class="p1">– И что с того?
– Узнаешь.
– Даня… Ты меня бесишь!
– На самом деле не бешу, Марин, а закрываю твои эмоциональные потребности.
– Что?!
– Тебя от меня бомбит, и тебе эти ощущения по кайфу. Ты без них не можешь жить, – высекаю безапелляционно. Чтобы сразу после ее рваного вздоха, глядя прямо в горящие глаза, как будто бы лениво закончить: – Вот что.
Чарушина, конечно же, идет в отказную.
– Неправда!
Только вот все ее маркеры орут о том, что я, мать вашу, попал в сердцевину мишени.
– Правда, Марин.
Не скрываю довольной ухмылки. На ведьму это работает как взрывчатка.
– Иди ты на хрен, Дань!
– Нет, Марин, – тем же ровным тоном отзываюсь я. – На хрен у нас только ты будешь ходить. Регулярно, как поесть.
Краснеет люто, но не сдается.
– Отвали, сказала! Я замученная после первой ночи, разве непонятно?! Что ты прицепился с самого утра? Дай пройти! Я хочу позавтракать и осмотреть остров!
– Ладно… Сейчас поедим, – не без сожаления вздыхаю я. – Только услышь, пожалуйста, еще одну вещь.
– Даня… – выдавая свои подспудные страхи, пытается меня остановить.
Но я притискиваюсь лицом к ее лицу, сжимаю покрепче и севшим голосом долблю:
– Марин, ты, в свою очередь, тоже все мои потребности закрываешь. Эмоциональные, физические, духовные. У меня, блядь, просто все на тебя! Все ставки. Все мечты. Все желания. Все, Марин!
– Хм… Дань, ты бы был отличным депутатом. Шикарная программа! А страсти сколько! Горишь!
Сучка такая… У самой слезы глаза залили, а она стоит и яд свой мечет.
Похрен. У меня на него давно выработан иммунитет.
– А у тебя типа нет, Чарушина? – редко к ней по фамилии обращаюсь. Только когда их родовым проклятием козырнуть нужно. И она это, безусловно, понимает. – Ты, блядь, не горишь?!
– Нет!
– Горишь, Марин. Именно поэтому я никогда не смогу тебя оторвать!
– Не будь же дураком! Отрывай!
Не без ярости эту провокацию проглатываю.
– Ты нужна мне, Марин, – высекаю, чувствуя внутри себя колоссальную силу и небывалую уверенность. – Я добиваюсь тебя. А ты? Чего добиваешься ты? Хочешь, чтобы я в ногах у тебя валялся? Сразу скажу: такого не будет. На колени я, блядь, не упаду! Но не потому что мои чувства к тебе какие-то, мать твою, убогие! Я чувствую не меньше, чем ты, как бы ты меня не судила!
Я жду от тебя встречного шага...
© Даниил Шатохин
После разговора, который у нас, возможно, не самым лучшим образом проходит, Маринка дует губы и демонстративно игнорит любую мою попытку втянуть ее в какой-либо новый диалог. Я, конечно, все понимаю. Но, сука… Неужели непонятно, что я стараюсь? Почему ей так сложно пойти мне навстречу? Если бы это случилось… Блядь, я бы горы ради нее свернул!
Первый завтрак проходит всухомятку. Кобра полкуска Эмменталя смолачивает. Я давлюсь бутербродами. Не то чтобы я жду, чтобы Маринка мне, как Лиза Чаре, блинов навертела… Хотя если честно, то жду. Под финалочку, когда бездонный желудок, наконец, прекращает требовать пищу, даже какая-то гребаная тоска накатывает.
На выходе из хижины теряю терпение. Едва переступаем порог и оказываемся под палящими лучами тропического солнца, хватаю Маринку за руку. Останавливаю, заставляя посмотреть в глаза.
– Разговаривай со мной, – требую чересчур свирепо.
– Не рычи на меня, – цедит она так же агрессивно.
За грубостью с обеих сторон скрывается обида. Я это понимаю. И Чарушина могла бы допереть, если бы включила, мать ее, хоть на мгновение голову!
– Я не могу постоянно в одиночку прогибаться. Соррян, Марин. Сделай и ты что-то для меня.
– Что сделать?
Я, безусловно, тот еще извращенец. Но и она на ровном месте явно в ту же плоскость смотрит. Потому и голос сходу такой возмущенный становится, а щеки заливает румянцем, будто не она ночью сперму мою глотала.
Блядь, об этом я зря вспомнил.
Трусов на мне нет, а сетка внутри шортов весьма слабо стояк сдерживает. Маринка сразу же замечает. Еще ярче краснеет.
Член наперекор двум слоям ткани устремляется в ее сторону.
– Не это имею в виду, – цежу, старательно контролируя дыхание. – Точнее, не только это. Секса, конечно, хочется… Но… – выдыхая это, не могу не посмотреть ей в глаза.
С надеждой. Вдруг предложит вернуться обратно в хижину и отдаст мне сразу все.
Ноль на массу.
Выдергивая кисть из моей ладони, скрещивает руки на груди. Отгораживается.
– В общем… Я жду от тебя встречного шага, Марин. Любого.
Она, фыркая, задирает нос. Корчит одну из тех красноречивых гримас, которая любому охреневшему чуваку от ворот поворот даст. И уходит в сторону пляжа.
Секунд десять на ее практически голую задницу таращусь, пока Чарушина вдруг не оборачивается. Не успеваю перестроиться, сходу обратно на меня несется.
– Окей, Дань, – выпаливает с неясным для меня волнением. – Ладно, давай переспим. Только пусть все будет по-моему. Мой шаг – мои условия! Соглашаешься?
К концу не просто задыхается, трясется вся. Я инстинктивно прищуриваюсь. Пытаюсь понять, что ее так взорвало. Но, честно признаться, когда я осознаю суть того, что Маринка выдала, перед глазами буквально покадрово маячит все, что я с ней сегодня сделаю. Ни на чем другом я сосредоточиться попросту не способен.
И все же… Мы еще не на финише.
– Что за условия?
– Первое: мы сделаем это ночью, – задвигает кобра решительно, хоть дрожь ее никуда и не делась. – Ты весь день будешь вести себя прилично, Дань. Не станешь приставать ко мне. Идет?
Дотерпеть до вечера. Приемлемо.
Нужно просто поставить перед собой задачу. Если срок воздержания определен уже, не так тяжело ждать. Зато какое, мать вашу, предвкушение! Едва только осознаю все, им гореть начинаю.
– Идет, Марин, – вслух свое согласие выражаю достаточно сдержанно, практически сухо. Блокирую все эмоции просто потому, что кажется, если пропущу хоть что-то, разорвет на части. – Что еще?
– Второе: все произойдет на берегу. У океана. Под звездами, – заряжает Чарушина с жаром.
Совсем как в начале этого безумного лета, когда я ввязался выполнять список ее желаний. Плевать, что сейчас план мой, что в разгаре только второе испытание. Я готов принимать встречные предложения. Особенно если они будут такими! Впрочем,
