каникул расслабила всех. Я решила не утруждать нас новой темой, потому что стала бы говорить в пустоту, а ученики – пропускать все мимо ушей.
Первый урок с одиннадцатым классом прошел спокойно, второй – тоже. Казалось бы, последняя четверть начинается хорошо. У моего класса сегодня ни языка, ни литературы не было, но перед последним уроком появилась староста в моем кабинете.
– Лолита Ивановна! – почти выкрикнула Вика.
– Да?
– А я вчера звонила Инне Павловне…
– Как она себя чувствует? – спросила я.
– Ну… – Вика скривилась, как все подростки. – Она сказала, что, скорее всего, до конца учебного года не вернется.
Мысленно я выразилась многоточиями. В стенах школы так правильнее.
Но в ответ я только улыбнулась:
– Тогда вам придется потерпеть меня. Два месяца всего-то осталось.
– Нет, Лолита Ивановна! Мы же хотим, чтобы теперь вы стали нашей классной. Готовы все подписать заявление.
– Какое заявление? – улыбнулась я в ответ. – Я рада, что мы с вами сработались, очень рада…
– А мы еще куда-нибудь сходим? – перебила меня староста класса. – У нас есть идеи на конец учебного года!
– Виктория, через несколько минут начнется урок, – как можно мягче сказала я. – Поговорите с одноклассниками, позвоните Инне Павловне, договоритесь с родителями… А когда у нас будет классный час, то мы все обсудим, договорились?
Староста кивнула и вышла из кабинета. Я не хотела портить отношения со Светловой, не хотела, чтобы она считала, будто ее класс предпочел меня. Но кажется, что мне просто надо относиться к ним, как к
